Эмиль Верхарн - Стихи
Перевод Г. Шенгели
Статуя буржуа
Он глыбой бронзовой стоит в молчанье гордом.Упрямы челюсти и выпячен живот,Кулак такой, что с ног противника собьет,А страх и ненависть на лбу застыли твердом.
На площади — дворцы холодные; она,Как воля жесткая его, прямоугольна.Высматривает он угрюмо, недовольно,Не брезжит ли зарей грядущая весна?
Понадобился он для рокового дела,Случайный ставленник каких-то темных сил,И в сумрачном вчера успешно задушилТо завтра, что уже сверкало и звенело.
Был гнев его для всех единственный законВ те дни; ему тогда бряцали на кимвалах,И успокаивал трусливых и усталыхПорядок мертвенный, который строил он.
Как мастер, опытный в искусстве подавленья,Он тигром нападал и крался, как шакал,А если он высот порою достигал, —То были мрачные высоты преступленья.
Сумев закон, престол, мошну свою спасти,Он заговоры стал придумывать, чтоб ложнойОпасностью пугать, чтоб ныне было можноУ вольной жизни лечь преградой на пути.
И вот на площади, над серой мостовоюОн, властный, и крутой, и злобствующий, встал,И защищать готов протянутой рукоюНа денежный сундук похожий пьедестал.
Перевод Н. Рыковой
Восстание
Вся улица — водоворот шагов,Тел, плеч и рук, к безумию воздетых, —Как бы летит.Ее порыв и зовС надеждою, со злобой слит.Вся улица — в закатных алых светах,Вся улица — в сиянье золотом.
И встала смертьВ набате, расколовшем твердь;Да, смерть — в мечтах, клокочущих кругом,В огнях, в штыках,В безумных кликах;И всюду — головы, как бы цветы, на пиках.
Икота пушек там и тут,Тяжелых пушек кашель трудныйСчитает плач и лай минут.На башне ратуши, над площадью безлюдной,Разбит ударом камня циферблат,И не взывает времени набатК сердцам решительным и пьянымТолпы, объятой ураганом.
Гнев, руки яростно воздев,Стоит на груде камней серых,—Гнев, захлебнувшийся в химерах,Безудержный, кровавый гнев.И, задыхающийся, бледный,Победный,Он знает, что его мгновенный бредНужней, чем сотни сотен летТомительного ожиданья.
Все стародавние мечтанья,Все, что провидели в годахМогучие умы, что билосьПлененным пламенем в глазах,Все, что, как тайный сок, клубилосьВ сердцах, —Все воплотилосьВ несчетности вооруженных рук,Что сплавили свой гнев с металлом сил и мук.
То праздник крови, чей циклонНесет сквозь ужас строй знамен.И красные проходят людиПо мертвецам, лежавшим в общей груде;Солдаты, касками блестя,Не зная более, где правый, где неправый,Уставши слушаться, как бы шутя,Лениво атакуют величавыйИ полный сил народ,Желающий осуществить все бредыИ брызнуть в темный небосводКровавым золотом победы.
Убить, чтобы творить и воскрешать!Как ненасытная природа,Зубами впиться в цель,Глотая дня безумный хмель:Убить, убитым быть для жизни, для народа!
Дома пылают и мосты,Как замки крови в сердце темноты;До дна вода в задумчивых каналахБлистает в отраженьях дымно-алых;Позолочённых башен рядТенями беглыми переграждает град;Персты огня в ночной тениВзметают золотые головни,И горны крыш безумными прыжкамиМятутся вне себя под облаками.
Расстрелы и пальба!
Смерть механической стрельбой,Прерывистою и сухой,Валит вдоль стен на перекресткахТела, что стынут в корчах жестких;Как баррикады — груды их;Свинец господствует на площадях немых,И трупы, что картечь разъяла на лохмотья.Зияют в небеса растерзанною плотью,И в пляске фантастических зарницУлыбкой кажется гримаса мертвых лиц
Захлебываясь, бьет набат, —В сраженье так сердца стучат, —И вдруг, как голос, схваченный удушьем,Тот колокол, что выкликом петушьимЗарю пожара звал в зенит, —Молчит.
У ветхой ратуши, откуда эшевеныСмиряли город, ограждая стеныОт гневных толп, от яростной тоскиЛюдей, покорных страстной вере, —Бьют молоты в окованные двери;Засовы отлетают и замки;Железные раскрыты шкапы,Где гнет веков в пергаментах лежит,И факел жадный к ним стремитСвои змеящиеся лапы,И черное былое — прах.В подвалах и на чердакахГромят; на вышки трупы сносятИ сбрасывают, и они, стрелойЛетя на камни мостовой,Руками красный воздух косят.
В церквахВитражи, где святые восседали,Рассыпавшись в мельчайший прах,На плитный пол упали;Христос бескровный, как фантом,Последним прикреплен гвоздем,Уныло свешивается с распятья.
Ковчежцы, где желтел елей,Расплесканы под вопли и проклятья;Святым плюют в глаза у алтарей,И пол собора, точно снегом,Причастием усыпан, и по нем,Его давя победным каблуком,Толпа промчалась диким бегом.
Рубины смерти в недрах ночиКак звездные сверкают очи;Град из конца в конец —Огнем и золотом струящийся багрец;Град простирает к небосклонуСвою пурпурную корону;Безумие и гневПылают, жизнь в свой алый плащ одев;Земля трепещет,Пылает даль,И дым и ярость ураганом плещутВ холодный небосвод, прозрачный как хрусталь.
Убить, чтоб сотворить и воскресить!Или упасть и умереть!О двери кулаки разбить,Но отпереть!
Пусть будет нам весна зеленой иль багряной,Но сквозь веков тяжелый строй,Весь клокоча, летит грозою пьянойСмерч силы роковой!
Перевод Г. Шенгели
Города и поле
К будущему
О странник вечности! О человек!Почувствовал ли ты, откудаТак неожиданно, в единый миг,Твоих великих сил возникло чудо?
От глубины морей до яркого убранстваСветил, блуждающих, но собранных в узор,Из ночи в ночь, в пространство из пространстваСтремится к высоте пытливый взор.
А здесь, внизу, весь темный сонм столетий,Почивший в устланных забвением гробах,Вновь вызван к бытию, встает, истлевший прах,Былыми красками сверкает в новом свете.
В неистовстве все знать, все взвесить, все измеритьПроходит человек по лесу естества,Сквозь тернии кустов, все дальше… Время верит,Что он найдет свои всемирные права!
Он в пыли, в атомах, в химических началахЛикующую жизнь стремится подсмотреть.Все, все захвачено в раскинутую сеть:Миры вскрываются в песчинках малых!
Герои, мудрецы, художники, пророки —Все стену тайн долбят, кто ломом, кто рукой;Одни сошлись в толпу, другие — одиноки,Но чувствует земля себя уже иной!И это вы, о города,Как стражи ставшие по странам, на полянах,Вместили в свой затвор достаточно труда,И света нового, и сил багряных,Чтоб опьянить безумием святымУмы, живущие тревогой неизменной,Разжечь их жар и дать упорство им:В рядах недвижных числ,В законах — воплотить весь смыслВселенной!
Но дух полей был мирным духом бога,Он не хотел борьбы, исканий, мятежа;Он пал. И вот шумит враждебная тревогаНа четырех концах родного рубежа.
Поля кончают жизнь под страшной колесницей,Которую на них дух века ополчил,И тянут щупальца столица за столицей,Чтоб высосать из них остаток прежних сил.
Фабричные гудки запели над простором,Церковные кресты марает черный дым,Диск солнца золотой, садясь за косогором,Уже не кажется причастием святым.
Воскреснут ли, поля, живые дали ваши,Заклятые от всех безумств и лживых снов:Сады, открытые для радостных трудов,Сияньем девственным наполненные чаши?
Вас обретем ли вновь, и с вами луч рассветный,И ветер, и дожди, и кроткие стада —Весь этот старый мир, знакомый и заветный,Который взяли в плен и скрыли города?
Иль вы останетесь земли последним раем,Уже докинутым навеки божеством,Где будет сладостно, лучом зари ласкаем,Мечтать в вечерний час мудрец пред тихим сном?
Кто знает! Жизнь кипит, исполнена сознанья,Что радость в буйстве сил, в их полноте.Так что ж! Права и долг людей — лишь беглые мечтанья,Что на пути надежд пленяют молодежь!
Перевод В. Брюсова
