Антология - Серебряный век. Лирика
«Пусть светит месяц – ночь темна…»
Пусть светит месяц – ночь темна.Пусть жизнь приносит людям счастье, –В моей душе любви веснаНе сменит бурного ненастья.Ночь распростерлась надо мнойИ отвечает мертвым взглядомНа тусклый взор души больной,Облитой острым, сладким ядом.И тщетно, страсти затая,В холодной мгле передрассветнойСреди толпы блуждаю яС одной лишь думою заветной:Пусть светит месяц – ночь темна.Пусть жизнь приносит людям счастье, –В моей душе любви веснаНе сменит бурного ненастья.
Январь 1898. С.-Петербург.«По городу бегал черный человек…»
По городу бегал черный человек.Гасил он фонарики, карабкаясь на лестницу.
Медленный, белый подходил рассвет,Вместе с человеком взбирался на лестницу.
Там, где были тихие, мягкие тени –Желтые полоски вечерних фонарей, –
Утренние сумерки легли на ступени,Забрались в занавески, в щели дверей.
Ах, какой бледный город на заре!Черный человечек плачет на дворе.
Апрель 1903«Полюби эту вечность болот…»
Полюби эту вечность болот:Никогда не иссякнет их мощь.Этот злак, что сгорел, – не умрет.Этот куст – без истления – тощ.
Эти ржавые кочки и пниЗнают твой отдыхающий плен.Неизменно предвечны они, –Ты пред Вечностью полон измен.
Одинокая участь светла.Безначальная доля свята.Это Вечность Сама снизошлаИ навеки замкнула уста.
3 июня 1905Балаганчик
Вот открыт балаганчикДля веселых и славных детей,Смотрят девочка и мальчикНа дам, королей и чертей.И звучит эта адская музыка,Завывает унылый смычок.Страшный черт ухватил карапузика,И стекает клюквенный сок.
МальчикОн спасется от черного гневаМановением белой руки.Посмотри: огонькиПриближаются слева…Видишь факелы? видишь дымки?Это, верно, сама королева…
ДевочкаАх, нет, зачем ты дразнишь меня?Это – адская свита…Королева – та ходит средь белого дня,Вся гирляндами роз перевита,И шлейф ее носит, мечами звеня,Вздыхающих рыцарей свита.
Вдруг паяц перегнулся за рампуИ кричит: «Помогите!Истекаю я клюквенным соком!Забинтован тряпицей!На голове моей – картонный шлем!А в руке – деревянный меч!»
Заплакали девочка и мальчик,И закрылся веселый балаганчик.
Июль 1905‑е«Девушка пела в церковном хоре…»
Девушка пела в церковном хореО всех усталых в чужом краю,О всех кораблях, ушедших в море,О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,И луч сиял на белом плече,И каждый из мрака смотрел и слушал,Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,Что в тихой заводи все корабли,Что на чужбине усталые людиСветлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,И только высоко, у царских врат,Причастный тайнам, – плакал ребенокО том, что никто не придет назад.
Август 1905«Вот он – Христос – в цепях и розах…»
Евгению Иванову
Вот он – Христос – в цепях и розахЗа решеткой моей тюрьмы.Вот агнец кроткий в белых ризахПришел и смотрит в окно тюрьмы.В простом окладе синего небаЕго икона смотрит в окно.Убогий художник создал небо.Но лик и синее небо – одно.Единый, светлый, немного грустный –За ним восходит хлебный злак,На пригорке лежит огород капустный,И березки и елки бегут в овраг.И все так близко и так далеко,Что, стоя рядом, достичь нельзя,И не постигнешь синего ока,Пока не станешь сам как стезя…Пока такой же нищий не будешь,Не ляжешь, истоптан, в глухой овраг,Обо всем не забудешь, и всего не разлюбишь,И не поблекнешь, как мертвый злак.
10 октября 1905Русь
Ты и во сне необычайна.Твоей одежды не коснусь.Дремлю – и за дремотой тайна,И в тайне – ты почиешь, Русь.Русь, опоясана рекамиИ дебрями окружена,С болотами и журавлями,И с мутным взором колдуна,Где разноликие народыИз края в край, из дола в долВедут ночные хороводыПод заревом горящих сел.Где ведуны с ворожеямиЧаруют злаки на полях,И ведьмы тешатся с чертямиВ дорожных снеговых столбах.Где буйно заметает вьюгаДо крыши – утлое жилье,И девушка на злого другаПод снегом точит лезвее.Где все пути и все распутьяЖивой клюкой измождены,И вихрь, свистящий в голых прутьях,Поет преданья старины…
Так – я узнал в моей дремотеСтраны родимой нищету,И в лоскутах ее лохмотийДуши скрываю наготу.
Тропу печальную, ночнуюЯ до погоста протоптал,И там, на кладбище ночуя,Подолгу песни распевал.
И сам не понял, не измерил,Кому я песни посвятил,В какого Бога страстно верил,Какую девушку любил.Живую душу укачала,Русь, на своих просторах, ты,И вот – она не запятналаПервоначальной чистоты.Дремлю – и за дремотой тайна,И в тайне почивает Русь,Она и в снах необычайна.Ее одежды не коснусь.
24 сентября 1906Снега
Снежное вино
И вновь, сверкнув из чаши винной,Ты поселила в сердце страхСвоей улыбкою невиннойВ тяжелозмейных волосах.Я опрокинут в темных струяхИ вновь вдыхаю, не любя,Забытый сон о поцелуях,О снежных вьюгах вкруг тебя.И ты смеешься дивным смехом,Змеишься в чаше золотой,И над твоим собольим мехомГуляет ветер голубой.И как, глядясь в живые струи,Не увидать себя в венце?Твои не вспомнить поцелуиНа запрокинутом лице?
29 декабря 1906Обреченный
Тайно сердце просит гибели.Сердце легкое, скользи…Вот меня из жизни вывелиСнежным серебром стези…
Как над тою дальней прорубьюТихий пар струит вода,Так своею тихой поступьюТы свела меня сюда.
Завела, сковала взорамиИ рукою обняла,И холодными призорамиБелой смерти предала…
И в какой иной обителиМне влачиться суждено,Если сердце хочет гибели,Тайно просится на дно?
12 января 1907«Когда вы стоите на моем пути…»
Когда вы стоите на моем пути,Такая живая, такая красивая,Но такая измученная,Говорите все о печальном,Думаете о смерти,Никого не любите
И презираете свою красоту –Что же? Разве я обижу вас?О, нет! Ведь я не насильник,Не обманщик и не гордец,Хотя много знаю,Слишком много думаю с детстваИ слишком занят собой.Ведь я – сочинитель,Человек, называющий все по имени,Отнимающий аромат у живого цветка.Сколько ни говорите о печальном,Сколько ни размышляйтео концах и началах,Все же, я смею думать,Что вам только пятнадцать лет.И потому я хотел бы,Чтобы вы влюбились в простого человека,Который любит землю и небоБольше, чем рифмованныеи нерифмованныеРечи о земле и о небе.Право, я буду рад за вас,Так как – только влюбленныйИмеет право на звание человека.
6 февраля 1908В ресторане
Никогда не забуду (он был, или не был,Этот вечер): пожаром зариСожжено и раздвинуто бледное небо,И на желтой заре – фонари.Я сидел у окна в переполненном зале.Где-то пели смычки о любви.Я послал тебе черную розу в бокалеЗолотого, как небо, аи.
Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзкоВзор надменный и отдал поклон.Обратясь к кавалеру, намеренно резкоТы сказала: «И этот влюблен».
И сейчас же в ответ что-то грянули струны,Исступленно запели смычки…Но была ты со мной всем презрением юным,Чуть заметным дрожаньем руки…
Ты рванулась движеньем испуганной птицы,Ты прошла, словно сон мой легка…И вздохнули духи, задремали ресницы,Зашептались тревожно шелка.
Но из глуби зеркал ты мне взоры бросалаИ, бросая, кричала: «Лови!..»А монисто бренчало, цыганка плясалаИ визжала заре о любви.
19 апреля 1910«Как тяжело ходить среди людей…»
Там человек сгорел.
ФетКак тяжело ходить среди людейИ притворяться непогибшим,И об игре трагической страстейПовествовать еще не жившим.И, вглядываясь в свой ночной кошмар,Строй находить в нестройном вихре чувства,Чтобы по бледным заревам искусстваУзнали жизни гибельный пожар.
10 мая 1910Пляски смерти
