Осип Мандельштам - Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник)
Из бесчисленных предметов, отживших свой век, обращают на себя внимание мельница-шарманка, квадратная кофемолка с крутящейся ручкой; сливочное масло «звездочка» с узором на поверхности; марципанные куклы, фигурки из сладкого теста; буше, круглые пирожные; импортные из Китая кяхтинские чаи; сосуд фиоль с пиксафоном, дегтярным мылом для волос (иронически названо ледяное миро, священное масло); ламт-финолинка; мыло Ралле; пачули – крепкие вульгарные духи; коньки «Нурмис», не привязываемые, а привинчиваемые к башмакам; митенки, перчатки без пальцев, гамаши, теплые чулки до колен; кофейня Филиппова на углу Невского и Троицкой; общедоступная библиотека, кому Поль Бурже, кому Жорж: Оне, популярные писатели-натуралисты то с психологическим, то с социальным уклоном; учебная карта полушарий Ильина; портрет Сантос-Дюмона, первого в Европе авиатора (летал на самолете, 1906 г.). По поводу визитки и рубашек вспоминаются плотный ворсистый шевиот, черный блестящий люстрин, холщовый тонкий и крепкий мадеполам, тонкий бельевой хлопчатобумажный зефир. Американская дуэль-кукушка – когда противники, запертые в темной комнате, стреляются на голос, – была еще реальностью. Польские прачечные – по воспоминаниям Б. Лившица, ОМ умел в них за тройную цену получать выстиранную и выглаженную рубашку через час, что было важно «при скудости нашего гардероба». Варьятка – сумасшедшая. Столь инородный в этой прачечной Н. А. Бруни (1891–1937?) – лицо реальное, свидетель при крещении ОМ, брат художника Л. А. Бруни, рисовавшего ОМ, сам поэт, музыкант, во время войны – авиатор, чудом уцелевший в катастрофе и после этого ставший священником; «Концерт» в Palazzo Pitti – картина Джорджоне в флорентийской галерее – вспоминается оттого, что дед Н. А. Бруни был художником-классицистом, директором Академии художеств.
К концу повести всё тает (гл. 7), вспоминается умирающая черноволосая французская любовница – госпожа Бовари. Все больше места занимают личные воспоминания: когда соперник с дамой шли по Офицерской, но в цветочный магазин Эйлерса не заходили (гл. 6), то читатель «Шума времени» вспоминает, что на Офицерской ок. 1900 г. жили Мандельштамы. В повествование входят реальные знакомые Мандельштамов, непричастные к сюжету: Гешка (Г. Я.) Рабинович, страховой агент, друг молодости ОМ; тетя Вера Пергамент – родственница матери ОМ, пианистка; «просеменил Семен в просеминарий» – ходячая шутка о С. А. Венгерове (см. прим. к «Шуму времени»; он приходился дальним родственником ОМ по матери). На сновидения похожи финская езда таратаек от «ярей» до «ярей» (гл. 6) и русская езда карет по снегу в несуществующий город Малинов (где «не жизнь, а малина», гл. 8; ассоциации с «аптечной малиной», малину пили от жара). Но когда после этого ротмистр Кржижановский, приехав в Москву, останавливается в гостинице «Селект» на Малой Лубянке, то это рассчитано на немедленное читательское воспоминание, что через год здесь будет расположена ЧК.
ЧЕТВЕРТАЯ ПРОЗА («четвертая» – после «Шума времени» с «Феодосией», «Египетской марки» и «О поэзии»). Сочинялась в конце 1929 – начале 1930 г. Материалом послужил следующий ряд событий. В 1925–1929 гг. ОМ зарабатывал преимущественно переводами, работой срочной и плохо оплачиваемой. Частой практикой была редакторская переработка старых переводов; так, под редакцией ОМ и Б. Лившица с 1928 г. выходили собрания сочинений В. Скотта и Майн Рида, хотя соредакторы не знали английского языка и опирались на французские переводы и собственный вкус. Внимание обращалось не на точность, а на живость: «Педантическая сверка с подлинником отступает здесь на задний план перед несравненно более важной культурной задачей, чтобы каждая фраза звучала по-русски и в согласии с духом подлинника» (ОМ, письмо в ред. газеты «Вечерняя Москва», 12 декабря 1928 г.). В 1928 г. Мандельштаму была поручена такая переработка «Тиля Уленшпигеля» Ш. де Костера на основе переводов А. Т. Горнфельда (1915) и В. Н. Карякина (1916). Книга вышла в сентябре 1928 г.; по издательской оплошности на ней было написано «перевод О. Мандельштама». ОМ первый принес извинения А. Горнфельду и добился от издательства печатного признания ошибки. А. Г. Горнфельд (1867–1941), старый литератор и критик из народников, тем не менее, напечатал в «Красной газете» письмо о безнравственности такой перелицовочной практики (28 ноября). ОМ почувствовал себя оскорбленным и обвинил Горнфельда, «извратившего в печати весь мой писательский облик», в письме в «Вечернюю Москву» (12 декабря), а собственный взгляд на перестройку переводческой практики изложил в статье «Потоки халтуры» («Известия», 7 апреля 1929). Горнфельд промолчал, но известный фельетонист-конъюнктурщик Д. Заславский напечатал статью («Литературная газета», 7 мая), где передернутыми цитатами из Горнфельда обличал ОМ в том, что он сам виновник этих «потоков халтуры», а потом другую («Правда», 5 июля), где намекал, что вдобавок ОМ заставляет работать на себя безымянных переводчиков-«негров». Дело рассматривалось в Конфликтной комиссии Федерации объединений советских писателей (ФОСП); в декабре 1929 г. она выдала двусмысленное заключение, что фельетон Заславского был ошибкою, но моральная ответственность остается на Мандельштаме. Взбешенный ОМ написал «Открытое письмо советским писателям» (декабрь 1929 г.), во многом перекликающееся с «Четвертой прозой»: «Я ухожу из Федерации советских писателей, я запрещаю себе отныне быть писателем, потому что я морально ответственен за то, что делаете вы». На этот слой переживаний накладывается другой: с августа 1929 г., отлученный от переводного дела, ОМ поступает литературным сотрудником в газету «Московский комсомолец» (потом в «Вечернюю Москву»), ведет литературную страничку, печатает рецензии, переписывается с начинающими писателями. Он впервые соприкасается так близко изнутри с советской пропагандистской машиной, и это вызывает у него отвращение; весной 1930 г. эта работа прекращается. Наконец, все это вызывает у него воспоминание о случае в апреле – мае 1928 г., когда шестеро посторонних людей, сотрудников Общества взаимного кредита, попали под суд, и спасти их от расстрела ОМ смог только прямым обращением к Н. И. Бухарину: все остальные отвечали «А вам-то что?» (НЯМ).
Начало «Четвертой прозы» – о принципиальной невозможности декретного построения социализма («если бы граждане договорились построить Ренессанс, то вышло бы… в лучшем случае кафе «Ренессанс» – пересказ НЯМ) – было уничтожено в Воронеже. Сохранившийся текст начинается историей тщетных хлопот об арестованных сотрудниках Общества кредита: участниками этого были известный математик В. Ф. Каган (1869–1953), и однофамилец поэта, переводчик Исай Бенедиктович Мандельштам (1885–1954); потаж – суп, скупщики переводного барахла – видимо, Госиздат и изд. «Прибой». О Бухарине и его секретарше (А. П. Коротковой) далее упоминается в гл. 10; слово мрия на самом деле по-украински означает «мечта».
Впечатления от работы в «Московском комсомольце» – в гл. 2–3. Желтый социалистический пассаж-комбинат в начале Тверской (между шикарной гостиницей «Националь» и телеграфом) – адрес «Московского комсомольца», «Московской правды» и связанных с ними изданий. Жида с лягушкою – из «Гусара» Пушкина. Легкая кавалерия – комсомольские группы, помогавшие партийному контролю. Навязчивым убей его! противопоставлена (в гл. 8) строчка Есенина Не расстреливал несчастных по темницам из стих. «Я обманывать себя не стану…» Д. Д. Благой (1893–1984), потом чл. – корр. АН, действительно был первым директором Литературного музея в Доме Герцена.
В общежитии Цекубу (Центральная комиссия по улучшению быта ученых) на Кропоткинской набережной ОМ жил весной и в начале лета 1929 г., в разгар дела о переводах. Комиссия занималась распределением ученых на временную или постоянную службу в провинциальные вузы. ОМ по рекомендации Бухарина наркомпросу Армении А. А. Мравьяну (1886–1929) чуть было не поехал преподавать русский язык и литературу в Эриванский университет и ветеринарный институт.
А. Г. Горнфельд действительно был паралитиком с детства, сотрудником В. Г. Короленко, и «Уленшпигеля» перевел в честь оккупированной в мировую войну Бельгии и ее короля Альберта. Его книга «Муки слова» (заглавие – из стихотворения С. Я. Надсона «Милый друг, я знаю, я глубоко знаю…») выходила в 1906 и 1927 гг. «Красная газета», где он выступил против ОМ, сравнивается с дореволюционными «Биржевыми ведомостями», массовой газетой, издававшейся С. М. Проппером (кугель – традиционное еврейское блюдо, талес – молитвенное покрывало). Квисисана – дореволюционный ресторан на Невском, любимый литературной богемой. Шуба, поминаемая в гл. 4, 14 и др. – символический образ из статьи Горнфельда, особенно раздраживший ОМ: «Но когда, бродя по толчку, я нахожу там, хотя и в переделанном виде, пальто, вчера унесенное из моей прихожей, я вправе заявить: а ведь пальто-то краденое!»
