Алексей Ремизов - Избранное
Русь моя, земля Русская, родина беззащитная, обеспощаженная кровью братских полей, подожжена, горишь!
IIIО, моя родина обреченная, пошатнулась ты, неколебимая, и твоя багряница царская упала с плеч твоих.
За какой грех или за какую смертную вину?
За то ли, что клятву свою сломала, как гнилую трость, и потеряла веру последнюю, или за кровь, пролитую на братских полях, или за кривду – сердце открытое не раз на крик кричало на всю Русь: «Нет правды на Русской земле!» – или за исконное безумное свое молчание?
Ты и ныне, униженная, затоптанная, когда пинают и глумятся над святыней твоей, ты и ныне безгласна.
Безумное молчание верных сынов твоих вопиет к Богу, как смертный грех.
О, моя родина поверженная, ты руки свои простираешь —
Или тебя посетил гнев Божий – Бог послал на тебя меч свой?
О, моя родина бессчастная, твоя беда, твое разорение, твоя гибель – Божье посещение. Смирись до последнего конца, прими беду свою – не беду, милость Божию, и страсти очистят тебя, обелят душу твою.
Скажу тебе со всей болью моей – не лиха, только добра и тишины я желаю тебе – духа нет у меня: что я скажу в защиту народа моего? И стыдно мне – я русский, сын русского.
О, моя родина горемычная, мать моя униженная!
Припадаю к ранам твоим, к горящему лбу, к запекшимся устам, к сердцу, надрывающемуся от обиды и горечи, к глазам твоим иссеченным – —
Я не раз отрекался от тебя в те былые дни, грозным словом Грозного в отчаянии задохнувшегося сердца моего проклинал тебя за крамолу и неправду твою.
«Я не русский, нет правды на Русской земле!»
Но теперь – нет, я не оставлю тебя и в грехе твоем, и в беде твоей, вольную и полоненную, свободную и связанную, святую и грешную, светлую и темную.
И мне ли оставить тебя – я русский, сын русского, я из самых недр твоих.
На звезды твои молчаливые я смотрел из колыбели своей, слушал шум лесов твоих, тосковал с тобой под завывание снежных бурь твоих, я летал с твоей воздушной нечистью по диким горам твоим, по гоголевским необозримым степям.
Как же мне покинуть тебя?
Я нес тебе уборы драгоценные, чтобы стала ты светлее и радостней. Из твоих же камней самоцветных, из жемчугов – слов твоих, я низал белую рясну на твою нежную грудь.
О, родина моя обреченная, покаранная, жестокой милостью наделенная ради чистоты сердца твоего, поверженная лежишь ты на мураве зеленой, вижу тебя в гари пожаров под пулями, и косы твои по земле рассыпались.
Я затеплю лампаду моей веры страдной, буду долгими ночами трудными слушать голос твой, сокровенная Русь моя, твой ропот, твой стон, твои жалобы.
Ты и поверженная, искупающая грех свой, навсегда со мной останешься, в моем сердце.
Ты канешь на дно, светлая.
О, родина моя обреченная, Богом покаранная, Богом посещенная!
Сотрут имя твое, сгинешь, и стояла ты или не было, кто вспомянет?
Я душу сохраню мою русскую с верой в правду твою страдную, сокрою в сердце своем, сокрою память о тебе, пока слово мое, речь твоя будет жить на трудной крестной земле, замолкающей без подвига, без жертвы, в беспесенье.
IVОбодранный и немой стою в пустыне, где была когда-то Россия.
Душа моя запечатана.
Все, что у меня было, все растащили, сорвали одежду с меня.
Что мне нужно? – Не знаю.
Ничего мне не надо. И жить незачем.
Злоба кипит в душе, кипит бессильная: ведь полжизни сгорело из-за той России, которая обратилась теперь в ничто, а могла бы быть всем.
Хочу неволи вместо свободы, хочу рабства вместо братства, хочу уз вместо насилия.
Опостылела бездельность людская, похвальба, залетное пустое слово.
Скорбь моя беспредельная.
Нет веры в России, нет больше Церкви, это ли Церковь, где восхваляют временное?
И время пропало, нет его, кончилось время.
Не гибель страшна, но нельзя умереть человеку во имя себя самого. Ибо не за что больше умирать – все погибло.
И из бездны подымается ангел зла – серебряная пятигранная звезда над головой его с семью лучами, и страшен он.
– Погибни во имя мое!
И нет спасения свыше.
Злость моя лютая.
И тянется замкнутая слепая душа, немыми руками тянется в беспредельность – —
И не проклинаю я никого, потому что знаю час, знаю предел, знаю исполнение сроков судьбы.
Ничто не избежит гибели.
О, если бы избежать ее!
Каждый сам в одиночку несет бремя проклятия своего – души своей закрытую чашу, боясь расплескать ее.
Тьма вверху и внизу.
И свилось небо, как свиток.
И нету Бога.
Скрылся Он в свитке со звездами и с солнцем и луною.
Черная бездна разверзлась вверху и внизу.
И дьявол потерял смысл бытия своего, повис на осине Иуды.
А все зачем-то еще живут.
И чем громче кричит человек, тем страшнее ему.
Как дети они, потерявшие мать.
И не понимают той скорби, которая дана им.
Скоро настанет последний час, скоро пробьет он.
Без четверти двенадцать.
Слышите! Нет ничего, ни Кремля, ни России – ровь и гладь.
Приходи и строй! Приходи, кому охота, и делай дело свое, – воздвигай новую Россию, на месте горелом.
А про старое, про бывалое – забудь.
Ты весь Китеж изводи сетями – пусто озеро, ничего не найти.
Единый конец без конца.
VРусский народ, что ты сделал?
Искал свое счастье и все потерял. Одураченный, плюхнулся свиньей в навоз.
Поверил —
Кому ты поверил? Ну, пеняй теперь на себя, расплачивайся.
Землю ты свою забыл колыбельную.
Где Россия твоя?
Пусто место.
Русский народ, это грех твой непрощаемый.
И где совесть твоя, где мудрость, где крест твой?
Я гордился, что я русский, берег и лелеял имя родины моей, молился святой Руси.
Теперь, презираем со всем народом, несу кару, жалок, нищ и наг.
Не смею глаз поднять.
– Господи, что я сделал!
И одно утешение, одна надежда: буду терпеливо нести бремя дней моих, очищу сердце мое и ум мой помутнелый и, если суждено, восстану в Светлый день.
Русский народ, настанет Светлый день.
Слышишь храп коня?
Безумный ездок, что хочет прыгнуть за море из желтых туманов, он сокрушил старую Русь, он подымет и новую, новую и свободную из пропада.
Слышу трепет крыльев над головой моей.
Это новая Русь, прекрасная и вольная, царевна моя.
Русский народ, верь, настанет Светлый день.
VIСорвусь со скалы темной птицей тяжелой, полечу неподвижно на крыльях, стеклянными глазами буду смотреть в беспредельность, в черный мрак полечу я, только бы ничего не видеть.
Поймите, жизнь наша тянется через силу.
Остановитесь же, вымойте руки, – они в крови, и лицо – оно в дыму пороха!
Земля ушла, отодвинулась.
Земля уходит – —
Лечу в запредельности.
На трех китах жила Земля. Был беспорядок, но и был устой: купцы торговали, земледельцы обрабатывали землю, солдаты сражались, фабричные работали.
Все перепуталось.
Лечу в запредельности.
Отказаться от жизни осязаемой, пуститься в мир воздушный, кто это может? И остается упасть червем и ползти.
Обгоняю аэропланы.
Стук мотора стучит в ушах.
Закукарекал бы, да головы нет: давно оттяпана!
Поймите же, быть пришельцем в своей, а не чужой земле – это проклятие.
И это проклятие – удел мой.
VIIВсе разорено, пусто место, остался стол – во весь рост человечий велик сделан.
Обнаглелые жадно с обезьяньим гиком и гоготом рвут на куски пирог, который когда-то испекла покойница Русь, – прощальный, поминальный пирог.
И рвут, и глотают, и давятся.
И с налитыми кровью глазами грызут стол, как голодная лошадь – ясли. И норовят дочиста слопать все до прихода гостей, до будущих хозяев земли, которые сядут на широкую русскую землю.
Ве-е-ечна-я па-амять.
Слово к матери-земле
Укатилось солнце за горы. Зажглись на облаках звезды – ясные и тусклые по числу людей, рожденных от века.
А от Косарей по Становищу души усопших – из звезд светлее светлых, охраняя пути солнца, повели Денницу к восходу.
И сама Обида-Недоля, не смыкая слезящихся глаз, усталая, день исходив от дома к дому, грохнулась на землю, под терновым кустом спит.
Родимая звезда, блеснув, украсила ночное небо.
* * *Мать Пресвятая, позволь положить Тебе требу: вот хлебы и сыры и мед, – не за себя, мы просим за нашу Русскую землю.
Мать Пресвятая, принеси в колыбель ребятам хорошие сны: они с колыбели хиреют – кожа да кости – галчата, и кому они нужны, уродцы. А Ты постели им дорогу золотыми камнями, сделай так, чтобы век была с ними да не кудлатая рваная Обида, а красавица Доля, измени наш жалкий удел в счастливый, нареки наново участь бесталанной Руси.
Посмотри, вон растерзанный лежем лежит – это наша бездольная, наша убогая Русь. Ее повзыскала Судина, добралась до голов: там, отчаявшись, на разбой идут, там много граблено, там хочешь жить, как тебе любо, а сам лезешь в петлю.
Или благословение Твое миновало нас, или родились мы в бедную ночь и век останемся бедняками. Так ли нам на роду написано быть несуразными, дурнями – у моря быть и воды не найти?
