Эдуард Лимонов - Стихотворения

1971 год

Русское

текст

В доме царили мерзость и запустение. Королева была голой. Кровать была двустворчатой. Королева перевернулась на другой бок.

Виталий стоял тихо. Глаза Маши остановились на церкви. Ах! — сказал князь. Нет что вы. Сереженька! — говорила кудрявая женщина

Расцвели липы и каштаны — сказал Ковалев. Лес‑то какой! — сказала Муся. Холм приветливый! — говорила русская женщина

Вязаная шапочка и цветы розы и май. Ловля рыб в сетку стрекотание шмелей и русский человек в воде

Доктор — вы весь в брызгах — говорила она сжимая его холодную руку

Мой милый — Вы простудитесь — говорила Алешеньке Виктория Павловна

Эти фикусы мешают мне видеть вас — сквозь зубы произнес капитан

Солнце ослепительно и я тщеславна — говорила красивая Даша поводя плечом. Качели раскачивались. Зиял песок. Хмуро пахло деревьями

Было тепло. Вот и Геннадий — сказала она поднося руки к груди. Вот и он. Темный силуэт приближался

Ветер воет — сказал Виталий. Уходи к Дмитрию! крикнул он и судорожно зажав лицо руками убежал в сад

Я люблю ее — Иван Карлыч! — плакал Алексей на груди у доктора

Тропинкой они спустились на дно оврага. Здесь бежал ручей и плакала вода. Я люблю Вас — Груня — сказал он и поцеловал ее руку

Иван Иваныч — свет очей моих — идите сюда! — закричал пьяный князь

В оранжерее росли лимоны и розы

К нам к нам Алексей! закричали дамы увидав высокую фигуру юноши

Да вы Геракл прямо. милый мой — сказал доктор осмотрев Антона

Кучер улыбался широкой русской улыбкой

В дверях сарая стояла Ганна и смотрела на него. А ведь она совсем еще девочка — подумал он…

Иван Иваныч опять пил всю ночь — сообщила ему мать

В окне Григорьева горела лампа

Пашка сидел на окне и играл на балалайке

Наденька подошла к Иванову. Уйди! — коротко и враждебно сказал он. Алеша Алеша — прости меня — говорила она измученно — я не виновата. ей Богу не виновата. Он заставил меня!

Лил дождь Она в мокром платье шла по бульвару. Ей было все равно куда идти. Из нагнавшей ее пролетки выскочил Калошин. — Марья Николавна — куда Вы — едемте ко мне — сказал он набрасывая на нее свой плащ

Кипарисов жил высоко под самой крышей. Дверь была красная

Эх загулял загулял загулялПарень молодой молодой!— пел пьяный Аркадий. Аркадий Петрович успокойтесь — говорила робко Нина. — А ты кто такая чтоб мне петь запрещать. Я петь хочу русскую песню и буду! Петь хочу! — закричал он

Мамá — где живет Ивáнов? спросила Таня. Ах дитя мое — да ты же знаешь какой он непоседливый. Все меняет помещения. Кто же его знает — где он теперь

— Хороша была жизнь при Тиглат‑Палассаре и хороша была жизнь при Ашшурбанипале и хороша была при королеве… говорил Тимофеев презрительно поджав губы. — Ассирийская военная держава — продолжал он…

Иоанна с распущенными волосами в одной рубашке стояла над ним держа в руке револьвер…

Мои творения принимают странный вид и странную форму — медленно произнес Алексей — но я нимало не забочусь о том. Позже разберусь. А сейчас я должен их написать. сомнение в написании не помогает. — и он положил листки на стол

«Когда Европа удалаяБыка за шею обнимала»… читал поэт стоя у стола

Вы виделись вчера с Любовью Ивановной? — спросил Игнатьев

— Я рад что вы навестили меня — говорил Иванов провожая Любочку до калитки. Я знаете ли очень одинок — приходите почаще — сказал он как‑то по‑особенному пожимая ей руку

Офицер щелкнул каблуками и передал пакет…

В кафе было тихо. Салтыков пил водку и закусывал грибами. Только два‑три человека — думал он меланхолически — нужны мне в мире

Китаев лежал на кровати глядя в потолок изучая давно надоевшие его узоры и панически метался мыслью. — Не смог не смог он одолеть бушующий за окнами огромный каменный город. Город не преклонился к его имени как ласковая морская волна. Победил он меня — прошептал Китаев

Сумароков влез на батарею и держась за стенку приладил веревку на крюк. Глупо как все — тоскливо подумал он и оглянулся на захламленную комнату. Его чуть не вырвало и он поспешно сунул голову в петлю. — Как в старых романах — усмехнулся он и вдруг поймал себя на этом чудовищном «усмехнулся» Действительно — усмехнулся. Больше размышлять он не стал и осторожно шагнул с батареи. Шею сдавило…

Валя сидела перед зеркалом уже часа два. Обнаруженные ею морщинки у глаз не давали покоя. Она давно забыла что собралась в кондитерскую где договорилась… — Опомнилась — опомнилась — думала она. Ведь это смерть уже слегка тронула меня и теперь она все более и более будет трогать… Валя не плакала. но ей было жалко себя и хотя новые люди но я…

Когда стемнело — сорокалетний Кутузов пошел провожать восемнадцатилетнюю Лизу. Он шел рядом с ней и разглядывая ее в неверном сумеречном освещении думал — а ведь и она потрескается расползется. Лиза же щебетала что‑то свое. И конечно она давно понимала что привлекательна а этот странный человек провожающий ее ей нравился и волновал ее. Какое у него неправильное лицо…

Деревья шумели в ночи. Бабичев вышел на крыльцо дачи и стал прислушиваться. Он не ожидал от мира чрезвычайных известий. неких встреч. слов. нет. Загадка загадка — думал он вглядываясь в мрак. Партии. страны группы людей. А вот так один и мрак — ты в ночном белье и деревья шумят — не выдерживаешь и уходишь…

На другой же день после свадьбы он исчез неведомо куда Пропал без вести

Он сидел на кухне и ел воблу. — Тутанхамон — думал он — столько золота во мраке. в гробнице. Тутанхамон — произнес он — Аменемхет. Эхнатон. Кайя. Псамметих. Озирис… Изида… — произносил он с удовольствием и хихикал — Сэти Первый! — хорошо! — думал он. В кухне было холодно.

Бедный мальчик скорчился на диванчике и спал испуганным внезапным сном. Мокрые башмаки стояли внизу.

Карл зажег камин и сел в кресло

Потапов и Соня ездили по пруду в разных направлениях. Она играла на гитаре и пела низким голосом старинные романсы Потапов щурился. Деревья низко свисали над водой.

Шаповалов шел в плаще по городу и думал о своей недавно отшумевшей юности. Вот прошла она и теперь Шаповалову практически нечего делать на земле.

Закипел чайник засвистел ветер.

Ордальенский постучал к Грибову. Пал Палыч дайте мне ваш револьвер на пару дней я хочу убить кого‑нибудь. Господь с вами — Лазарь — вы пьяны! Нет Пал Палыч дайте мне револьвер я действительно хочу убить и именно кого‑нибудь. Все равно кого Сил моих больше нет!

В палатке торговали солью крупой мясом и замками. Проуторов засмеялся поглядев на это

Васильев любил Лену но тосковал по любви иной. Иной бы любви! — часто говорил он себе глядя на свою жену.

В прошлом веке кучер Пашка спрыгнул с козел. А царь соскочил с трона

Стулья иногда бывают на трех ногах

Прекрасны горы Кавказа

Хороши хребты Тибета

Посылаются письма и почтовое ведомство их развозит крестьянам рабочим бывшим графиням многим кулакам в Сибирь и в Америку людям в лаковых ботинках

Мальчик посылает письмо мальчику

В разбитной день у ярких теремов Красной площади продавали квас и водку. Народ не зарился на немецкое пиво которое пили только немцы в вязаных колпаках

Людмила и истинно русский человек Древин шли в толпе с удовольствием слушая родную им речь

На дороге лежал калека и спал подложив под голову свою тележку

Сумасшедший Гаврилов стоял на кровати и произносил речь — Я главный русский кит! Я главная русская акула!

Яшка‑татарин занимался неприличным

На дороге лежал большой камень. Несколько человек безуспешно пытались сдвинуть его. Я проходя подсмеялся над ними

Голые сидели на коленях у голых

На праздничном столе была пасха и крашеные яйца. Город был пуст

В день поминовения на могилах ели и была скорлупа от яиц. пели и играли на гармошках. Я смотрел на их детей с восторгом и завистью. Какие дикие отличные грязные дети — думал я — наружно соблюдая взрослое здоровое лицо. какие отличные девки грязные толстые какие жирные животные лица — восхищался я. А играла гармошка было жарко и я ходил между них будто кого‑то ища

Скажу по секрету что я искал одну могилу… но ее не было

В праздник же другой более холодный я и вовсе был наполнен видениями так что и не спрашивайте как я себя вел…

В пятницу Людмила должна была придти и принести мне предсказания переписанные ею. Но я ее дожидаться не стал и ушел гулять в сад. гулял я долго и очень медленно. наслаждаясь медленностью своей походкой. А деревья — те совершенно оставались на местах. Голое солнце повернулось когда прибежала моя неистовая помощница. Что тебе надо? — строгим голосом прервал я ее готовую речь. Почему ты мешаешь твоему учителю размышлять? Простите учитель! сказала она но я принесла Вам предсказания. Я сидела всю ночь… Это меня не касается. сказал я Но тут же пожалел ее и сказал — Можешь погулять рядом! Как же обрадовалась бедная девочка!

Когда гордое и тусклое лето уходит из наших краев все обычно ложатся на печки и становятся старыми. Улицы затмеваются. Квартиры напоминают крепости. в воздухе ходит один лишь музыкальный вал…

Память Чернышова сохранила скалы Дувра. Па‑де‑Кале и Ламанша. вечера Италии и тени острова Мальта а я представляю себе спины женщин с которыми он спал. когда они уходили

Нож — оружие женское — говорил он. Коварно. хорошо мимолетно. А мы чтобы не превратиться в груды изношенного мяса вынуждены убивать. Убивать творения. замыслы а также души других людей. И вообще… мямлил он

Да что вы мямлите! Паршивый остаток старого! — стукнул я кулаком по столу. Вы разбираетесь в женской одежде лучше чем в своей собственной. Я бы воздвиг вам на могиле памятником нижнюю часть женского тела. Чернышов не обиделся. Улыбаясь проговорил — Конечно — я — дурак — вогнал свою жизнь туда Но и вы мой юный гениальный друг — вгоняете ее в другое. ну не в женщину так в свои творения

Идите вы к черту — сказал я ему. Посмотрите какая у меня двойная ведь венерина дуга на ладони. Я если б хотел — не хуже вас мог бы…

Но вам же это скушно — мальчик мой! произнес он с улыбкой. Да… согласился я… — Ну вот видите. Конечно что вы более высокого полета. Вам удастся заполучить большее количество женщин чем мне. Вы умрете и давно тихо желанно смешаетесь с землей. А юные идиотки все будут таять над вашими стихами Юные прекрасные идиоточки — цвет нации. цвет. Старый дурак! — сказал я ему. Я чист а вы пошляк!

Неужели вам не нравится то что вас будут любить много много головок не нашедших себе иного применения. они будут умиляться на ваш портрет. А ваше тело ехидно ускользнув от них уже не существует. Вам все‑таки удалось подсунуть им свою душу

Хватит! — завопил я и Чернышов — он был все‑таки добрый старик — заговорил о чем‑то другом. Великий бабник но и Великий Женский Друг был также Великий Формалист и потому стал объяснять мне какую рубашку нужно и как насколько должны выглядывать манжеты из рукава

Вечером когда море немного поутихло она в легких туфельках вышла погулять. Я подошел весь пьяный. ну весь пьяный и сказал — Добрый вечер! гуляете? А вы напились. напились как! простодушно удивилась она. Очень напился! согласился я. Вы ругаться не будете? спросила она. Нет — сказал я — не буду — что вы. — Тогда Хорошо — пойдемте к самой волне посидим. Да идемте! — сказал я и поплелся за ней

В ту осень я был одержим идеей завести себе точно такие же брюки под коленку какие были у меня в детстве. Но никто не знал как выкраивать такие брюки. Я огорчался дней восемь курил и строил на бумаге чертежи. А потом все куда‑то унеслось На меня легла тьма и я забыл о тех брюках

Вот хорошее место — сказала она — мы можем здесь отдохнуть и присела в сено. Дети вырыли в сене какие‑то причудливые ходы и она тотчас же полезла в одну из дыр. Ее не смущало то что мелькали ее трусики и мне решительно все было видно. даже мельчайшие мышцы. Римма вернитесь — сказал я ей — но она там где‑то глухо захохотала и исчезла

Мой друг приехал издалека и рассказывал что он видел в далеких землях. Все то же. все то же — думал я с грустью не отвечая на энтузиазм с каким он изображал тамошние нравы и обычаи

Наиболее долговечная поэзия — человеческая. О человеке — так говорил я провинциалам которые заботились о форме. Они думали что я кривлю душой

Рукой я ухватился за карниз. подтянулся и полез вверх. Заглянув в окно увидел ее. Она лежала на постели полураздетая ноги ее были там где подушка а голова почти упала на пол. она плакала. Вдруг она взглянула на окно…

Ты все держишься за свое «я». Признай что я больше и тебя и тех с тобой. Признай и служи мне

Лечил я ее красным вином нагревая его в горячей воде. Открытое вино дымилось. Было спокойно. она лежала — выделяясь на белом белье. лечил я ее друзья мои — красным вином и приготавливая его уж надышался и был пьяным

Резво скачущие ноги девочки вызывают в памяти другие ноги. другой девочки только более развратной и противной. Давно… та девочка любила выделывать балетные па и при этом специально становилась чтоб показывать мне свои всякие места. она была странная уродина эта девочка хотя на вид красивая

Все у меня слипается. навязла клейкая масса своих и всеобщих кусков жизни. я переступаю через призрачные черноземные ямы. неожиданно выхожу из призрачных черноземных кустов. Я наклоняю голову среди деревьев. она в шляпе. шляпа белая и широкая. лепечет на солнце. а пальчики просвечивают. Дамский велосипед. корзинка с клубникой. вяжущее средство дубовой коры. Вечер. светлое платье. загорелые руки. бледная улыбка — мертвецы теперь все. все мертвецы

В последнее время на террасе стал часто возникать дедушка с особенной улыбкой и вообще старая плоть его. он стоит в отдалении на террасе и она заполнена туманом

Во мне есть плодородия — сказал я год спустя — но нету того чем ядят и пьют и делают более сложные движения. Все во вторник пожрало искусство. Я как напоенный искусством. Яд! яд! — вскричал я

1971 год