Эдуард Лимонов - Стихотворения
Сам ушедший сумасшедший…
Сам ушедший сумасшедшийБыл бежавший пострадавший
Я вам дам небес долинуПальму локон и маслинуПусть и ветер там гуляетВиноградник распушает
Виноградник становится толст и рыжИз него выбегает стрижИ показывается хмурое лицоПозже — другое. В конце концов
И третье выходит из глубиныНевзрачные руки. Белые штаны
Мутнеет. и вечер уж близкоОт солнца осталось чуть-чуть дискаСкрипнула бочка — воду привезлиМожет быть рядом — может вдали
И кто это слышал — ты или я?А может преданьем богата семья?
И там где раскатистые просторыБыли пустые зеленые горыИ добровольно в этих горахЖивал только ветер. и жил только страх
А я по земле никогда не ходилПрекрасную дружбу с тобой не водил
Я не забыл своих юности дней…
Я не забыл своих юности днейМаленьких дев и усталых конейО Украина! О поле!В тысячеглазых предутренних снахТы говорила присутствует страхЧто ж! говори поневоле…
Я не забыл своих юности днейХарьковски-скроенных старых полейПеред дождем пробежалоЭто животное серой травойНебо! — великое небо — постой!…шпаги плаща и кинжала…
Я ли виновен что вишня цвелаЧто похоронной процессия шлаРадость! О радость познанья!Я Ливингстона украдкой читал
За англичанином молча шагал«Бой! повторите заданье!..»
А Александры Васильевны гробТихо тогда выносилиМама мне книгу подсунула чтобСын не увидел бы смерти в лобСколько напрасных усилий!
О Украина в смертельном дождеЯ все мечтаю на руки к тебеНекогда молча вернутьсяСын лицезреющий матери глазО разве будет причудливый часРазве опять окунуться?
Вот хожу я по берегу моря — холмистое чрево бугрится…
Вот хожу я по берегу моря — холмистое чрево бугритсявспоминают глаза мои бедный наряд мой тюркскийНе туда я пошел в своем стремлении гордомСтал я страшный человек сообразно причудам
Что я мыслил потопить. что использовать думали какую-то весну встретить в облике юномно как старый помещик покидающий усадьбуЯ гляжу с придыханием в горле бессердечно
Все я бросил и на рукописи серые бросилпоменял все на рукописи серые сразупоманили меня только буквы буквыа уж весь я побежал. застучали ноги
Не поднять мне у окна тяжести взглядаИ по сонному пути домой не вернутьсяУж мою кровать давно родители убралиничего там не стоит. пустое только место
И шагами гигантскими неподходящимион измеряет берег моря повымершийпосле отлива остаются формы разныечерепные. костяные. игольчатые
И эти формы встрепенутся. к морю бросятсяне догнать уж его вам. не старайтесяА я шляпу в песок позаброшу выброшубледнолицый мой костюм разведу крылом
Пропадай ты грусть тоска моя чернильницаНачинайся день постыл плодовита моя семениЧерепные. в панцирях и игольчатыеформы жизни молодой невозвратные…
Ах родная родная земля…
Ах родная родная земляЯ скажу тебе русское — «бля»До чего в тебе много иныхмолодых и нагих
Так зачем же тебе я — уроднародившийся из темных водподколодных ночных береговгородов
Так зачем я тебе от стеныГде всегда раздвигали штаныГде воняет безмерно мочойТак зачем я тебе городской
Краснощеких возьми деревеньУ них поросль растет каждый деньЯ зачем тебе с тонким лицомСо здоровым носись подлецом
Отвечает родная земля— Ты назад забери свое «бля»Только ты мне и нужен одинТы специально для этих равнин
Ты и сделан для этой бедыдля моей для травы-лебедыИ для шепота ржавых ножейЯ ищу бедной груди твоей
Но за службу такую плачуТвое имя свиваю в свечуи горит же она все гориттебя всякий из русских простит
И поймет все пойметшапку снимет и слезы прольет
Этим утром открывшийся год!..
Е. Щ.
Этим утром открывшийся год!Я спешу тишиной насладитьсяОзирается грозная птицаРазбираясь во пламени вод
Где начало земным китам!?Разве нам интересно этоМы с тобою пройдем по следамПо увядшим печально цветамНезабвенного нашего лета
И с тех пор как гвоздики цветутне спеша между нас полевыеубедился я: мы роковыеи к подножию двое придут
Мы умрем! мы умрем! мы умрем!Разумеется милая вместеТы пойдешь к жениху. я — к невестенезабвенным летающим днемРазумеется милая вместе
Ты и я под единым лучомС высоты опрокинутым в травынет то не были наши забавыэтим старым морщинистым днемприжимаясь друг к другу умремТо оказывается не забавы!
Золотой век
Идиллия
Мои знакомые самых различных времен сидели за столами
Они спутались и смешались как волосы влюбленных или как песок или как что‑то
Нравились друг другу удивительно разные люди
Подпрядов беседовал с Сапгиром рассказывал ему как он вытаскивает утопленников
Сапгир слушал его и с восхищением бил себя руками по животу. К их беседе прислушивался Брусиловский рядом с которым сидела Вика Кулигина и умильно смотрела на него льстивым преклонным взором. круглыми коленками
На дереве олеандр сидел замаскированный художник Миша Басов с лицом лося или Александра Блока и вслушивался в шум олеандровых деревьев
Из пещеры на склоне горы выходил голый серьезный задумчивый Игорь Холин. Его губы двигались. очевидно он говорил стихами
Вдруг по центральной аллее с криком гиканьем проскочил верхом на белом коне художник Михаил Гробман. За ним ехала коляска где сидела разомлев от жары жена Гробмана — Ира — его сын Яшка и что‑то завернутое
Улеглась трава. из‑за облака вышло солнце и берег моря усеялся гуляющими. С большим белым зонтом в сопровождении испуганного поэта Лимонова вышла погулять несравненная очаровательная Елена. Она шла важно и прямо и волны лизали ее ноги. Далеко отлетал ее дикий шарф
За большим зеленым камнем на сухом песочке сидел Цыферов и протирал очки. он посмотрел на Елену и поэта Лимонова и Цыферов улыбнулся. Он подумал о какой‑то сказке которую он еще не успел написать
Влево от моря в зеленых зарослях был виден угол небольшого питейного заведения где тихо расположившись с бутылками ел котлеты поэт Владимир Алейников. Рядом с ним отвернувшись к сиреневой девице с живописным лицом сидел художник Игорь Ворошилов и говорил «Признайся ты же меня хочешь!» Бедный художник! Он был уже изрядно пьян. Его нос шевелился
За клумбою с деревенскими ситцевыми цветами прогуливалась румяная Наташа. на ступеньках питейного заведения сидел пьяный художник Вулох и что‑то пытался сказать
Вдруг воздух огласился ругательствами и вообще произошло замешательство. В лисьей шапке с волчьим взором взбудораженный и тоже нетрезвый появился поэт Леонид Губанов. За ним шел поэт Владислав Лён и пытался осторожно урезонить его. ничуть не удавалось
Тут поздоровались два поэта и друзья когда‑то — Алейников и Губанов — портвейн стали пить и читать стихи. Их обступила толпа любопытных которую составляли: художник Андрей Судаков. киношник Гера Туревич. Художник из Киева. художник из Харькова. один шведский подданный. смуглый племянник какого‑то короля. Слава Горб — человек с Украины. Виталий Пацюков который делает передачи о художниках. сотрудник «Молодой гвардии» Саша Морозов. человек в беретике — Рафаэль. Леонард Данильцев. его жена поющая в «Мадригале» и еще другие чьих лиц не было видно
Солнце еще ярче осветило предметы и людей и в окне чердачном появилось улыбающееся круглое лицо художника Ильи Кабакова. Он с восхищением-страстью смотрел на стоявшее на лужайке перед домом средство передвижения. Оно было серое
Залетали мухи. стало жарко. Сапгир и Подпрядов продолжая разговаривать направились к ручью купаться. Подпрядов плотно закутавшись в пиджак сидел на берегу а Сапгир в малиновых трусиках осторожно крался к воде
Анна Рубинштейн сидела на садовой скамейке толстая красивая и веселая. По обе стороны ее сидели два юноши совсем незрелого вида. На них были рубашечки в полоску. Волосы у них блестели. Брюки широко расходились в стороны. Оба не сводили с нее глаз
С огромной папкой в руке за кустами прошел куда‑то художник Бахчанян. Его шаги были большие как в Харькове и маленькие как в Москве
Похихикивая озираясь в незнакомой обстановке вон промелькнул желтым лицом художник Кучуков. За ним шла томная Наташа с виолончелью. За ней тихо двигалась тень Ростроповича. А за ним тень Кучума
Рабочий Борис Чурилов возвращаясь из книжного магазина забрел в газон и лег отдохнуть. Вокруг него шелестит овес и лежат книги. он снял ботинки и носки
А вдалеке на самой далекой поляне моя мама варит борщ такой красивый и красный. и сидит белый отец разговаривая на солнышке греется
Художник Евгений Бачурин тронул свою гитару и она запела. С дерева олеандр слетела птичка и удивилась. Шумели дерева и ласково садились слова на ветки. Солнце обогревает всех! — сказал Бачурин и посмотрел на проходивших мимо круглых и белокурых женщин
Немножко темнеет. Появляется маленький сухой Геннадий Айги с портфелем. Он идет мимо всех никого не замечая. Позади его шагах в десяти выступает фигурой из сумрака поэт Иосиф Бродский в кепке. в руке его зажата пачка стихов и книга «Остановка в пустыне»
Освещаются окна. В одном из них виден художник Андрей Лозин который играет на скрипке стоя перед мольбертом. Его жена Маша склонилась над швейной машинкой. Возникает рубашка для Сапгира.
А уж Лимонов и Елена взяли лодку и уехали в море. На песке сидит какая‑то Таня и горько плачет
А во мраке горят глаза художника Зюзина
Питейное заведение закрыли. В одном из окон видна переместившаяся пьяная компания. Алейников не хочет читать стихи и стоит в углу пошатываясь. Губанов спит. Ворошилов еще пьет…
Двенадцать часов ночи. Над морем раздается безумный хохот Лимонова
Просыпается только Цыферов. Что это было? говорит он… и засыпает. Ему снится печальная старая сказка
Шумит ветер… тонкие и толстые запахи в воздухе. Кто может лежать с кем‑то на кровати тот лежит. А кто не может тот спит
Всколыхнулась и набежала волнакто у берега опустил рукавакто и волосы у берега опустилкто ж загрустил…
Темно. ночь по дороге идет художник Василий Яковлевич Ситников и несет дощечку
Тихотемно. Вдруг бежит черная собака. За ней португальский подданный Антонио. У двери дома виден силуэт в белых штанах. Ее озаряет свет луны. Она выносит стул павловских времен. Вот ее совсем осветило. Алена Басилова
Недалеко за кустами с тонким ножом бродит Губанов. Он не замечает Басиловой и углубляется в кромешную тьму
Костер под деревьями. Тут Лимонов. Елена. Брусиловский. Галя. Максим. Феликс Фролов. какая‑то Таня и еще одна Галя и еще два американца жарят шашлыки. Тлеют угли. аромат. Приходит Дима Савицкий с корзиной грузинских трав. Елена в вечернем платье. Лимонов в шортах. На всех остальных костюмы
Появляется подвыпивший Сапгир. Все его целуют. Появляется Холин и с ним две хихикающие девушки
Два художника выкатывают из мрака коляску. На ней улыбающийся Шагал. на запятках корзина бургунского*
Лимонов тих и молчалив. он поглядывает на Елену. Та очень красива
Елена выходит в полосу лунного света. К ней слетаются ночные тяжелые бабочки. ажурные жуки и все красивые насекомые. они кружатся вокруг нее
Поэт Лимонов смотрит и молчит
Вдалеке за кипарисовым лесом занимается заря. С суковатой палкой и странным взором выходит к костру Яковлев. Под мышкой у него пачка картин. Он молча кладет их на траву и уходит. На картинах изображены цветы
Бабочки и жуки садятся на цветы. Елена растеряна. Она обижена. Гадкие летающие! — говорит она — вы изменили мне. И Елена плачет
Спина Яковлева все удаляется и все меньше. Вот уж и нет
Если ты не перестанешь плакать — я повешусь — говорит Лимонов и снимает ремень отходит к дереву лавр и начинает серьезно прилаживать ремень к ветке. Ой не надо! — говорит Елена и бежит путаясь в платье. — Хорошо не буду — кротко говорит Лимонов. Она уводит его за руку к костру. Все молчат или же все едят. пьют и обдумывают собственные судьбы. Но кто‑то (кто?) так серьезно посмотрел на Лимонова как будто понял его и произнес «этот не шутит»
Вверху летал дух Мотрича — черный падший дух едва шевелил крыльями он парил и пил винные ароматы. Его почти никто не замечал и только Лимонов порой видел его и опускал глаза
Елена играла с мышью. Рядом сидел ее муж и он был умный Поэтому он не мешал Елене играть с мышью. Мышь была странная она как будто что‑то знала и мышь соглашалась
Заря была уже большая. Четко был виден весь парк. На одной из дорожек появилась женщина в желтом пальто и черном колпачке с кисточкой. Она целеустремленно шла куда‑то престранной походкой. — Дина Мухина — сказал кто‑то. Лимонов вздрогнул. Дима Савицкий выронил бокал. бокал раскололся. Все сказали о Дине и кто‑то заплакал. Может быть какой‑нибудь ребенок. может быть какой‑нибудь человек
Почему‑то скопилось много людей. Кое‑кто подходил незамеченный и вдруг оказывалось что он давно уже здесь и сидит. Но многие молчали а те кто говорил были слабы. Все решали взоры
Распустился какой‑то цветок. В воздухе даже было несколько ангелов из тех кто наиболее склонен к людям. Заинтересованные ангелы слушали сложив крылья
Елена смотрела на Лимонова точно он был цветок. А ему хотелось отрезать признаки пола и он с упоением думал об этом остром деле. И закопать под кипарисом! твердил он. Дима Савицкий говорил — не делай этого! А Елена гладила Лимонова по голове рукой
Проснулись птицы и заснул Максим Брусиловский. Тихо закричал павлин. Это так трогательно. В траве сидело много людей и трава росла вокруг них. насекомые гладили многих по коже. И тут кое‑кто полетел. Все по‑разному. то как Сапгир то как Елена то как Лимонов. или судорожно как другие
Лимонов полетел на поляну где его мама варила борщ и сидел на солнышке папа. Поляна была по форме сверху как сердце Пахли кашки гречка и маки. Вот летит наш сын! сказала мама. Сынок ты опять опоздал к обеду! Я купался — сказал Лимонов и все поверили ему хотя нигде он не купался а все врал
Семья села за дощатый стол и всех нагревало солнце
Потом подлетела Елена. Она стояла в стороне и удивленно смотрела положив палец в рот
Как ребенок! — засмеялась мама. Что Вы там стоите. идите к нам! крикнула она Елене. Та послушалась и подлетела к столу. Подали борщ. — Всегда люблю борщ — сказал Лимонов и положил бледно-загорелые руки на стол. Елена взглянула на него с любовью и страхом. Заметив этот взгляд мама спросила ее кто ты такая? Я ничья — ответила Елена искренне
Мама неужели ты не знаешь кто она. Это же прекрасная Елена. ты же ее прекрасно знаешь. Это она стояла на стенах Трои и одновременно была в Египте. Она обманула всех и теперь хочет обмануть меня. Она не ест борщ мама. Она спала с Тезеем с Менелаем. с Парисом. Деифобом и опять с Менелаем. кажется еще и с Ахиллом. Она не ест борщ. она кушает когда никто не видит бабочек. в ней живет свежая кровь она вечно что‑то выдумывает для себя
Накроши ей мама вот этих свежих цветов. потому что я люблю ее мама. потому что я не твой сын мама а сын нимфы Эхо. помнишь я всегда говорил это в детстве и смеялись. Но теперь‑то видно что я сын нимфы и отупевшего от жары Аполлона поймавшего ее в кустах. меня очень любит водяной тростник. Но теперь‑то видно что я сын нимфы!
В это время по поляне прошел генерал. Но в каком он был виде! Сапоги разбиты. погоны свалились. лысина не прикрыта фуражкой живот не заправлен в брюки. За ним гнались комары жуки. Ворошилов. Алейников Губанов и даже Дубовенко. Они кричали улюлюкали а генерал бежал от них опасаясь щипков и плевков
Генерал удирает — сказал Лимонов. Нам‑то что — равнодушно заметила Елена. Это не так хорошо как кажется — сказал папа. Надо быть от этого в стороне — сказала мама и завесила эту сторону горизонта. был слышен только глухой шум
Настало послеобеденное время. Елена устала и лежала на траве. Лимонов обеими руками гладил ее волосы а она улыбалась очень простонародной улыбкой. Одно из многих ее обличий — думал Лимонов
Ко мне все время присылают вести оттуда сказал он себе увидев прилетевшую к нему непонятно черную бабочку севшую ему на рукав. Да очевидно они желают чтобы в скором времени я был у них. Там все кто лучший. Они считают меня достойным и если их совет решит то меня заберут не спрашивая. И пусть я буду смотреть на Елену это их не касается. Заберут и все. А взамен оставят лишь камень. Здесь обо мне будет память потому что летящий облик и странная речь всегда памятны
Да мне и непонятны тяжелые люди — так он думал. так думал он. А Елена спала схватив его руку своей отвратительно красивой рукой
Черная бабочка медленно поползла и улетела сделав два круга над его головой
Возвращалась назад компания Ворошилова. они были веселы но и мрачны. Их шествие продвигалось мимо.
Чего это ты лежишь тут? спросил кто‑то. Да лежу — ответил Лимонов и глядел на Елену чтобы помнить ее в миллионах лет. В пруду. в горе. в здании из дерева. в утреннем магазине. в молоке. в цветах и газетах. В имении. в лошади. В лилии. в лодке любви. левкое и лютне. В липе и ландыше. Лиане и ласке.
Помните ее и вы господа присяжные заседатели
Помни ее ты — благонамеренный народный суд!
Она глядит из фотографий памяти Лимоновамгновенные взоры. профиль. анфас. со спиныв движениивот взлетевшая рукавсе разговаривает с лошадью
Да облагородит ее это произведениеи сделает вечнойи не только на лугу с коровами и потным пастухомно и с теми кто труден милнедоступен в обычное времяКто сын нимфы Эхо и Аполлонаи данными своими восходит к древним родам
Когда все было заросшее деревьями в озерах купались рыбы Человеческие создания в шелках ходили по берегу и стрелялись Дамы кричали ай! красавиц было много. народ еще не появился и вся территория принадлежала летающим призракам. Да. они тоже бывали злы. убивали. но очень иначе
Прости меня. В июньской старушке я сегодня увидел тебя. Это неприлично и нехорошо. Когда ты возьмешь старую книгу и всеми покинутая попробуешь ее читать и наткнешься на свое имя и вспомнишь: мое лицо оторванное от жизни. мои милые вести издалека
Выпей чего‑нибудь за мои косточки за то что я не смог стать богом
Что Аполлон — мой родитель хоть тяжелее и проще — зато бессмертней меня
Согрей вина и выпей — старенькая июньская Елена — еле поводя пальцами дочитай —
«Жертва — приносимые богам дары.Железный век — смотри Золотой век»
1971 год
