Андрей Белый - Петербург. Стихотворения (Сборник)

В вагоне

З.Н. Гиппиус

Жандарма потертая форма,Носильщики, слезы. Свисток —И тронулась плавно платформа;Пропел в отдаленье рожок.

В пустое, раздольное полеЛечу, свою жизнь загубя:Прости, не увижу я боле —Прости, не увижу тебя!

На дальних обрывах откосаПрошли – промерцали огни;Мостом прогремели колеса…Усни, мое сердце, усни!

Несется за местностью местностьЛетит: и летит – и летит.Упорно в лицо неизвестностьПод дымной вуалью глядит.

Склонилась и шепчет: и слышитДуша непонятную речь.Пусть огненным золотом дышитВ поля паровозная печь.

Пусть в окнах – шмели искряныеПроносятся в красных роях,Знакомые лица, дневные,Померкли в суровых тенях.

Упала оконная рама.Очнулся – в окне суетня:Платформа – и толстая дамаКартонками душит меня.Котомки, солдатские ранцыМелькнули и скрылись… ЯснейБлесни, пролетающих станцийЗеленая россыпь огней!

Станция

Г.А. Рачиискому

Вокзал: в огнях буфетаСтарик почтенных летНад жареной котлетойКолышет эполет.

С ним дама мило шутит,Обдернув свой корсаж, —Кокетливо закрутитИзящный сак-вояж.

А там: – сквозь кустик мелкийБредет он большаком[2].Мигают злые стрелкиЗелененьким глазком.

Отбило грудь морозом,А некуда идти: —Склонись над паровозомНа рельсовом пути!

Никто ему не внемлет.Нигде не сыщет корм.Вон: – станция подъемлетОгни своих платформ.

Выходят из столовойНа волю погулять.Прильни из мглы свинцовойИм в окна продрожать!

Дождливая окрестность,Секи, секи их мглой!Прилипни, неизвестность,К их окнам ночью злой!

Туда, туда – далеко,Уходит полотно,Где в ночь сверкнуло око,Где пусто и темно.

Один… Стоит у стрелки.Свободен переезд.Сечет кустарник мелкийРубин летящих звезд.

И он на шпалы прянулК расплавленным огням:Железный поезд грянулПо хряснувшим костям —

Туда, туда – далекоУходит полотно:Там в ночь сверкнуло око,Там пусто и темно.А всё: в огнях буфетаСтарик почтенных летНад жареной котлетойКолышет эполет.

А всё: – Среди лакеев,С сигары армянинПуховый пепел свеяв, —Глотает гренадин.

Дождливая окрестность,Секи, секи их мглой!Прилипни, неизвестность,К их окнам ночью злой!

Каторжник

Н.И. Русову

Бежал. Распростился с конвоемВ лесу обагрилась земля.Он крался над вечным покоем,Жестокую месть утоля.

Он крался, безжизненный посохСжимая холодной рукой.Он стал на приволжских откосах —Поник над родною рекой.

На камень упал бел-горючий.Закутался в серый халат.Глядел на косматые тучи.Глядел на багровый закат.

В пространствах, где вспыхивал пламень,Повис сиротливый дымок.Он гладил и землю, и камень,И ржавые обручи ног.Железные обручи звономУпали над склоном речным:Пропели над склоном зеленым —Гремели рыданьем родным.

Навек распростился с Сибирью:Прости ты, родимый острог,Где годы над водною ширьюВ железных цепях изнемог.

Где годы на каменном, голомПолу он валяться привык:Внизу – за слепым частоколом —Качался, поблескивал штык;

Где годы встречал он со страхомЕдва прозябающий день,И годы тяжелым размахомОн молот кидал на кремень;

Где годы так странно зиялаУлыбка мертвеющих уст,А буря плескала-кидалаДрожащий, безлиственный куст;

Бросали бренчавшие бревна,Ругаясь, они на баржи,И берегом – берегом, ровноВлекли их, упав на гужи;

Где жизнь он кидал, проклиная,Лихой, клокотавшей пурге,И едко там стужа стальнаяСжигала ветрами в тайге,

Одежду в клочки изрывая,Треща и плеща по кустам, —Визжа и виясь – обвивая, —Прощелкав по бритым щекам,

Где до крови в холоде мглистом,Под жалобой плачущий клич,Из воздуха падая свистом,Кусал его бешеный бич,

К спине прилипая и кожиСрывая сырые куски…И тучи нахмурились строже.И строже запели пески.

Разбитые плечи доселеИзъел ты, свинцовый рубец.Раздвиньтесь же, хмурые ели!Погасни, вечерний багрец!

Вот гнезда, как черные очи,Зияя в откосе крутом,В туман ниспадающей ночиВизгливо стрельнули стрижом.

Порывисто знаменьем крестнымШирокий свой лоб осенил.Промчался по кручам отвесным,Свинцовые воды вспенил.

А к телу струя ледянаяПрижалась колючим стеклом.Лишь глыба над ним землянаяОсыпалась желтым песком.

Огни показались. И долгоГорели с далеких плотов;Сурово их темная ВолгаДробила на гребнях валов.

Там искры, провеяв устало,Взлетали, чтоб в ночь утонуть;Да горькая песнь прорыдалаТам в синюю, синюю муть.

Там темень протопала скоком,Да с рябью играл ветерок.И кто-то стреляющим окомИз тучи моргнул на восток.Теперь над волной молчаливоКачался он желтым лицом.Плаксивые чайки ленивоЕго задевали крылом.

Вечерком

Взвизгнет, свистнет, прыснет, хряснет,Хворостом шуршит.Солнце меркнет, виснет, гаснет,Пав в семью ракит.

Иссыхают в зыбь лохмотьевСухо льющих нивМеж соломы, меж хоботьев,Меж зыбучих ив —

Иссыхают избы зноем,Смотрят злым глазкомВ незнакомое, в немоеПоле вечерком, —

В небо смотрят смутным смыслом,Спины гневно гнут;Да крестьянки с коромысломВниз из изб идут;

Да у старого амбараСтарый дед сидит.Старый ветер нивой старойИсстари летит.

Тенью бархатной и чернойРазмывает рожь,Вытрясает треском зерна;Шукнет – не поймешь:Взвизгнет, свистнет, прыснет, хряснет,Хворостом шуршит.Солнце: – меркнет, виснет, гаснет,Пав в семью ракит.

Протопорщился избенокКривобокий строй,Будто серых старушонокПолоумный рой.

Бурьян

Г.Г. Шпету

Вчера завернул он в харчевню,Свой месячный пропил расчет.А нынче в родную деревню,Пространствами стертый, бредет.

Клянет он, рыдая, свой жребий.Друзья и жена далеки.И видит, как облаки в небеВлекут ледяные клоки.

Туманится в сырости – тонетОкрестностей никнущих вид.Худые былинки наклонит,Дождями простор запылит —

Порыв разгулявшейся стужиВ полях разорвется, как плач.Вон там: – из серебряной лужиПьет воду взлохмаченный грач.

Вон там: – его возгласам внемлетЖилец просыревших полян —Вон: – колкие руки подъемлетОбсвистанный ветром бурьян.Ликует, танцует: «Скитальцы,Ища свой приют, припадутКо мне: мои цепкие пальцыИх кудри навек оплетут.

Вонзаю им в сердце иглу я…На мертвых верхах искони.Целю я, целуя-милуя,Их раны и ночи, и дни.

Здесь падают иглы лихиеНа рыхлый, рассыпчатый лёсс;И шелестом комья сухиеЛетят, рассыпаясь в откос.

Здесь буду тебя я царапать, —Томить, поцелуем клонясь…»Но топчет истрепанный лапотьУпорнее жидкую грязь.

Но путник, лихую сторонкуКляня, убирается прочь.Бурьян многолетний вдогонкуКидает свинцовую ночь.

Задушит – затопит туманом:Стрельнул там летучей иглой…Прокурит над дальним курганомТяжелого олова слой.

Как желтые, грозные бивни,Размытые в россыпь полей,С откосов оскалились в ливниСлои вековых мергелей.

Метется за ним до деревни,Ликует – танцует репье:Пропьет, прогуляет в харчевнеРастертое грязью тряпье.

Ждут: голод да холод – ужотко;Тюрьма да сума – впереди.Свирепая, крепкая водка,Огнем разливайся в груди!

Арестанты

В.П. Поливанову

Много, брат, перенеслиНа веку с тобою бурь мы.Помнишь – в город нас свезли.Под конвоем гнали в тюрьмы.

Била ливнем нас гроза:И одежда перемокла.Шел ты, в даль вперив глаза,Неподвижные, как стекла.

Заковали ноги намВ цепи.Вспоминали по утрамСтепи.

За решеткой в голубомБыстро ласточки скользили.Коротал я время сномВ желтых клубах душной пыли.

Ты не раз меня будил.Приносил нам сторож водки.Тихий вечер золотилОкон ржавые решетки.

Как с убийцей, с босяком,С воромРаспевали вечеркомХором.

Здесь, на воле, меж степейВспомним душные палаты,Неумолчный лязг цепей,Наши серые халаты.

Не кручинься, брат, о том,Что морщины лоб изрыли.Всё забудем: отдохнем —Здесь, в волнах седой ковыли.

Веселье на Руси