Ури Цви Гринберг - Избранные стихотворения Ури Цви Гринберга
не погасили дожди его: вечный огонь Завета.
Если Бог повелит мне, как Аврааму,
повеленье исполню силой любви,
поют мое сердце и плоть в этот дождь, в эту ночь,
Ангелы мира — дети мои!
Где величье, где миф в чувстве чудном этом?
Жизнь древняя пульсирует в зорях Завета,
кровь поет во плоти отцовой молитвой,
Храмовая гора готова к жертве с рассветом!
Снаружи — Иерушалаим... Деревьев пенье —
Их корчевали враги не в одном поколенье...
Тяжесть рек несут облака и молний горенье,
в ночь дождливую гром — словно бы откровенье
мужества — до свершения всех поколений".
Перевод Е. Бауха
ПРОРОЧЕСТВО В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ 1931...
/Перевод Е. Бауха/
Вот является беженец, лицо его вытекает,
и в лице этом
глаз один — ужаса,
и рот сквозной, как прорублен клинком,
говорит:
резня, пожар.
Только я, одинокий, скорбящий...
И ты, еврей?
Есть еще один иудей на земле?
А я и не знал, что есть еще один иудей.
Я здесь...
они там: убитые мои, рассеченные, сожженные.
В обуви своей
я до сих пор шел по крови,
в плоти моей, в конечностях — пламя.
И вот он замолк.
Погружается в сон.
Он хрипит.
Рот отверст.
Рот — провал.
Полночь.
Спящий — мой брат.
Перевод Е. Бауха
В ИЕРУСАЛИМЕ
/Перевод П. Гиля/
В святом Иерусалиме, моих предков-зелотов столице,
Ханаанеи обитают — с женами своими, детьми и ослами.
И христиане — с колоколами, башнями, колючими крестами.
Есть также и братья и сестры мои — приручённые волки.
Ученье предков спрятано на донышке их душ.
И лавки бакалейные есть тут, и Стена плача.
И старики полуживые, любимцы Бога, в талесах истертых.
И юноши горячие — похожие на воинов в Бейтаре, Гуш-Халаве.
И я прохожу здесь, как волк,
Отвернувшись от жилья людского.
Перевод П. Гиля
«Сион! Кто беднее меня среди толп твоих нищих?..»
/Перевод П. Гиля/
* * *
Сион! Кто беднее меня среди толп твоих нищих?
Сколько провел я ночей под небесным шатром,
Как ягненок, к овечьему загону путь забывший,
На щебне лежа возле Мусорных ворот...
Без спичек не раскуришь трубку — хотелось прикурить
От уголька звезды... Даже ягненок, путь к кошаре позабывший,
Богаче был меня в пыли ночной росы:
У мяса есть цена и шерсть не будет лишней...
Не знала тайны та, что родила меня в галуте,
И здесь никто не знал, как завершал я день прошедший.
Лишь раз меня араб заметил серым утром,
Но нож не вынул, про себя решив: "Наверно, сумасшедший..."
Перевод П. Гиля
«В пепле, изрезан, истоптан…»
/Перевод П. Гиля/
* * *
В пепле, изрезан, истоптан,
В седой крови союза Бога с нами —
Тебя я вижу, мой Иерусалим избитый!
И не будь я потомком отверженной расы провидцев,
Сказал бы: вот я стою на обломках погибшего царства,
И словно Рим, из мертвых не восстанешь к жизни.
Но я принадлежу к расе провидцев,
Чья кровь не расстается с гневом,
Даже расставшись с телом.
И вот я стою пред тобою, истерзанное царство моих предков,
И кровью говорю тебе: в крови своей живи и в пепле,
Ибо нет тебя среди мертвых, как Рим.
Ты — среди обращенных в рабство.
И скалам твоим говорю: Иерусалима камни, рассеченные на части!
Вот слово пророка, юноши из Иудеи:
Живите и ждите, ибо стоит ждать.
Еще увижу вас, скалы мои,
Словно в пророчестве Иезекииля
О костях иссохших!
Иерусалим, 3 швата 5690 [1930]
Перевод П. Гиля
«Вот сын твой, женщина!..»
/Перевод П. Гиля/
* * *
Вот сын твой, женщина! И на спине его стоит Иерусалим: царский
город из крови и бездн, из рассеченных жертв союза с Богом
и мусорных ворот его врагов.
На маленькой спине его — ведь он всего лишь человек — стоит
Иерусалим, огромный и тяжелый, горящий изнутри...
С ним на спине он поднимается к вершине, на Гору Царскую, и голос
раздается: "Восходи!" Он слышит голос тот, но ты не слышишь.
И даже арфы, что играет песнь Давида, ты не слышишь.
Вершину той горы еще туман скрывает, но сын твой уже чувствует
зарю: вот долгожданный день восходит диском солнца,
И рог бараний — золотой шофар сверкает на скале.
Вот сын твой, женщина! Вот он уходит вверх и излучает свет.
Благослови его на путь счастливый
И заслони ладонями глаза от света, что сын твой излучает...
Боишься ты: вдруг сатана раскинет свои сети, разверзнет под ногами
сына бездну... Или зажжет столп огненный —
И сын достичь высот не сможет...
И обволакивает ужас: а выдержит ли сын? Сил хватит ли нести всю
тяжесть Иерусалима?
Ведь оступись он — и падет Иерусалим, и под обломками его камней
твой сын лежать останется навеки...
Я верю: до последнего дыханья нести он будет Иерусалим, и если
удостоится — взойдет и достигнет желанной вершины.
И буквы имени "Шадай" коснутся жил на лбу, горящих буквой "шин"...
А нет — как Йосеф дела Рена падет он под тяжестью лавы кипящей.
Встань и Богу молись, чтобы дал Он подняться ему на вершину.
И сына назад не зови — нет дороги назад.
А Иерусалим, что он поднял на плечи, будет снят не его руками!
Мессия возьмет эту ношу на Царской Горе.
Или в бездну сорвется — расплавленным мясом — твой сын, словно
цинк в пасть плавильной печи...
Не ты ли с молоком своим передала ему, еще младенцу, пророческую страсть к высотам?
Не ты ли принесла его, в талит закутав, в синагогу, чтоб коэн выкупил его?
И тот сказал: "Сын твой — первенец Царству Давида, что пало и восстанет из праха..."
И прошептала ты, закрыв глаза: "Амен..." И вся была ты радость и сиянье.
И разве не молилась ты, чтобы Царство Давида восстало из праха?
Амен... Вот восходит твой первенец к Царству Давида, что восстанет из праха!
Перевод П. Гиля
НА ОКРАИНЕ НЕБА...
/Перевод П. Гиля/
Как Авраам и Сара в Эйлоней-Мамрэ
Накануне долгожданной вести.
Как Давид и Батшева в царском дворце
В ту первую ночь любви —
Входят святые отец и мать мои
Там, на западе, в море.
И сияние Бога над ними...
Под тяжестью красоты своей погружаются они...
Неспешно...
Над их головами могучие воды текут,
Глубоко под которыми — дом их...
Нет стен у дома того,
Весь он сложен из вод.
Плывут утопленные сыны Израиля
Со всех сторон моря,
И звезда в их устах...
Но о чем беседу они ведут,
Того песня не знает.
Это знают они — те, что в водах морских...
Как погасшая скрипка сияньем напева звучит —
Так и я, сын их верный,
Стою на морском берегу, вознесенный годами.
Вот входит вечер в сердце мое вместе с морем...
И я — иду к морю.
Будто кто вызвал меня на окраину неба.
Смотреть на диск солнца,
Как погружается он.
Вот вижу:
Справа отец мой, а слева — мама,
А под ступнями босыми
Течет океан из огня...
Перевод П. Гиля
ВИДЕНИЕ СВЯТОЙ СУББОТЫ В НЕБЕСАХ
/Перевод П. Гиля/
Мама! Солнце надо мною, но холодно здесь сыну твоему.
Холодно мне в мире без тебя. И без отца, который весь — сияние напева.
И без сестры моей, вашей дочери младшей, чья красота — как первые лучи зари,
А я — дома, ткань плету из синевы и золота... И радость наполняет мою душу,
И лунная серна моя — вдалеке, парит среди облаков.
Мне холодно в мире. Мраком шумит во мне кровь.
На пороге синагоги, точно слепленной с той, что сожгли в нашем городе,
Сидит — нагая, перепачканная кровью — сестра моя.
И ты, мама, в субботнем своем платье стоишь над нею, прикрывая ее тенью своей...
А небеса безмолвны. И слышно перешептыванье звезд.
Точно тлеющие угли шепчут они по-арамейски:
"Святая девственница, Суббота-царица..."
