Борис Слуцкий - Неоконченные споры
Все-таки между тем…
Тень переходит в темь.День переходит в ночь.Все-таки, между тем,можно еще помочь.
Шум переходит в тишь.Звень переходит в немь.Что ты там мне ни тычь,все-таки, между тем…
Жизнь переходит в смерть.Вся перешла уже.— Все-таки, между тем! —Крикну на рубеже.
Шаг переходит в «Стой!».«Стой!» переходит в «Ляг!».С тщательностью простойделаю снова шаг:
шаг из тени в темь,шаг из шума в тишь,шаг из звени в немь…Что ты там мне ни тычь!
Большие монологи
В беде, в переполохеи в суете суетбольшие монологипорой дают совет.
Конечно, я не помнюих знаменитых слов,и, душу переполня,ушли из берегов
граненые, как призмы,свободные, как вздох,густые афоризмы,сентенции эпох.
Но лишь глаза откроювзирают на меняшекспировские бровинад безднами огня.
Через стекло
У больничного окнас узелком стоит жена.За окном в своей палатея стою в худом халате.
Преодолевая слабость,я запахиваю грудь.Выдержкой своею славясь,говорю, что как-нибудь.
Говорю, что мне неплохо,а скорее хорошо:хирургического блокане раздавит колесо.
А жена моя, больная,в тыщу раз больней меня,говорит: — Я знаю, знаю,что тебе день ото дня
лучше. И мне тоже лучше.Все дела на лад идут. —Ветром день насквозь продут.Листья опадают в лужи.
Листья падают скорей,чем положено им падать.О грядущем злая память,словно нищий у дверей,не отходит от дверей.
Дерево в окне
Я видел города в огнечетыре года на войне,а ныне дерево в окнезаметилось впервые мне.
Оно стояло там давно,но долго было все равно.С сегодняшнего дня онов тетрадь души занесено.
Какие листья в нем кипят!Как облетают в листопад!И как заносит снегопадего. От головы до пят!
Я столько в жизни упускал:веселость нив, угрюмство скал,и тундры ледяной оскал,и то, что всадник проскакал.
Но дерево, каждой веснойблистающее новизнойи поникающее в зной,но дерево в окне — со мной!
Лань
Еще в мире война большая была,рядом ранило и убивало,лань же голову в руки соваламне. Она это делать — могла!
Я на «виллисе» долго носился,и заехал я в этот лес.Он стоял супротив небеси, по-видимому, к ним относился.
Зелень свежая майской листвыотзывала небесною синью.Далеко-далеко до Москвы.Далеко-далеко до России.
Рядышком бухал фронт. Этот звукбеспокоил животное. Мордулань выхватывала из рук.То опасливо, то гордолань поглядывала вокруг.
Герцог, тот, что организовалэти девственные коряги,этот рай, в городской тюрягетри недели уже пребывал.
Все леса, начиная с Москвы —тыщи три километров лесистых,лишены были веток росистых,с ног ободраны до головы.
Птицы петь не смели в лесах.Мошки не желали кружиться.Леший, все перенесший лешак,высунуться не решался решиться.
Так что было даже неловко,когда в ту золотую раньв руки вкладывала головку,что-то нежно мычала лань.
Я вскочил в машину и, гикнув,сразу дернул из рая на фронт,а она, шею четко выгнув,вслед глядела, открывши рот.
«В этот вечер, слишком ранний…»
В этот вечер, слишком ранний,только добрых жду вестей —сокращения желаний,уменьшения страстей.
Время, в общем, не жестоко:все поймет и все простит.Человеку нужно столько,сколько он в себе вместит.
В слишком ранний вечер этот,отходя тихонько в тень,применяю старый метод —не копить на черный день.
Будет день, и будет пища.Черный день и — черный хлеб.Белый день и — хлеб почище,повкусней и побелей.
В этот слишком ранний вечеря такой же, как с утра.Я по-прежнему доверчив,жду от жизни лишь добра.
И без гнева и без скуки,прозревая свет во мгле,холодеющие рукигрею в тлеющей золе.
«Делайте ваше дело…»
Делайте ваше дело,поглядывая на небеса,как бы оно ни заделодуши и телеса,если не будет взораредкого на небеса,все позабудется скоро,высохнет, как роса.
Делали это небобогатыри, не вы.Небо лучше хлеба.Небо глубже Невы.Протяжение трассы —вечность, а не век.Вширь и вглубь — пространство.Время — только вверх.
Если можно — оденетсиней голубизной.Если нужно — одернет:холод его и зной.Ангелы, самолетыи цветные шарытам совершают полетыиз миров в миры.
Там из космоса в космос,словно из Ялты в Москву,мчится кометы конус,вздыбливая синеву.Глядь, и преодолелабездну за два часа!Делайте ваше дело,поглядывая на небеса.