Платоника и Плутос - Евгений Александрович Козлов
Солнца тонкие сплетенья,
Отошла достойнейший венец творенья,
В празднества хлебов тайны преломленья,
Не вернулась из пределов сновиденья.
Несправедливостью всякий должен воспылать.
Но сей мир не нами сотворен и не нам решать,
О жизни и смерти толковать,
На свет и тьму мирозданье разделять.
Бледны губы ее должно быть холодны.
Строки бесславного поэта, кому они теперь нужны.
Забрала с собою все надежды и мечты.
Но со смертью не прекратятся мои обеты и посты.
Верность в этом грешном мире осуждена,
Мне вторили духи и ветра, книги и сама судьба,
“Уйди же прочь, червь ничтожный, та дева не твоя!”
Но вопреки, на сердце зиждя жар огня,
Избрал доселе трудный путь, удел раба и звонаря,
Недостойный Бога восхвалять, сомкнув уста,
В башню дверь десницей отворя,
Безмолвствуя, звоню во все колокола.
Ныне она столь близка, вот укрывает холмик осенняя листва.
Крест возвышается дубовый, она в земле недвижно спит.
До дня Страшного суда, а я, с обещанием вдовца,
Вечно любить одну, что за неверность укорит,
Ведь в дни разлуки помышлял и видел девы отраженье
В других, естество ее в них воображалось,
Иллюзии то были, страсти плотской наважденье,
Мечтательно теплотой тело озарялось.
Отныне возможно каждый день мне назначать свиданья,
Она рядом, слушает меня, цветы без стесненья принимает,
Внимает в строки моего писанья,
Лишь обо мне помышляет.
Безумец! Неужто смерть жизни стала краше.
Похоронил, дабы обрести, уже не зацвести.
Глупец! Вознамеривший любить в страхе,
Крест тот тебе не понести.
Но, вопреки, законам неба и людским.
Взваливши на спину, ползу под тяжестью любви,
Пустынью жаркой и дном морским,
Всюду борозда моя и слышен вопль страждущей души.
* * *
Писателя придадите вы забвенью,
Но ее не забудете вовек.
Восхищаете к добру ее стремленью,
А я предстану на суде последним, как последний низкий человек.
Видя свет ее благословенный,
Надежду обрету, любя Ариану лишь одну.
Некогда ничтожный, благоверный
Трепет в сердце хладное вручу.
И я уйду вслед за нею,
Влекомый чаяньем манящим.
Я верою и усомниться не посмею,
Претерпевши, мы славу вечную обрыщем.
* * *
Спи ангел мой небесный, покуда за тобою не прейду.
Не поседеют волосы твои, и внуков не прижмешь к груди.
Пусть не печалят потери те, утраты возвращу,
Встречусь еще не раз на земном твоем пути.
Взмокли длинны волосы мои от слез.
Который час прощаюсь с девой, застывши у гроба.
Доносится со всех сторон сонм укоров и угроз.
Они спешат похоронить, ожидая яства накрытого стола.
О Боже, она была жива!
Молила и любила, радовалась и грустила,
Рядышком со мной сидела и по имени звала.
Без сожаленья жизнь ту отпустила.
Прости меня, или ты уже простила?
* * *
Смерть тела есть мгновенье, души же умирают целый век,
Бессмертны, потому мы о близких вспоминаем.
Их задушевный смех и как стирали пыль с их усталых век.
В душах скорбных образ нетленный воскрешаем.
Не плачьте, они у Господа в раю.
Когда и я умру, издали на их блаженство воззрю.
Ее я там обязательно найду,
И о встрече у Господа, в который раз молебно вопрошу.
Свидевшись, в молчании взирать мы будем кротко.
Дальний путь длинною в жизнь… взгляд один – вот моя награда.
История наша прольется над вселенной звонко,
Почтут нас без празднеств и парада.
Велик пред Богом тот, кто любил,
Но для людей он лишь мечтаньем жил.
* * *
Выносить спешат ее из дерева постель.
Мертва она – кричали все.
Вопреки всему шептал создатель тысячи новелл –
Спит она, она во сне!
В мире сущности небесной в обителях святых,
Проснувшись, взгляд на землю простирает,
Но отворотясь, о мирах иных
Воспоминанье в ней тускло угасает.
Прошлым жить, иль настоящим,
Против или по теченью плыть,
В руках синицей дорожить или грезить журавлем манящим,
Смерть принять во мраке или в свете вечно жить?
Ответь мне на сей вопрос.
Для чего Садовнику столько роз?
* * *
Растворись в потоке мыслей бурных,
Возродись из пепла фениксу подобно,
Живи и не слушай речей моих безумных,
Возрыдай на могиле неизвестного утробно.
Бейся сердце что утихло, пламя жизни зажги, что погасло.
Позволь, верну, позволь любовью воскрешу.
Дух безутешен мой бесстрастно.
Лишь о возвращении прошу.
Господь, помилуй и прости.
Я знаю, слышишь, ведь Ты везде.
Снизойди,
Десницы распростри, верни сиянье далекой той звезде.
У гроба любимой я стою, в землю отпустить деву не даю.
Отверженный, лишь Тебя единого молю.
В смерти Арианы лишь себя виню.
Так отдай ей жизнь мою!
Дыханье, кровь и сердца стук,
Забери, то будет мой единственный достойный ей подарок,
Сниму промокший от излияний глаз сюртук.
Напомнят обо мне лишь письма, без адресов и марок.
Я ее люблю, Господи, Ты ведаешь, Ты знаешь.
Вот предназначенье, жить ради жизни и умереть ради жизни.
Ты милуешь и призываешь.
В очах ее прекрасных мир потерянной моей отчизны.
Пускай я не огласил нежных слов поэмы сей,
Пускай прикосновеньем не затронул ее тело,
Пускай не утонул в морях ее очей,
Пускай жил кротко и несмело.
Прошу, Господи, даруй Ариане жизнь мою.
Ведь я ее люблю.
* * *
Мгновенье, прогремело провиденье.
И вот, в гробе юноша лежит,
В лике его мир и успокоенье.
А рядом девушка со свечой в руках стоит.
Кто он таков? Не ведает она. Простор.
Близ дуба векового крест без надписей деву необъяснимостью манит.
Ариана, вновь живая, цветы возложит на таинственный бугор,
Где ее спаситель спит.
Жизнь его ныне в хрупкой девушке горит.
* * *
Слетелись духи и воссели на ветвях,
Рукопись прощальную собрали по листкам,
Молились, дабы обрел он рай на небесах.
И пенье их разлеталось по всем долинам и горам.
Помни Ариана свой краткий сон.
Помни поэта, что покоится у дуба крон.
Любовью своею он был спасен,
Ведь с твоею смертью жизнь его обрела бы мрачный тон.
Ныне, не трать напрасно отмеренные дни,
Творца люби, и творения Его люби.
Мы встретимся однажды как две бессмертные души.
Живи.
Апрель-май 2011г.
Ода векового древа
Арине моей любимой девушке.
Спи поэт бесславный,
