Давид Самойлов - Стихотворения
Дом по крышу снегом укутан.
И каким-то новым уютом
Овевает его метель.
Спят все чада мои и други.
Где-то спят лесные пичуги.
Красногорские рощи спят.
Анна спит. Её сновиденья
Так ясны, что слышится пенье
И разумный их разговор.
Молодой поэт Улялюмов
Сел писать. Потом, передумав,
Тоже спит — ладонь под щекой.
Словом, спят все шумы и звуки.
Губы, головы, щёки, руки.
Облака, сады и снега.
Спят камины, соборы, псальмы.
Спят шандалы, как написал бы
Замечательный лирик Н.
Спят все чада мои и други.
Хорошо, что юные вьюги
К нам летят из дальней округи.
Как стеклянные бубенцы.
Было, видно, около часа.
Кто-то вдруг ко мне постучался.
Незнакомец стоял в дверях.
Он вошёл, похож на Алеко.
Где-то этого человека
Я встречал. А может быть — нет.
Я услышал: всхлипнула тройка
Бубенцами. Звякнула бойко
И опять унеслась в снега.
Я сказал: — Прошу! Ради бога!
Не трудна ли была дорога? —
Он ответил: — Ах, пустяки!
И не надо думать о чуде.
Ведь напрасно делятся люди
На усопших и на живых.
Мне забавно времён смешенье.
Ведь любое наше свершенье
Независимо от времён.
Я ответил: — Может, вы правы,
Но сильнее нету отравы,
Чем привязанность к бытию.
Мы уже дошли до буколик,
Ибо путь наш был слишком горек
И ужасен с временем спор.
Но есть дней и садов здоровье,
И поэтому я с любовью
Размышляю о том, что есть.
Ничего не прошу у века,
Кроме звания человека,
А бессмертье и так дано.
Если речь идёт лишь об этом,
То не стоило быть поэтом.
Жаль, что это мне суждено.
Он ответил: — Да, хорошо вам
Жить при этом мненье готовом,
Не познав сумы и тюрьмы.
Неужели возврат к истокам
Может стать последним итогом
И поить сердца и умы?
Не напрасно ли мы возносим
Силу песен, мудрость ремёсел,
Старых празднеств брагу и сыть?
Я не ведаю, как нам быть.
Длилась ночь, пока мы молчали.
Наконец вдали прокричали
Предрассветные петухи.
Гость мой спал, утопая в кресле.
Спали степи, разъезды, рельсы,
Дымы, улицы и дома.
Улялюмов на жёстком ложе
Прошептал, терзаясь: — О боже!
И добавил: — Ах, пустяки!
Наконец сновиденья Анны
Задремали, стали туманны,
Растеклись по глади реки.
1971
«С постепенной утратой зренья…»
С постепенной утратой зренья
Всё мне видится обобщенней.
На сугробы и на деревья
Свет ложится потусторонний.
Слабый снег сочится как мушка,
Упадает и голубеет.
Так мне видится, потому что
Постепенно зренье слабеет.
Вместе с тем не могу похвастать,
Что острее зрение духа.
Только ночь надо мной глазаста.
Путь лежит ледяно и сухо.
Путь лежит ледяно и сухо.
Ночь стоит высоко и звёздно.
Не склоняй доверчиво слуха
К прозревающим слишком поздно.
1971
«Для себя, а не для другого…»
Для себя, а не для другого
Я тебя произвёл на свет…
Произвёл для грозного бога -
Сам ты будешь держать ответ.
Ты и радость, ты и страданье,
И любовь моя — малый Пётр.
Из тебя ночное рыданье
Колыбельные слёзы пьёт.
1971
«Распутица. Разъезжено. Размято…»
Распутица. Разъезжено. Размято.
На десять дней в природу входа нет.
Лишь перелесков утренняя мята
Студит во рту. Преобладает свет.
Свет беспощадный, ярый свет весны,
Срыватель тайн с морщинок и веснушек,
Припухших век, очей полузаснувших,
С болезненной и страстной желтизны.
Свет. Ярое преображенье духа.
Размяты в тюрю колеи дорог.
Невнятица, распутица, разруха.
А там — опушек тюлевый дымок.
1971
«Берёзы, осины да ёлки…»
Берёзы, осины да ёлки —
Простой подмосковный пейзаж.
Художник в татарской мурмолке
Весенний открыл вернисаж.
Художник, немного раскосый,
С татарской раскладкою скул,
Дымит и дымит папиросой
И слушает внутренний гул.
Из гула рождаются краски,
Из звука является цвет.
Природа плетёт без развязки
Один бесконечный сюжет.
Но надо включить его в раму,
И это искусства залог,
Когда бесконечную драму
Врубают в один эпилог.
1971
АННА ЯРОСЛАВНА
Как тебе живётся, королева Анна,
В той земле, во Франции чужой?
Неужели от родного стана
Отлепилась ты душой?
Как живётся, Анна Ярославна,
В тёплых странах?
А у нас — зима.
В Киеве у нас настолько славно,
Храмы убраны и терема!
Там у вас загадочные дуют
Ветры
с моря-океана вдоль земли.
И за что там герцоги воюют?
И о чём пекутся короли?
Каково тебе в продутых залах,
Где хозяин редок, словно гость,
Где собаки у младенцев малых
Отбирают турью кость?
Там мечи, и панцири, и шкуры:
Войны и охоты — всё одно.
Там под вечер хлещут трубадуры
Авиньонское вино…
Ты полночи мечешься в постели,
Просыпаясь со слезой…
Хорошо ли быть на самом деле
Королевой Франции чужой?
Храмы там суровы и стрельчаты,
В них святые — каменная рать.
Своевольны лысые прелаты.
А до бога не достать!
Хорошо почувствовать на ощупь,
Как тепла медовая свеча!..
Девушки в Днепре бельё полощут
И кричат по-русски,
хохоча.
Здесь, за тыщей рек, лесов, распутиц,
Хорошо, просторно на дворе…
Девушки, как стаи белых утиц,
Скатерти полощут во Днепре.
1972
СОЛДАТ И МАРТА
Первую брачную ночь Марта и драгун Рааб провели в доме пастора Глюка.
Из ‹Разысканий об императрице Екатерине Первой› т. I, с. 86Он. Любимая, не говори.
Что надо нам прощаться!
Пускай до утренней зари
Продлится наше счастье!..
Она. Драгун! Драгун! Ведь завтра бой,
Нам суждены печали.
Не на разлуку ль нас с тобой
Сегодня обвенчали?..
Он. Любимая! Не говори.
Что надо нам прощаться!
Но пусть до утренней зари
Продлится это счастье!..
И грянул бой. И обречён
Был город. Град чугунный
Низвергся. Рядом с трубачом
Упал воитель юный.
Его латали лекаря.
И он узнал от друга,
Что слух идёт: мол, у царя
Живёт его супруга.
Там купола, как янтари
Над старою Москвою…
Он. Любимая! Не говори!
Вот я перед тобою…
Она. Зачем здесь этот инвалид,
Игрушка чьих-то козней!
Беги! Не то тебя велит
Убить супруг мой грозный!
Он. Любимая! Не говори!
Как разошлись дороги!..
Спокойно властвуй и цари!..
И он упал ей в ноги.
Она. Деньгу солдату! Пусть он пьёт!
Не знает сам, что мелет!
Гляди, коли Великий Пётр
Словам твоим поверит!..
Он. Любимая! Не говори!
Уже настало утро!
И поскорей умри, умри.
Та ночь Мариенбурга!
Она. Да, поскорей умри, та ночь!
Умри, то утро боя!
Солдат, ступай отсюда прочь, —
Я не была с тобою.
Ступай, ступай, хромой драгун,
И обо мне — ни звука!
Забудь про то, что ты был юн,
Про свадьбу в доме Глюка.
И пей хоть день, хоть два, хоть три —
Хоть до скончанья света!..
Он. Любимая! Не говори!
Не говори про это!..
1973
СВОБОДНЫЙ СТИХ
В третьем тысячелетье
Автор повести
О позднем Предхиросимье
Позволит себе для спрессовки сюжета
Небольшие сдвиги во времени —
Лет на сто или на двести.
В его повести
Пушкин
Поедет во дворец
В серебристом автомобиле
С крепостным шофёром Савельичем.