Джакомо Леопарди - Избранные произведения

ВОСПОМИНАНИЯ[47]

Медведицы мерцающие звезды,Не думал я, что снова созерцатьПривычно буду вас над отчим садомИ с вами разговаривать из оконТого приюта, где я жил ребенкомИ радостей своих конец увидел.Ваш и светил, вам равных, вид — какиеВ моем сознанье образы, какоеРождал безумье некогда! Тогда,В молчанье сидя на зеленом дерне,Почти весь вечер проводить любил я,На небо глядя и внимая пеньюЛягушки из долины отдаленной.Вдоль изгороди, над цветочной грядкойБлуждал светляк, душистые аллеиИ кипарисы на ветру шепталиТам в роще; доносились из-под кровлиРодной, сменяясь, голоса и звукРаботы мирной слуг. И сколько мыслейОгромных, сколько сладких снов внушал мнеВид моря дальнего и гор лазурных[48] —Их вижу я отсюда, их когда-тоМечтал преодолеть я, чтоб достичьКакого-то таинственного мира,Таинственного счастья для себя!Не знал своей судьбы я. Сколько разЖизнь горькую, пустую жизнь моюОхотно променял бы я на смерть.

Не говорило сердце мне, что юностьЯ буду осужден в селенье этомГлухом сжигать меж низменных и грубыхЛюдей, которым чужды и смешныСлова «ученье», «знанье». Ненавидеть,Бежать меня не зависть им велит —Ведь не меня они считают вышеСебя, а то, что в сердце я храню,Хоть я никак того не обнаружил.Здесь годы провожу — забыт, покинут,Без жизни, без любви; и поневолеСредь сброда недругов ожесточаюсь.Здесь, жалость и достоинство отбросив,Я начинаю презирать людей —Тому виною стадо, что столпилосьВокруг; а время юности летит,То время, что и славы драгоценней,И лавров; драгоценнее, чем чистыйСвет солнца, чем дыханье; я ж теряюТебя без наслаждений, бесполезно,В пристанище безлюдном, средь печалей,О цвет единственный бесплодной жизни.

Слетает ветер и приносит звонЧасов с высокой башни. ОбодреньемБыл этот звон, мне помнится, в те ночи.Когда еще ребенком в темной детскойЯ утра ждал, а непрерывный страхМне не давал уснуть. Здесь все, что вижуИль слышу я, — лишь возвращенный образ.Он сладкое несет воспоминанье.Но к сладости примешивает больО настоящем мысль, тоска пустая,Грусть по былому и слова «я был».Там, обращенная к закату солнца.Та лоджия, те расписные стены,Изображенье стад и день, встающийВ пустых полях, — они моим досугамДарили тысячи услад, когдаВезде со мною жило заблужденьеМогучее. В старинных этих залах,В сиянии снегов, когда свистелВокруг широких этих окон ветер,Звучало эхо возгласов моихЛикующих, моих забав, в те дни,Когда вещей чудовищная тайнаНам видится исполненной блаженства;Ребенок, как неопытный любовник,К обманной жизни тянется, ещеНетронутой и целой, с вожделеньем,Небесным блеском вымысла пленяясь.

О милые обманы и надеждыТех первых лет моих; сбиваюсь яВсегда на разговор о вас; ни бегМгновенных лет, ни смена чувств и мыслейЗабыть вас не заставили. Мне ясно,Что честь и слава — призраки; утехиИ блага — лишь желанный сон, а жизньБесплодная — убожество. И хотьПусты мои года, хоть одинокоИ мрачно бытие, — меня лишилаНемногого фортуна, понял я.Но сколько раз я в мыслях возвращаюсь,Минувшие надежды, к вам и к первой,Мне дорогой игре воображенья;Вновь вижу я мое существованье,Столь жалкое, столь горестное; смерть —Вот все, что от былых надежд осталось;Сжимает сердце боль, я понимаю,Что утешенья нет в моей судьбе.И все ж, когда со мною рядом будетСмерть долгожданная и станет близокКонец несчастий всех, когда земляПредстанет чуждым долом и из глазГрядущее исчезнет — непременноВас вспомню, и еще раз этот образМеня вздохнуть заставит, и горькаМне будет мысль, что тщетно жил, и сладостьМинуты роковой умерит болью.

Уже в смятенье юношеских первыхТомлений, удовольствий и желанийСмерть призывал я часто и подолгу Уэтого источника сидел И думал, как бы в лоне этих водПокончить мне с надеждой и страданьем.Потом, средь бед слепых, среди сомнений,Я горевал о юности прекрасной,О цвете бедных дней, который раноОсыпался. И часто в поздний часНа ложе, ставшем мне вернейшим другом,Под лампой тусклою стихи слагая,Оплакивал в ночном безмолвье дух,Нам данный на мгновенье, и себеВ изнеможенье пел псалом надгробный.

Кто может вспомнить вас и не вздохнуть,О первое явленье несказанныхИ милых юных дней, когда впервыеМелькают перед смертным восхищеннымУлыбки девушек и всё вокруг,Всё разом улыбается ему;Безмолвна зависть — то ли спит еще,То ль благосклонна; и весь мир (о, чудо!)Ему уже протягивает руки,Его грехи прощает, с ликованьемЕго приход встречает и, склоняясь,Показывает, что как господинаЕго он принимает и зовет?Дни быстротечные! Как вспышки молний,Пропали вы. И кто из смертных можетНе ведать горя, если для негоПора минула, лучшее исчезлоИ молодость, ах, молодость — прошла?

Нерина! О, ужель не слышу я.Что все окрест мне молвит о тебе?Ужель исчезла ты из грез моих?Куда же ты ушла, что нахожуЗдесь о тебе я лишь воспоминанье,Моя услада? Уж тебя не видитРодимая земля и опустелоОкно твое, в котором ты стояла,Со мной болтая, и в котором нынеЛишь отраженье звезд печальных. Где ты,Что голос твой не слышен больше мне,Как некогда, в те дни, когда малейшийЗвук уст твоих, которым я внимал,Невольно заставлял меня бледнеть?Иное время. Дни, любовь моя,Твои размыло. Ты ушла. ДругиеЯвились вслед, чтоб по земле пройтиИ жить среди холмов душистых этих.Но ты прошла стремительно; как сонВся жизнь твоя была. Ты шла, танцуя;Чело блистало радостью, а взорДоверчивым блистал воображеньемИ юным светом; рок задул его,И ты уснула. О Нерина! В сердцеМоем — любовь былая. И на праздникСобравшись, говорю себе: увы,Нерина! ты себя уж не украсишьДля праздников, не явишься на них.И если май приходит и с ветвямиИ песнями влюбленные к подружкамСпешат, я говорю: моя Нерина,К тебе уже вовеки не придетВесна, вовеки не придет любовь.Едва завижу я цветущий берегИль ясный день, едва я наслажденьеПочувствую, я говорю: Нерина[49]Уже не наслаждается ничем,Не видит ни полей, ни неба. ТыПрошла, мой вечный вздох, прошла: и сталоВсех грез прелестных спутником, всех чувств,Всех сладких и глухих движений сердцаЖестокое воспоминанье это.

НОЧНАЯ ПЕСНЬ ПАСТУХА, КОЧУЮЩЕГО В АЗИИ[50]

Что делаешь на небе ты, Луна?Безмолвная, ответь.Восходишь вечером, бредешь одна,Пустыни созерцая, — и заходишь.Ужель ты не пресытилась опятьИзвечною тропойИдти и вновь долины узнаватьВсе те же под собой?Не так ли пастуха Жизнь тянется, как эта?Встает он с первым проблеском рассвета,Скотину гонит, видитСтада, ключи и травы;Потом, устав, во тьме смыкает вежды,И ни на что другое нет надежды.Ужели не гнететЖизнь эта — пастуха,А жизнь твоя — тебя? Куда стремитсяПуть краткий мой и твой извечный ход?Старик седой и слабый,Босой, полуодетый,С вязанкой дров тяжелой за спиной,Под ветром, под дождем, в полдневный зной,По кручам, но долинам,По камню, по песку, через кусты,По леденящему покрову снегаБежит и задыхается от бега;Пересекает и поток и топь;Упав, встает; спешит все больше, больше,Не смея отдохнуть;В крови, изранен; наконец приходит.Сюда его вели Дорога и старанья:Огромный, страшный перед ним обрыв.Он низвергается, все вмиг забыв.Гляди, Луна невиннейшая, вотКак смертный человек внизу живет.

В мученьях он родится,В самом рожденье — сразу смерть таится.Боль и страданье — первое, что онИспытывает. С самого началаОтец и мать его хотят утешитьВ том, что родился он;Потом он вырастает —Они его лелеют; и потомСловами и делами много летПриятное ему стремятся сделать,Смысл бытия открыв, утешив этим:По отношенью к детямЛюбовней долга нет.Но для чего тогда рождать на светИ для чего поддерживать жизнь в том.Кто просит утешенья?Коль жизнь людей несет несчастье им,Зачем ее мы длим?Светило целомудренное, вот Как человек живет;Но не из смертных ты,И речь моя вотще к тебе плывет.Но, странница извечная, одна,Задумчивая, ты, быть может, знаешь,Что есть земная жизнь.Страданье наше, наши воздыханья;И что есть смерть — что означает бледностьПоследняя в лице,И гибель всей земли, исчезновеньеПривычного, возлюбленного круга.Конечно, понимаешьТы суть вещей и что земле несетЗакат или восход,Бег времени безмолвный, бесконечный.И знаешь ты, какой своей любвиВесна улыбку дарит;Кто зноя ждет и для кого зима —Что темная тюрьма.Тебе открыты тысячи вещей,От пастуха простого скрытых тайной.Порой, когда гляжу я на тебя,Как ты безмолвно светишь на равнину,У горизонта слившуюся с небом,Или бредешь со стадом,Как я, дорогой длинной;Когда гляжу, как небосвод обиленСозвездьями, и мыслю:Зачем такое множество светилен?И беспредельность воздуха? и глубьИ ясность неба без конца? что значитОгромная пустыня? что я сам? —Так рассуждаю про себя: о зданьеБезмерном, горделивомИ о семье бесчисленной; потомО стольких муках, о движеньях столькихИ на земле и в небе всяких тел —Вращенью их отыщется ль предел?Откуда двинулись — туда вернулись;Разгадки не добиться,Что пользы в том и где плоды. Но ты,Ты знаешь все, бессмертная юница.Мне ж — смысл один лишь ведом,Что сей круговорот,Что бренное мое существованьеДругих, быть может, к благу и победам,Меня же — лишь к несчастью приведет.

Ты счастливо, о дремлющее стадо,Скрыт от тебя твой жалкий жребий. КакЗавидую тебе я!Не потому лишь, что тебе не надоСтрадать; что все лишенья.Страх, тяготы ты тотчас забываешь;Но потому, что скуки отвращеньяК бегущим дням не знаешь никогда.Ты на траве в тени —Спокойно и довольно;И большую часть годаНе зная скуки так проводишь ты.Я ж на траву сажусь, укрытый тенью,Но дух мой предается отвращенью,Как бы ужален шпорой:И мечется душа моя, которойПокоя нет и места не найти.А я ведь не желаю ничего,И не было еще причин для слез.Ты счастливо. Ответить на вопрос:Чем счастливо и как? — мне не дано.Я ж мало наслаждений знал еще,О стадо, но не только это больно.Когда б могло ты говорить, то яСпросил бы лишь одно:Скажи мне, почемуВ благополучной праздности — довольствоНаходят все наперечет,А я — лишь отвращение и гнет.

Вот если б я в заоблачный полетНа крыльях мог умчаться,Чтоб бездна звезд мне вся была видна,Чтоб я, как гром, бродил в горах — я был быСчастливее, о сладостное стадо,Счастливей, о безгрешная Луна!Иль, может быть, не прав, когда гляжу яНа чью-то жизнь чужую;Все так ли будет иль наоборот,Родившимся — несчастья груз сполнаИх первый день несет

ПОКОЙ ПОСЛЕ БУРИ[51]