Григорий Кружков - Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Зимней ночью
Зимой, в ночи кромешной,Блаженный нищий сад,Ты позабыл, конечно,Как ветви шелестят.Пускай ветрам нейметсяИ дождь холодный льется,Придет весна – вернетсяЗеленый твой наряд.Зимой, в ночи кромешной,Блаженный ручеек,Ты позабыл, конечно,Как летний свод высок.Тебя лучи не греют,В плену хрустальном тлеют,Но сон тебя лелеет,Морозы не томят.
Вот так бы жить, ни мучасьНи скорбью, ни виной,Забыв про злую участьПод коркой ледяной!Но как найти забвенье,Печали утоленье,Хотя бы на мгновенье, –Стихи не говорят.
Мэг Меррилиз
Вы помните старуху Мэг?Она жила в лесу,На груде вереска спала,Пила с цветов росу.
Цыганку ветер охранял,Свечой ей месяц был,А книгами – надгробьяЗаброшенных могил.
Ей были братьями холмыИ ель была сестрой,И вольно ей жилось с такойВеселою семьей.
Пускай нежирен был обедИ, отходя ко сну,Ей вместо ужина глазетьСлучалось на луну.Но по утрам зато всегдаВила венки онаИ песни пела по ночам,Гуляя допоздна.
И в темных старческих рукахСтеблями трав шурша,Она циновки для крестьянПлела из камыша.
Как Амазонка, Мэг былаВысокой и прямой,Носила рваный красный плащИ летом и зимой.Прими скиталицу, Господь,И прах ее укрой!
Сонеты«Как много славных бардов золотят…»
Как много славных бардов золотятПространства времени! Мне их твореньяИ пищей были для воображенья,И вечным, чистым кладезем отрад;
И часто этих важных теней рядПроходит предо мной в час вдохновенья,Но в мысли ни разброда, ни смятеньяОни не вносят – только мир и лад.
Так звуки вечера в себя вбираютИ пенье птиц, и плеск, и шум лесной,И благовеста гул над головой,И чей-то оклик, что вдали витает…
И это все не дикий разнобой,А стройную гармонию рождает.
«За долгой полосою дней ненастных…»
За долгой полосою дней ненастных,Мрачивших землю, наконец придетЖеланная теплынь – и небосводОчистится от пятен безобразных.
Май, отрешась от всех забот несчастных,Свои права счастливо заберет,Глаза овеет свежестью, прольетДождь теплый на бутоны роз прекрасных.
Тогда из сердца исчезает страхИ можно думать обо всем на свете –О зелени – о зреющих плодах –О нежности Сафо – о том, как детиВо сне смеются, – о песке в часах –О ручейке – о смерти – о Поэте.
Записано на чистой странице поэмы Чосера «Цветок и лист»
Поэма эта – рощица, где дуетМеж чутких строк прохладный ветерок;Когда от зноя путник изнемог,Тень лиственная дух его врачует.
Зажмурившись, он дождь росинок чуетРазгоряченной кожей лба и щекИ, коноплянки слыша голосок,Угадывает, где она кочует.
Какая сила в простоте святой,Какая бескорыстная отрада!Ни славы мне, ни счастия не надо –Лежал бы я теперь в траве густойБез слов, без слез! – как те, о чьей печалиНикто не знал… одни лишь птицы знали.
Море
Там берега пустынные объятыШептанием глухим; прилива ходТо усмирит, то снова подстрекнетВлиянье чародейственной Гекаты.
Там иногда так ласковы закаты,Так миротворны, что дыханье водЕдва ли и ракушку колыхнет –С тех пор, как бури улеглись раскаты.
О ты, чей утомлен и скучен взор,Скорее в этот окунись простор!Чей слух устал терпеть глупцов обидыИли пресыщен музыкою строф –Ступай туда и слушай гул валов,Пока не запоют Океаниды!
Коту госпожи Рейнольдс
Что, котик? Знать, клонится на закатЗвезда твоя? А сколько душ мышиныхСгубил ты? Сколько совершил бесчинныхИз кухни краж? Зрачков зеленых взгляд
Не потупляй, но расскажи мне, брат,О юных днях своих, грехах и винах:О драках, о расколотых кувшинах,Как ты рыбачил, как таскал цыплят.
Гляди бодрей! Чего там не бывало!Пускай дышать от астмы тяжело,Пусть колотушек много перепало,Но шерсть твоя мягка, всему назло,Как прежде на ограде, где мерцалоПод лунным светом битое стекло.
Перед тем, как перечитать «Короля лира»
О Лютня, что покой на сердце льет!Умолкни, скройся, дивная Сирена!Холодный Ветер вырвался из плена,Рванул листы, захлопнул переплет.
Теперь – прощай! Опять меня зоветБоренье Рока с Перстью вдохновенной;Дай мне сгореть, дай мне вкусить смиренноШекспира этот горько-сладкий плод.О Вождь поэтов! И гонцы небес,Вы, облака над вещим Альбионом!Когда пройду я этот грозный лес,Не дайте мне блуждать в мечтанье сонном;Пускай, когда душа моя сгорит,Воспряну Фениксом и улечу в зенит!
К Фанни
Пощады! милосердия! любви!Любви прошу – не милостыни скудной –Но милосердной, искренней любви –Открытой, безраздельной, безрассудной!
О, дай мне всю себя – вобрать, вдохнутьТвое тепло – благоуханье – нежностьРесниц, ладоней, плеч – и эту грудь,В которой свет, блаженство, безмятежность!
Люби меня – душой – всем существом –Хотя б из милосердия! – ИначеУмру; иль, сделавшись твоим рабом,В страданьях праздных сам себя растрачу,И сгинет в безнадежности пустойМой разум, пораженный слепотой!
* * *Спящая
the blisses of her dream so pure and deep.John Keats
Во сне она так безмятежна! БудтоТам, в этом сне, поверила кому-то,Что будет мир ее красой спасен.Отвеяна от ложа скорбь и смута,Покоем и лавандой пахнет сон.
Во сне она так беззащитна! ТочноЛесной зверек бездомный, в час полночныйУснувший на поляне в темноте, –Или птенец на веточке непрочнойВ дырявом можжевеловом кусте.
Не просыпайся! Этот сон глубокийПокрыл все недомолвки и упреки,Как снег апрельский – слякотную муть;Ты спишь – и спит дракон тысячеокийДневных забот. Как ровно дышит грудь
Под кисеей! Не все ль теперь едино –Назвать тебя Психеей, МаделинойПли соседкой милой? – Все равно;Когда ты – луч, струящийся в окно,И неумолчный шелест тополиный.
Пусть блики от витражного окнаВ цвет крови или красного винаС размаху мне забрызгают рубаху, –По этот воздух не подвластен страху,И пурпура сильней голубизна.
Позволь и мне с тобою затворитьсяВ сон переливчатый, как перловица:Не смерть в нем, а избыток бытия.Не бойся! Спи, жемчужина моя,Нам этот сон уже навеки снится.День отошел, и все с ним отошло:Сиянье глаз – и трепет льнущих рук –Ладоней жар – и мягких губ тепло –И томный шепот, нежный полузвук.
И вот мои объятия пусты,Увял цветок, и аромата нет,Прекрасные затмилися черты;Блаженство, белизна, небесный свет –
Все, все исчезло на исходе дня,И догорает страсти ореол,И, новой, тайной негою маня,Ложится ночь; но я уже прочелВсе – до доски – из требника любви;Теперь уснуть меня благослови.
Джордж Гордон Байрон (1788–1824)
Происходил из старинного баронского рода. Учился в Хэрроу Кембридже, вел экстравагантный образ жизни богатого повесы. Первый сборник стихов Байрона «Часы досуга» не привлек внимания, зато поэма «Паломничество Чайльд-Гарольда» (Песни I–II, 1812) сразу сделало его знаменитым. Его развод с первой женой после года супружества и близкие отношения со сводной сестрой Августой скандализировали высший свет. В 1816 году Байрон покинул Англию и с тех пор жил по преимуществу за границей. В Италии Байрон начал писать поэму «Дон Жуан», которая считается его высшим достижением. Смерть Байрона в Греции, освободительную борьбу которой он активно поддерживал, оплакивалась всей просвещенной Европой. Влияние Байрона на русский романтизм, в частности на Пушкина и Лермонтова, общеизвестно.
Джордж Гордон Байрон. Гравюра с портрета Томаса Филипса, 1814 г.
«Не гулять нам больше вместе…»
Не гулять нам больше вместеВ час, когда луна блестит,Хоть душа, как прежде, любит,Лес, как прежде, шелестит.
Ибо меч дырявит ножны,А душа тиранит грудь,И уж в сердце невозможноРадость прежнюю вдохнуть.
И хотя сияет месяцИ рассвет не за горой, –Не гулять нам больше вместеПод луною в час ночной.
Расставание
