Чтоб человек не вымер на земле… - Сергей Владимирович Киреев
Был следователь наш один неглупый,
Что мог всегда придумать ход конём,
Возглавивший в итоге нашу группу,
Мне рассказать вам хочется о нём.
Итак, друзья, знакомьтесь: Коля Шмаков,
Великий спец, Господь его храни!
Он был большой фанат варёных раков,
Но только если к пиву шли они.
Насчёт «Храни, Господь!» скажу примерно,
Какой он был способен сделать жест,
Наш Колька-то. Он сразу мог цистерну
Зараз уговорить, в один присест.
И всё-таки, хоть пиво мы любили,
Нечасто выходил такой расклад:
Тогда в цистернах пиво не хранили,
Да и сейчас, похоже, не хранят.
Мне человек советский симпатичен,
Но, не считая разных небылиц,
Потенциал его не безграничен,
А вот у Кольки не было границ.
В безумном вихре, в жизни нашей смутной
Он неплохой был тактик и стратег,
Такой немного круглый весь, уютный,
Спокойный и неспешный человек.
Он говорил нам: «Старые подходы
Давно себя изжили на корню,
Я не люблю у моря ждать погоды,
Но лошадей обычно не гоню».
И у него спросонья на рассвете
Однажды что-то щёлкнуло в башке,
И он в своём рабочем кабинете
Аквариум поставил в уголке –
Такая здоровенная громада,
Он правильной воды в него налил,
И всё там оборудовал, как надо,
И даже рыб каких-то запустил.
Конечно, все вокруг обалдевали
От выбранного Колькою пути.
Нет, психиатра мы не вызывали,
Он всё же брат нам был, как ни крути!
Мы все не уставали потешаться,
Тут можно было падать наповал,
Когда он по утрам минут на двадцать
К аквариуму ухо приставлял.
Я сам ему стучал стаканом в стенку:
«Ну что, Колюнь, планёрка удалась?
И как она, вообще-то, дай оценку,
С рыбёшками невидимая связь?»
«Какой там результат по нашей теме?» –
Ребята ржали наперегонки.
Но очень скоро наступило время,
Когда мы прикусили языки.
Он, в прошлой жизни битый-перебитый,
Свой воз везущий с горем пополам,
Такие стал разыгрывать гамбиты,
Что мы порой не верили глазам.
Об этом позже. Колька свою личность
Настроил, как гитару. Это факт.
«Мозги приобретают эластичность,
Когда у них с природой есть контакт!» –
Вот так он нам сказал, и что природа –
Она тебе не просто тра-ля-ля! –
Не овощ там какой-то с огорода,
И не одни лишь реки и поля!
Он целую теорию надыбал:
«Пусть буду не ботаник я, а мент,
Но вывод однозначен мой, что рыбы
Во всей природе главный компонент!»
Для нас оно звучало дикой бранью
И даже приводило в лёгкий шок:
Стеклянный окунь, красная пиранья,
Цихлида, барбус, рыба-петушок!
Уже слегка боялись за него мы,
Казалось, это космос и астрал,
Когда чернополосой цихлазомой
Он в разговоре с нами щеголял.
Но красный меченосец, что прижился
В аквариуме, всех обворожил,
Он с Колькой нашим плотно подружился,
Реальный стал в отделе старожил.
Бывает, что рутинная, тупая
Работа измочаливает вдрызг
Всего тебя, и ступор наступает,
И за окошком ветра вой и визг
Не просто выворачивает душу,
А ты вообще почти уже убит,
Вот тут-то вот друзей своих послушать
К аквариуму Коля и спешит.
Ногтями так слегка побарабанит
По стеночке стеклянной: тук-тук-тук!
И меченосец, как бы ни был занят,
К нему спешит, скользит на этот звук.
А занят чем он? Шашни, сволочь, крутит! –
К пираниям изящно так подчас,
Уверенно, без всякой лишней мути
Подкатывает, хренов ловелас!
У рыб насчёт любви своя бодяга,
Он главным быть хотел в своём дому,
И сомик-перевёртыш, доходяга,
Едва ли был соперником ему.
Спокойный, молчаливый, безответный,
Наш меченосец, тут уж нечем крыть,
Красивый был, зараза, разноцветный,
И Колька с ним любил поговорить:
«Ну, как ты там, браток? Ещё не вымер?
Пираний охмурять — тяжёлый труд!
Смотри, поаккуратней будь там с ними,
Особо не борзей, а то сожрут!»
И в Коле что-то доброе шуршало,
И меченосцу было веселей,
И совершенно даже не мешало
Тотальное отсутствие ушей.
Немного озадаченные, все мы
Не понимали: служба здесь при чём?
И Коля Шмаков нам на эту тему
Однажды даже лекцию прочёл,
Что люди — это, в общем, те же рыбы,
По тем же траекториям плывут,
Поменьше жрать друг дружку-то могли бы,
Но нет, слабо́. Как могут, так и жрут.
Вот потому-то друг наш Коля Шмаков
К аквариуму сердцем прикипел,
Что ни намёков нет, ни тайных знаков,
Чтоб кто-то жрать кого-то там хотел.
Он не какой-то мир создал загробный,
Не райский остров, просто уголок,
Где нет идеи жрать себе подобных –
Не потому, что всех сожрали впрок,
А потому, что этого вопроса
Как такового нет в повестке дня.
И пусть мой друг читатель зло и косо
Не смотрит исподлобья на меня,
Мол, ты чего тут хочешь обозначить,
Что я немного тронутый слегка,
Что просто абы кто я, не иначе,
Раз не создал такого уголка?
«Да ладно, брат, не будем кипятиться,
А лучше, чтоб ты малость поостыл,
Пускай летит душа твоя, как птица,
Пока её никто не подстрелил! –
Я коротко и ясно нам обоим
Скажу, чтоб не запутывать его, –
Давай с тобой Россию обустроим,
Что в ней не жрал никто и никого!»
Ребята, я отвлёкся не случайно,
Я за своих, за Родину — горой!
Но для меня неведомая тайна –
То, что мы с вами делаем порой, –
У Коли вышел клинч какой-то резкий,
Я до сих пор зубами скрежещу,
Как вспомню. Это было до поездки
На дачу к другу нашему Клещу.
Его тоска тяжёлая накрыла,
Как будто поле снегом замело,
И меченосцу пальцем прямо в рыло
Он ошалело тыкал сквозь стекло:
«Ну где твои полезные подсказки?
Которую неделю полный шиш!
Тебе бы лишь соседкам строить глазки,
Скажи, ну вот чего ты всё молчишь?
Как будто у тебя, бухого в стельку,
Глубокая прострация, балдёж,
А вот не покормить тебя недельку,
Тогда посмотрим, как ты запоёшь!»
Чего там петь? Он лишь плавник топорщил,
Как будто пожимал слегка плечом,
И шевелил мечом, и рожу морщил:
«Прости, братишка, я-то тут при чём?
Ты — царь природы, ты — в уме и в силе,
И можешь, кого хочешь, застращать».
Пирании как раз к нему подплыли –
Не жрать его, а явно защищать.
У них консенсус там установился,
И петушок
