Давид Самойлов - Стихи
НА ДУНАЕ
О, краткое очарованьеПлывущих мимо кораблей!А после разочарованьеОт бронзы бывших королей.
Сидят державные солдаты,Как задремавшие орлы.А корабли плывут куда-то,Как освещенные балы.
Здесь варвары на земли РимаЗапечатлели свой набег.Но все равно — плывущий мимоПрекрасней ставшего на брег.
СИГЛИГЕТ
В той Венгрии, куда мое везеньеМеня так осторожно привело,Чтоб я забыл на время угрызеньяИ мною совершаемое зло,
В том Сиглигете возле Балатона,В том парке, огороженном стеной,Где горлинки воркуют монотонно,—Мое смятенье спорит с тишиной.
Мне кажется, что вы — оживший образТой тишины, что вы ее родня.Не потому ли каждая подробность,Любое слово мучают меня.
И даже, может быть, разноязычьеНе угнетает в этой тишине,Ведь не людская речь, а пенье птичьеНужней сегодня было вам и мне.
СОЛОВЬИ ИЛЬДЕФОНСА-КОНСТАНТЫ
Ильдефонс-Константы Галчинский дирижирует соловьями:Пиано, пианиссимо, форте, аллегро, престо!Время действия — ночь. Она же и место.Сосны вплывают в небо романтическими кораблями.
Ильдефонс играет на скрипке, потом на гитаре,И вновь на скрипке играет Ильдефонс-Константы Галчинский.Ночь соловьиную трель прокатывает в гортани.В честь прекрасной Натальи соловьи поют по-грузински.
Начинается бог знает что: хиромантия, волхвованье!Зачарованы люди, кони, звезды. Даже редактор,Хлюпая носом, платок нашаривает в кармане,Потому что еще никогда не встречался с подобным фактом.
Константы их утешает: «Ну что распустили нюни!Ничего не случилось. И вообще ничего не случится!Просто бушуют в кустах соловьи в начале июня.Послушайте, как поют! Послушайте: ах, как чисто!»
Ильдефонс забирает гитару, обнимает Наталью,И уходит сквозь сиреневый куст, и про себя судачит:«Это все соловьи. Вишь, какие канальи!Плачут, черт побери. Хотят — не хотят, а плачут!..»
" Был ливень. И вызвездил крону. "
Был ливень. И вызвездил крону.А по иссякании вод,Подобно огромному клену,Вверху замерцал небосвод.Вкруг дерева ночи чернейшейЛегла золотая стезя.И — молнии в мокрой черешне —Глаза.
" Кончался август. "
Кончался август.Примолкнул лес.Стозвездный АргусГлядел с небес.
А на рассветеВ пустых поляхУсатый ветерГулял, как лях.
Еще чуть светелВдали рассвет…Гуляет ветер,Гуляет Фет1.
Среди владенийИ по лесамПоследний генийГуляет сам.
Не близок полдень,Далек закат.А он свободенОт всех плеяд…
"…И тогда узнаешь вдруг, "
А. Я.
…И тогда узнаешь вдруг,Как звучит родное слово.Ведь оно не смысл и звук,А уток пережитого,Колыбельная основаНаших радостей и мук.
МИХАЙЛОВСКОЕ
Деревья пели, кипели,Переливались, текли,Качались, как колыбели,И плыли, как корабли.
Всю ночь, до самого света,Пока не стало светло,Качалось сердце поэта —Кипело, пело, текло.
" Весь лес листвою переполнен. "
Весь лес листвою переполнен.Он весь кричит: тону! тону!И мы уже почти не помним,Каким он был семь дней тому.
Как забывается дурное!А память о счастливом дне,Как излученье роковое,Накапливается во мне.
Накапливается, как стронцийВ крови. И жжет меня дотла —Лицо, улыбка, листья, солнце.О горе! Я не помню зла!
В ДЕРЕВНЕ
В деревне благодарен домуИ благодарен кровле, благодарен печке,Особенно когда деревья гнутся долуИ ветер гасит звезды, словно свечки.
Сверчку в деревне благодарен,И фитилю, и керосину.Особенно когда пурга ударитВо всю медвежью голосину.
Соседу благодарен и соседке,Сторожевой собаке.Особенно когда луна сквозь веткиГлядит во мраке.
И благодарен верному умуИ доброму письму в деревне…Любви благодаренье и всему,Всему — благодаренье!
ГОЛОСА
Здесь дерево качается: — Прощай!—Там дом зовет: — Остановись, прохожий!Дорога простирается: — ПластайМеня и по дубленой кожеМоей шагай, топчи меня пятой,Не верь домам, зовущим поселиться.Верь дереву и мне.— А дом: — Постой!—Дом желтой дверью свищет, как синица.А дерево опять: — Ступай, ступай,Не оборачивайся.— А дорога:— Топчи пятой, подошвою строгай.Я пыльная, но я веду до бога!—Где пыль, там бог.Где бог, там дух и прах.А я живу не духом, а соблазном.А я живу, качаясь в двух мирах,В борении моем однообразном.А дерево опять: — Ну, уходи,Не медли, как любовник надоевший!—Опять дорога мне: — Не тяготи!Ступай отсюда, конный или пеший.—А дом — оконной плачет он слезой.А дерево опять ко мне с поклоном.Стою, обвит страстями, как лозой,Перед дорогой, деревом и домом.
ДВОР МОЕГО ДЕТСТВА
Еще я помню уличных гимнастов,Шарманщиков, медведей и цыганИ помню развеселый балаганПетрушек голосистых и носатых.У нас был двор квадратный. А над нимВисело небо — в тучах или звездах.В сарае у матрасника на козлахВились пружины, как железный дым.Ириски продавали нам с лотка.И жизнь была приятна и сладка…И в той Москве, которой нет почтиИ от которой лишь осталось чувство,Про бедность и величие искусстваЯ узнавал, наверно, лет с пяти.Я б вас позвал с собой в мой старый дом.(Шарманщики, петрушка — что за чудо!)Но как припомню долгий путь оттуда —Не надо! Нет!.. Уж лучше не пойдем!..
" Мне снился сон жестокий "
Мне снился сон жестокийПро новую любовь.Томительно и нежноЗвучавшие слова.Я видел твое платье,И туфли, и чулкиИ даже голос слышал.Но не видал лица.
О чем меня просила?Не помню. Повтори.Опять с такой же силойСо мной заговори.И снова в сновиденьеСлучайное вернись.Не надо завершенья,Но только повторись!
Ведь в этой жизни смутной,Которой я живу,Ты только сон минутный,А после, наяву —Не счастье, не страданье,Не сила, не вина,А только ожиданьеТомительного сна.
" Возвращаюсь к тебе, дорогая, "
Возвращаюсь к тебе, дорогая,К твоим милым и легким словам.На пороге, меня обнимая,Дашь ты волю свободным слезам.
— Ах, — ты скажешь, — как времени многоМиновало! Какие дела!Неужели так долго дорога,Милый мой, тебя к дому вела!
Не отвечу, к тебе припадая,Ибо правды тебе не скажу.Возвращаюсь к тебе, дорогая,У тебя на пороге лежу.
" И ветра вольный горн, "
В.Б.
И ветра вольный горн,И речь вечерних волн,И месяца свеченье,Как только стали в стих,Приобрели значенье.А так — кто ведал их!
И смутный мой рассказ,И весть о нас двоих,И верное реченье,Как только станут в стих,Приобретут значенье.А так — кто б знал о нас!
" Не увижу уже Красногорских лесов, "
