Андрей Белый - Петербург. Стихотворения (Сборник)

В свой сборник я поместил до 40 еще не напечатанных стихотворений, а также до 20 стихотворений, значительно переработанных с точки зрения основного лейтмотива, как то: «Поповна», «Телеграфист», «Бурьян», «Каторжник», «Осинка» и многие другие.

Сюда не вошли почти все стихотворения 1907 года, а также ряд стихотворений 1908 года, как не согласные с идеей сборника.

Считаю нужным заметить, что в «Пепле» собраны наиболее доступные по простоте произведения мои, долженствующие составить подготовительную ступень к «Симфониям», и что смысл моих переживаний в данной книге периферичен по отношению к «Симфониям», особенно к «Кубку Метелей», единственной книге, которой я более или менее доволен и для которой надо быть немного «эзотериком». Брань, которой встретила критика мою книгу, и непонимание ее со стороны лиц, сочувствовавших доселе моей литературной деятельности, – все это укрепляет меня в мысли, что оценка этого произведения (окончательное осуждение или признание) в будущем, судить можно то, что понимаешь, а наиболее сокровенные символы души требуют вдумчивого отношения со стороны критиков; неудивительно, что произведение, выношенное годами, они встретили только как забавный парадокс.

Россия

Отчаянье

З.Н. Гиппиус

Довольно: не жди, не надейся —Рассейся, мой бедный народ!В пространство пади и разбейсяЗа годом мучительный год!

Века нищеты и безволья.Позволь же, о родина мать,В сырое, в пустое раздолье,В раздолье твое прорыдать: —

Туда, на равнине горбатой, —Где стая зеленых дубовВолнуется купой подъятой,В косматый свинец облаков,

Где по полю Оторопь рыщет,Восстав сухоруким кустом,И ветер пронзительно свищетВетвистым своим лоскутом,

Где в душу мне смотрят из ночи,Поднявшись над сетью бугров,Жестокие, желтые очиБезумных твоих кабаков, —

Туда, – где смертей и болезнейЛихая прошла колея, —Исчезни в пространство, исчезни,Россия, Россия моя!

Деревня

Г.А. Рачинскому

Снова в поле, обвеваемЛегким ветерком.Злое поле жутким лаемВсхлипнет за селом.

Плещут облаком косматымПо полям седымИзбы, роем суковатымИзрыгая дым.

Ощетинились их спины,Как сухая шерсть.День и ночь струят равниныВ них седую персть.

Огоньками злых поверийТам глядят в простор,Как растрепанные звериПав на лыс-бугор.

Придавила их неволя,Вы – глухие дни.За бугром с пустого поляМечут головни,

И над дальним перелескомПросверкает пыл:Будто змей взлетает блескомИскрометных крыл.

Журавель кривой подъемлет,Словно палец, шест.Сердце Оторопь объемлет,Очи темень ест.

При дороге в темень сухоЧиркает сверчок.За деревней тукнет глухоДальний колоток.

С огородов над полямиВзмоется лоскут.Здесь встречают дни за днями:Ничего не ждут.

Дни за днями, год за годом:Вновь за годом год.Недород за недородом.Здесь – немой народ.

Пожирают их болезни,Иссушает глаз…Промерцают в синей бездне —Продрожит – алмаз,

Да заря багровым краемНад бугром стоит.Злое поле жутким лаемВсхлипнет; и молчит.

Шоссе

Д.В. Философову

За мною грохочущий городНа склоне палящего дня.Уж ветер в расстегнутый воротПрохладой целует меня.

В пространство бежит – убегаетДалекая лента шоссе.Лишь перепел серый мелькает,Взлетая, ныряя в овсе.

Рассыпались по полю галки.В деревне блеснул огонек.Иду. За плечами на палкеДорожный висит узелок.

Слагаются темные тениВ узоры промчавшихся дней.Сижу. Обнимаю колениНа груде дорожных камней.

Сплетается сумрак крылатыйВ одно роковое кольцо.Уставился столб полосатыйМне цифрой упорной в лицо.

На вольном просторе

МуниЗдравствуй, —ЖеланнаяВоля —Свободная,ВоляПобедная,Даль осиянная, —Холодная,Бледная.

Ветер проносится, желтые травы колебля, —Цветики поздние, белые.Пал на холодную землю.

Странны размахи упругого стебля,Вольные, смелые.Шелесту внемлю.Тише…Довольно:ЦветикиПоздние, бледные, белые,Цветики,Тише…Я плачу: мне больно.

На рельсах

Кублицкой-Пиоттух

Вот ночь своей грудью прильнулаК семье облетевших кустов.Во мраке ночном утонулаТам сеть телеграфных столбов.

Застыла холодная лужаВ размытых краях колеи.Целует октябрьская стужаОбмерзшие пальцы мои.

Привязанность, молодость, дружбаПромчались: развеялись сном.Один. Многолетняя службаМне душу сдавила ярмом.

Ужели я в жалобах слезныхНенужный свой век провлачу?Улегся на рельсах железных,Затих: притаился – молчу.

Зажмурил глаза, но слезою —Слезой овлажнился мой взор.И вижу: зеленой иглоюПространство сечет семафор.

Блеснул огонек, еле зримый,Протяжно гудит паровоз.Взлетают косматые дымыНад купами чахлых берез.

Из окна вагона

Эллису

Поезд плачется. В дали родныеТелеграфная тянется сеть.Пролетают поля росяные.Пролетаю в поля: умереть.

Пролетаю: так пусто, так голо…Пролетают – вон там и вон здесь —Пролетают – за селами села,Пролетает – за весями весь; —

И кабак, и погост, и ребенок,Засыпающий там у грудей: —Там – убогие стаи избенок,Там – убогие стаи людей.

Мать Россия! Тебе мои песни, —О немая, суровая мать! —Здесь и глуше мне дай, и безвестнейНепутевую жизнь отрыдать.

Поезд плачется. Дали родныеТелеграфная тянется сеть —Там – в пространства твои ледяныеС буреломом осенним гудеть.

Телеграфист

С.Н. Величкину

Окрестность леденеетТуманным октябрем.Прокружится, провеетИ ляжет под окном, —

И вновь взметнуться хочетБольшой кленовый лист.Депешами стрекочетВ окне телеграфист.

Служебный лист исчертит.Руками колесоДокучливое вертит,А в мыслях – то и се.

Жена болеет боком,А тут – не спишь, не ешь,Прикованный потокомЛетающих депеш.

В окне кустарник малый,Окинет беглый взгляд —Протянутые шпалыВ один тоскливый ряд,

Вагон, тюки, брезентыДа гаснущий закат…Выкидывает ленты,Стрекочет аппарат.

В лесу сыром, далекомТеряются пески,И еле видным окомМерцают огоньки.

Там путь пространства чертит…Руками колесоДокучливое вертит;А в мыслях – то и се.

Детишки бьются в школеБез книжек (где их взять!):С семьей прожить легко лиРублей на двадцать пять: —

На двадцать пять целковых —Одежа, стол, жилье.В краях сырых, суровыхТянись, житье мое! —

Вновь дали мерит взором: —Сырой, осенний дымНад гаснущим просторомПылит дождем седым.

У рельс лениво всхлипнулДугою коренник,И что-то в ветер крикнулИспуганный ямщик.

Поставил в ночь над склономШлагбаум пестрый шест:Ямщик ударил звономВ простор окрестных мест.

Багрянцем клен промоет —Промоет у окна.Домой бы! Дома ноет,Без дел сидит жена, —

В который раз, в который,С надутым животом!..Домой бы! Поезд скорыйВ полях вопит свистком;

Клокочут светом окна —И искр мгновенный снопСквозь дымные волокнаУдарил блеском в лоб.Гремя, прошли вагоны.И им пропел рожок.Зеленый там, зеленый,На рельсах огонек… —

Стоит он на платформе,Склонясь во мрак ночной, —Один, в потертой форме,Под стужей ледяной.

Слезою взор туманит.В костях озябших – лом.А дождик барабанитНад мокрым козырьком.

Идет (приподнял ворот)К дежурству – изнемочь.Вдали уездный городКидает светом в ночь.

Всю ночь над аппаратомОн пальцем в клавиш бьет.Картонным циферблатомСтенник ему кивнет.

С речного косогораВ густой, в холодный мрак —Он видит – семафораВзлетает красный знак.

Вздыхая, спину клонит,Зевая над листом,В небытие утонет,Затянет вечным сном

Пространство, время, БогаИ жизнь, и жизни цель —Железная дорога,Холодная постель.

Бессмыслица дневнаяСменяется иной —Бессмыслица дневнаяБессмыслицей ночной.

Листвою желтой, блеклой,Слезливой, мертвой мглойПостукивает в стеклаОктябрьский дождик злой.

Лишь там на водокачкеМоргает фонарек.Лишь там в сосновой дачкеРыдает голосок.

В кисейно-нежной шалиДевица средних летВыводит на роялиЧувствительный куплет.

В вагоне