Ури Цви Гринберг - Избранные стихотворения Ури Цви Гринберга
слез в ней...
Теперь я живу на доходы со скорби моей.
На мне агония слова
моего, а в нем приказ: Жить! Нести на себе наследство,
упавшее с плеч мучеников, и передать его будущему —
эту долю прекрасную в наследстве Израиля для поколений,
пока не поднимусь я на гору стремлений,
и не сброшу её с плеч, словно мраморные плиты,
словно золотые, серебряные и бронзовые слитки,
словно драгоценные камни, чтобы достроить Святыню Чудес,
и стремление перестанет причинять страдания.
Сердце вознесет к лире биения свои и желания
Вездесущему.
И лира сыграет, что в этом сердце:
Боже! Я живу, из ладони Твоей сила во мне
жить этой скорбью и не погибнуть от неё...
Из праха моего народа в этот раз, молю,
дай мне силу речений,
дай мне скрытую силу заповедей Синая.
И я принесу их множествам народа моего, я принесу
им учение.
Вот вы, наследники, встаньте на места святых,
чьи уста раздавлены в прахе изгнания, залиты
морем крови.
Ради них это чудо свершается, и на землю нашу
враг не пришел.
Их ноши упали на землю, и когда они упали,
кровь пролилась.
Понесем же их с любовью на плечах!
С гимном миров их!
ЕВРЕИ, ЛЮБИТЕ ЕВРЕЕВ! /Перевод Р. Левинзон/
Евреи, любите евреев,
очень любите друг друга.
В огромном мире —
семьдесят народов разных. Вернись, десница наша,
плутающая уже поколения.
И в ней светоч мира
народам другим.
Время настало собрать воедино искры,
рассеянные по свету,
посланные нами, как радиоволны
из доброго сердца,
из пролитой крови еврейской —
каждому гою.
А гою — не надо!
Гой замыкает двери.
И, встречаясь с нами,
несущими свет и залитыми кровью,
он разбивает светоч,
что в наших руках,
и отрубает светоносную руку,
и ломает, и пляшет на наших обломках,
и, шатаясь, бредет домой,
словно из кабака.
Но скажем себе —
да будет свет
в скромном жилище нашем.
И колесо фортуны
всех времен и народов
остановится на нашем народе.
Евреи, любите евреев!
Пусть гои нас ненавидят,
хоть нету у нас меча.
Вместе прочтем молитву
о братстве своем великом,
святом и скрепленном кровью,
текущей к ногам убийц,
о братстве, которое чище
прозрачных слез сироты.
Гои зажгли перед нами море огня,
но мы выбираем жизнь
и возрождение царства!
Встанем плечом к плечу!
Лишь бы ничто на свете
нас не разделяло, евреи!
Мы ждем прихода Мессии.
Перевод Р. Левинзон
МОСТЫ
/Перевод Ю. Леви Красного/
Все сущее в нас — мосты, слова и дела мосты.
Глубокая связь — мосты. Так связаны я и Ты.
И есть окошко — взглянуть, и есть ворота — войти.
И наши тела — мосты: мостятся в тепле тесноты.
И капельки слез твоих в цепочке, одна меж других.
От равнины к реке и к горам от теснин,
Как заговор меж камней: цепь сомкнутых глав и спин.
Лучи, и слова из уст... магнитная сила струн:
Покой у источника вод... полночных валов раскат.
И водная бездна — под, и вечные птицы — над.
Перевод Ю. Леви Красного
ДЕНЬ УНИЖЕНИЯ
/Перевод Е. Минина/
Приснился мне сон: в нем голодные львы
гуськом уходили с вершин покоренных
в низину, где гнил на земле виноград,
за лисами красными
вслед,
пресмыкаясь
пред лисами,
в сумрачном свете луны —
И шел я за ними, до хрипа крича
по — львиному,
думал, оглянутся, вспомнят,
да те позабыли свой гордый язык.
Во сне зарыдал, разбудил меня страха
пылающий шар… Это день наступил.
Перевод Е. Минина
«Видел я сон, и были во сне львы…»
/Перевод И. Винярской/
* * *
Видел я сон, и были во сне львы,
что с гор высоких и светло-туманных спускались
и за лисами рыжими крались,
чтоб гнилого поесть винограда.
И месяц на небе взирал,
как охвостьем у лис стали они.
И шел я за ними
и на их языке им кричал:
Львы, эй, львы!
Но уже языка львов
не понимали они.
И горько я зарыдал,
и во сне ударил меня
шар огня
и... день настал.
Перевод И. Винярской
ПЕСНЯ ДИКОЙ ЛЮБВИ
/Перевод М. Польского/
Как ягнёнка руно прикасанье волос её нежных,
с ароматом запретных плодов в заповедном саду.
Жрица страсти безумных времён невозвратно-кромешных —
омут в чёрной ночи, поглотивший его как звезду.
Яма с терпкой отравой для жажды его беззаконной,
похоть лона земного, Тамуза томительный зной...
Он желал её плоти как древний властитель Арнона,
что сражён и растоптан Всевышнего тяжкой стопой.
Источают тела сладкий хмель виноградников диких,
в вожделеньи дрожат дрожью новорождённых холмов.
Днём они как и все — суетливы, слабы и безлики.
Ночью — пьющие пламень запретных цветов и плодов.
Перевод М. Польского
СЫНОВНЯЯ ПЕСНЬ
/Перевод М. Польского/
Гряньте, тридцать орудий, сыновнюю песнь маме милой —
воздаянье за то, что меня зачала и носила,
за родильную муку, за мёд материнского млека,
белизну и покой колыбели, младенчества негу,
за её поцелуи, покрывшие щёки и очи,
за уборки и стирки, за песни в бессонные ночи...
Гей! Я славу сегодня пою — всею плотью и кровью —
это плата её — за любовь воздаётся любовью.
вместе с нею лицо над моей колыбелью склоняю
сладкий запах младенческий мой вместе с нею вдыхаю.
Тридцать лет моих этим увенчаны, тридцать орудий,
что возносят сыновнюю песнь, чтоб услышали люди,
чтоб увидели все — и видение это нетленно —
это сын — это песнь — это мать — это сердце Вселенной.
Перевод М. Польского
ПЕСНЯ ИДУЩИХ ВДВОЕМ /Перевод М. Польского/
В тишине расцветают слова
между ними и звёздами, и
вянет и прорастает трава,
по которой ступают они.
Им пока и не снилась хупа,
о помолвке и помыслов нет,
лишь волшебная вьётся тропа
и волшебный от локонов свет.
Их желанье связало до слов.
В их слиянии — слава Творца.
Ночь накинула звёздный покров
на ранимые эти сердца.
Перевод М. Польского
ОН БЫЛ СУМАСБРОД
/Перевод В. Горт/
Да, он был сумасброд. Потому что
монеты — ему их бросали,
он — не подбирал,
удивляя народ.
Он лишь пел перед лицами окон и брёл
по дворам.
"Выбирайтесь из платьев, нагие!
На глянцевых мускулах тел пусть мелькает дорога! —
так он пел, — дайте руки друг другу — в биении пульсов — в
едином порыве — не дрогнув —
раскопайте хранилища кладбищ,
в ладонях согрев черепа мертвецов, — пусть их много! —
дайте каждому черепу — по человеку! —
авой мне и ой — их глазницам — по веку!,
наполняя пустоты душой...
Люди-пленники каменных джунглей, во имя грядущих —
впишите в бегущую кровь
все начала событий, стенной штукатуркой хранимые, всё —
вплоть до губ чердаков, —
происшедшее в тысячелетии нашем шестом —
аллай, ой — горе мне! — чтоб рыдать... обо всём...
Днём, лунатики, выйдите в мир, как ночами во сне,
набредите на главную трассу,
запряжённых коней потащите сквозь гущи базаров
с набитыми кормом мешками!
Следом — женщины, ярко нагие,
со скрипками громкими в длинных руках, с фонарями,
словно с молниями, с барабанами, будто с громами!.. В путь! —
тысячи ваших вагонов
на решающем из перегонов
сдвинув разом, —
вперёд, поезда!
Аллай, ой мне, беда...
Я сзываю в далёкую дивную область: львов, тигров,
наследников царских, царей.
И придут, и сыграют там пьесу, которая жизни живей,
ибо юноши — те, что под спудом Вогез и Карпат, —
стали мертвых мертвей...
Не до девушек им после стольких смертей,
