Проза и сценки. Драматургия - Даниил Иванович Хармс
Боль в плече и правом бедре – масонский обряд посвящения сопровождается легким ударом в плечо и бедро;
одиннадцать рублей – ср. 140<3>;
Вы верите в бога? – ниже этот вопрос будет повторен в диалоге с Сакердоном Михайловичем; то же, что и 127;
Я вскакиваю в трамвай – см.: 7, 9, 10, 15, 41, 42, 44, 56, 72, 122, 127, 129, 143, 175, 199;
на Михайловской улице – в 1918–1940 – ул. Лассаля, с 1940 – ул. Бродского;
Мечников писал ~ в наших желудках – как нередко у Хармса, происходит некоторая трансформация реальности: И. И. Мечников действительно писал об опасных процессах гниения в желудке человека, но при этом был настолько энергичным противником алкоголя, что даже употребление кефира не рекомендовал из-за наличия в нем некоторого процента алкоголя;
Видите ли, – сказал я, – по-моему, нет верующих или неверующих людей – весь нижеследующий диалог ср. с 127;
Я шел по Невскому; на Фонтанке; на углу литейной – следующие один за другим топонимы подтверждают версию об Н. М. Олейникове, как прототипе Сакердона Михайловича: писатель жил на кан. Грибоедова, д. 9 и именно по такому маршруту надо было возвращаться на ул. Маяковского, где жил Хармс;
Марья Васильевна – по частоте появления у Хармса (всего в 23 текстах) это имя может сравниться только с мужским именем Иван;
Неужели чудес не бывает? – параллель к творческому замыслу героя в начале повести;
Весеннее солнце ложится мне на лицо – воспроизведение того, что было сказано «двадцать минут шестого» предыдущего (?) дня;
По улице шел инвалид – этот инвалид точно так же шел, когда герой некоторое время тому назад возвращался к себе домой;
до Лисьего Носа; проезжаем Ланскую и Новую Деревню; Ольгино; на Лахте – станции Финляндской железной дороги;
золотая верхушка Буддийской пагоды – Буддийский храм, окончательно достроенный в 1915 г., с 1938 г. упразднен как место богослужения (Приморский пр., 91);
Во имя Отца и Сына и Святого Духа – начальный и последний стих молитвы «Отче наш»; по наблюдению Б. Хаимского, герой Хармса, подобно завету Будды, для освобождения от страхов и обретения свободы внимательно изучает в несчастье все свои состояния, но приходит не к нирване, а к Триединому Богу христиан – что, впрочем, для Хармса, может быть, одно и то же.
133. Комедия города Петербурга (часть II)*
Впервые – СП-1. С. 84–125. Автограф – РНБ.
Сохранившаяся рукопись «Комедии города Петербурга» представляет собой последовательное сочетание написанных на протяжение 28 февраля – 5 сентября 1927 г. и, вероятно, чуть позже нескольких групп текстов, по-разному озаглавленных Хармсом и имеющих обширную правку, которую в наст. издании не приводим. Имея несомненные доказательства тому, что «Комедия…» существовала как некое произведение с таким заглавием еще до 20 августа 1926 г. (дата посвящения Н. Заболоцким своего стихотворения «Восстание»: «Фрагменты Даниилу Хармсу автору „Комедии города Петербурга“» – Александров П. С. 91), мы, тем не менее, не можем быть совершенно уверены, что перед нами новый текст, пополняющий и продолжающий текст 1926 г., а не его редакция. Что касается структуры «Комедии…» (вопрос, напрямую связанный с проблемой окончательного текста), то отметим проницательное замечание А. Александрова о ее принципиальной фрагментарности (Александров II. С. 91). То же свойство текста Хармса отметил И. Вишневецкий: «Цельность известной нам рукописи настолько поразительна, что закрадывается сомнение – а была ли вообще написана отсутствующая в черновике I часть?»(Вишневецкий. С. 59).
Предположения о том, что мы имеем дело с вполне завершенным (структурно) текстом, основываются на интерпретации его фрагментарной конструкции как отражении ситуации исторического катаклизма, претерпеваемого Петербургом в результате революционных потрясений. Смещение и смешение исторического времени (здесь налагается еще собственно хармсовская концепция истории и времени) представительствуют одновременно сосуществующие в «Комедии…» императоры Петр I и Николай II, комсомолец Вертунов, придворный Иван Щепкин, Павел Афанасьевич Фамусов и другие персонажи. Атмосферу же «Комедии…» определяет мотив угрозы старому миру, который пытается уцелеть, но сонм Чудовищ, предводительствуемых Зверем, появляющимся в финале (употребляем этот термин условно) означает крушение мира вообще. Полагаем, что ряд мотивов «Комедии…» позволяет интерпретировать ее как частичный парафраз «Двенадцати» А. Блока (ветер-вьюга; Катенька Хармса/ Катька Блока; Христос с «кровавым флагом»/Бог с топором Обернибесов). См. также: Сажин III. С. 140–146.
брожу ли я у храма ль, у дворца ль – ср.: «Брожу ли я вдоль улиц шумных // Вхожу ль во многолюдный храм» Пушкина;
Вертунов – встретится еще в т. 3 наст. собр.;
ну-ка саблю вынь из ножен – разветвленные коннотации этого мотива см.: 1, 134, 140 и т. 1 наст. собр.;
мимо стана в поле крысой – см.: 46, 53, 71, 100, 134, 189;
прекрасная Мария горевала – см. прим. к 132;
на Морской – с 1918 г. – ул. Герцена; выводила через Невский пр. прямо к Зимнему дворцу;
Ниже трехсот метров не опускайся – вар. числа 3; см.: 6, 9, 10, 15, 16, 19, 22, 30, 36, 42, 60, 62, 73, 78, 85, 91, 93, 105, 120, 122, 132, 184, 186, 190;
четыре шага до ворот осталось – см.: 4, 13, 15, 19, 21, 36, 46, 54, 62, 69, 76, 78, 83, 84.87, 89, 93, 94, 97, 101, 116, 120, 121, 129, 134, 143<2, 12, 15, 25, 28>, 184, 186, 188;
пели ирмосы – вступительные стихи церковного песнопения;
В его руках виднелась книга, // он пальцем заложил страницу – ср. текст 59 в т. 1 наст. собр.;
Поставьте самовар; ручеек из самовара; проплывает мимо горницы топор // а за ним Иван Иваныч Самовар – ср. прим. к 77 а также т. 1 наст. собр.;
в небе лампа потухает – см.: 15, 134 и т. 1 наст. собр.;
А я подумал: это чудо
