Алексей Ремизов - Избранное

Огонь охватил нашу жатву – пылают нивы, на море бурей разбило корабль, разорены до последней нитки.

Смилуйся, Мать, посмотри, вон Твой сын с куском хлеба и палкой в руке бросил дом и идет по катучим камням, куда глаза глядят, а злыдни – спутники горя, обвиваясь вкруг шеи, шепчут на уши: «Мы от тебя не отстанем!»

Вещая, лебедь, плещущая крылами у синего моря, Мать земли – Матерь – земля! Ты читаешь волховную книгу, попроси творца мира, сидящего на облаках Солнце-Всеведа, он мечет семена на землю – и земля зачинает, и мир весь родится. Попроси за нас, за нашу Русскую землю, чтобы Русь не погибла.

Нет нам места и не знаем, куда деваться от Кручины и Лиха.

И если бы нашелся из нас хоть один, кто бы ударил ее топором,

или спустил в яму и закрыл камнем,

или бросил бы в реку,

или, защемив в дерево, забил бы в дупло,

или запрятал бы ее под мельничный жернов, худую, жалкую, черную долю – нашу злую судьбу!

Мы отупели – и горды, мы не разрешили загадок – и покойны, все письмена для нас темны – и мы вознесем свою слепоту.

Мать, повели им, всем праздным, всем забывшим Тебя, забывшим Родину, Твою землю и долг перед ней, и пусть они потом и кровью удобряют худородную, истощенную, заброшенную ниву.

И неужели Русской земле Ты судила Недолю? И всегда растрепанная, несуразная, с диким хохотом, самодовольная, униженная и нищая будет она пресмыкаться, не скажет путного слова?

Мудрая, вещая, знающая судьбы, равно распределяющая свои уделы, подай нам счастья!

Не страшна нам смерть – клянемся Тебе до последних минут жизни отдать все наши силы и умереть, как Ты захочешь, – нам страшно Твое проклятие.

И посмотри, вон там молодая прекрасная Лада, счастливая доля, в свете зари словно говорящая солнцу: «Не выходи, солнце, я уже вышла!» – она нам бросает свою золотую нить.

Мать Пресвятая, возьми эти хлебы, сыры и мед с наших полей, свяжи нашу нить с нитью Доли, скуй ее с нашей, свари ее с нашей нераздельно в одной брачной доле навек!

Плач

– А светы вы, высокие хоромы,Кому вами будет владети!– А светы вы, милые переходы,Кому будет по вас ходити!– А светы вы, бранные убрусы,Березу ли вами крутити!– А светы вы, золоты ширинки,Лесы ли вами дарити!– А светы вы, яхонты-сережки,На сучье ли вас задевати!

Белая перепелка,Ты, мое малое сердце,Теремы ломают —Русскому царству конец.

Русскому царству конец.– А судьба моя бессудьбинная!И как ступить мне в темную келью,Благословиться на подневольную жизнь!

Заповедное слово русскому народу

Горе тебе, русский народ!

Ты расточил богатства веков, что накопили отцы твои, собирая по крохам через совесть за гибель души своей, – наследие седой старины среди кремлевских стен, ты все разрушил, ты, как ребенок, сломал бесценную игрушку, ты напоил злобой невежества и отчаяния своего землю на могильную меру, сам задыхаешься от отчаяния и видишь губителя в каждом приближающемся к тебе.

Испугался ты последним и страшным испугом, ты, как Каин, ищешь места себе на земле, где бы голову преклонить, а каждый куст тебе шепчет:

– Беги, проклятый, дальше беги!

И убитые тобой встают вслед вереницей:

– Каин, где брат твой?

А ты, растерзанный, повторяешь одно свое Каиново слово:

– Разве я сторож брату моему?

И брат твой убитый пролетает мимо.

Что ему нужно? Когда он восстанет?

– Иди, Каин, иди!

А рядом поднимаются желтые, белые, золотые народы, все они братья друг другу, все они братья убитому тобою брату, а ты – один.

– Иди, Каин, иди!

Растерзанный, с расстегнутым воротом, без шапки, сжимая винтовку в левой руке и отирая пот, идешь ты.

Кто тебя гонит? Куда идешь?

И нет конца.

– Иди, Каин, иди!

Ты твердишь о своей гибели, а губишь других, твердишь о заговорах, а никто и не сговаривается, твердишь о борьбе, а только нападаешь на безоружного.

И нет тебе места.

Пересохшими губами повторяешь ты всему миру гордые и смелые призывы. И никто не отвечает тебе.

Отчаяние твое равно отчаянию сына погибели.

Ты восстал на Бога своего, кому весь век поклонялся и считал виновником гибели своей – бытия своего. И Бог восстал на тебя.

Вот ты остановился перевести дух. Сухим языком водишь по запекшимся губам.

Как засохли бесслезные глаза твои! Как велико твое отчаяние!

Все на тебя, и ты один на всех.

И ты безнадежно поднял глаза на Спасов лик – невзначай с винтовкой своей зашел ты в церковь Божию.

– Человек, зачем расточил ты добро Мое, которое сотворил Я предвечно?

И смотрят с укором святые очи.

Теплится лампадка – желтый огонек.

Горе мне, братья! Горе тебе, русский народ!

Предки твои, молившиеся в высоких каменных церквах – безмолвных свидетелях прошлого, они умели собрать многоязычную землю воедино. И на вечах, на княжьих советах во имя любви и ненависти делали они одно свое великое дело – рядили и строили землю. Князья-властелины были рабами земли. Властелины людей, тираны холопов, безжалостные мучители, создали они великую Русскую землю, и пощаженные останки их покойно дремлют под сенью соборов.

А ты расточаешь, и тебе нет покою – никогда.

С верой шептали уста твоих предков перед образом Спаса, с мольбой прибегали они к пречистому образу Спаса.

Велика была вера!

Верою, твердым упованием, чаянием будущего по крохам собирали они Русскую землю.

И дикие хороводники степные – татары, ногаи – вся орда несытая умилилась перед желтым светом восковой свечи, на землю села, дала трудников и смешалась по-братски с Русью рабскою, что единому Богу кланялась, пред единым Спасом склонилась.

А те же татары нынче прочь бегут от отчаянной Руси.

Ведь всякому утешение надо! А твоя Каинова печать – змея подколодная – гасит звезды, заливает всякий свет.

И как тут жить и чем дышать?

Задыхаешься сам ты от бессилья и злобы своей.

Ворот рвешь на себе.

Крест оборвал, на землю прочь.

Ногой наступил на Распятого.

Горе тебе! горе тебе, русский народ!

Нет тебе покою – не найдешь!

Русь, зачем из смиренной обратилась ты в горделивую?

Русь, тебе ли, убогой и темной, учить мир научениям мудрости?

Точно ты имеешь мудрость?!

– Русь, говорю тебе: стань!

Необузданный в жадном стяжании, обокравший самого себя, расточитель наследия отцов, ты все промотал, русский народ, сам заложился и душу продал.

И нет воли у тебя и совести нет.

– Русь, стань, преклони колена!

И где земля? Где народ?

Дикое скопище глумливых воров и насильников, пугливых растратчиков чужого добра. Все готовы схватить, спустить куда-то, а что никак не утащишь, подымут на ветер – гуляй, гуляй, красный петух!

– Русь, говорю тебе: стань, преклони колена, приклонись к земле!

Друг другу стыдно в глаза посмотреть. Да и не надо. Да и скажу вам горькое слово: стыда уж не стало.

– Русь, стань, преклони колена, приклонись к земле, припади устами к своей оскорбленной земле!

И имя Божие не приемлют. Зачем оно? Да и не к месту тут.

Слышу глухой топот копыт, скачет черный конь, на нем всадник – весы в руках.

Как меч, вошло в жизнь разделение. И фунт будет пища твоя, и аршин одеяние твое. Всему предел, нет бесконечного. Ты раб, ты нищ и убог – и золото бесполезно, и хлеб не напитает тебя.

Слышу глухой топот копыт, скачет черный конь, на нем всадник – все мера и вес.

– Русь, говорю тебе: стань, преклони колена, приклонись к земле, припади устами к своей оскорбленной земле, возьми бремя свое и иди.

Где сладкие воды мудрости? Где текучие реки живой воды?

Не для тебя они – иссякли для тебя.

Мимо, Каин, в бесплодные пустыни к соленому морю! Там утолишь ты свою жажду, чтобы вовеки жаждать.

Нет конца проклятию твоему.

– Брат мой! Я убитый брат твой, восставший. Вот кровь льется по челу и устам моим, вот запекшаяся рана на груди моей. Я простираю к тебе окровавленные руки.

А ты подымаешь винтовку и стреляешь.

И падаю я и встаю опять.

– Брат мой! Я убитый брат твой.

Тысячами загубленных душ я встаю из праха.

Тысячный раз бежишь ты – тысячами дорог.

Мимо, Каин, в бесплодные пустыни!

Нет конца проклятию твоему.

И где укрыться тебе? Как скроешь ты свою проклятую печать?

Там и там и там – повсюду – тянутся руки.

– Вернись, вернись! Брат мой, прости меня. Прости и себя. Нет разделения, нет злобы, одна есть любовь. Не убивай себя. Я брат твой. Не убивай меня. Пробуди жалость в сердце своем. Брат мой, пожалей себя. Пожалей и меня. Ненависть свою сожги на горючем костре скорби мира всего из любви, осиянной крестом. Или умри. Нет, прокляни проклятие свое, смирись и живи. Один путь, и нет другого пути, и нет большего счастья, как прощение, и нет другой жизни, как милосердие. Смирись и кайся, не передо мной, кайся перед Богом. Он остановит твой путь. И скажешь: «Здесь я, здесь поставлю дом мой!» И цветы зацветут под ногами твоими, благословен будет труд твой, земля даст плод, и в изобилии смягчится сердце твое. И ты скажешь: «Вот я, вот Бог мой предо мной!» Коснешься коленами родного праха, лбом своим преклонишься на вержение камня и поймешь, что, отрекшись прошлого, стал ты в истине, – достиг свободы – просветлел дух твой, и поймешь все зло, совершенное тобой, и забудешь о всяком зле.