На языке врага: стихи о войне и мире - Александр Михайлович Кабанов
Кто-то мне подмешал в судьбу
клофелин причастия, на удачу,
я такие фильмы видал в гробу,
белый свет – копеечка, дай мне сдачу.
Дай мне снег, просеянный сквозь зурну,
тот, что в праздник поет, не тая:
богомол съедает свою жену —
потому, что она – святая.
«Степь горит, ночной огонь кудрявится…»
Степь горит, ночной огонь кудрявится,
дождь, вслепую, зашивает рот,
кто-то обязательно появится:
Нобеля получит и умрет.
Вспыхнет над славянами и готтами
древняя сверхновая звезда,
жизнь полна любовью и пустотами,
и бесплатной смертью навсегда.
Достаешь консервы и соления,
бутылек с наклейкою «Престиж»,
дернешь рюмку, и на все явления
в стеклышко обугленное зришь.
Холодок мерцающего лезвия,
степь горит, незнамо отчего,
русский бог, как русская поэзия:
вот он – есть, а вот и нет – его.
«Говорит мне господь: не храпи, будь человеком…»
Алексею Остудину
Говорит мне господь: не храпи, будь человеком,
возлюби меня, как самого себя, ибо сам – одинок,
кем я только не был: колобком, блином, чебуреком,
убежал от всех, одичал, до костей промок.
Не храпи, угрожает мне идол из Хаммурапи:
отрыгни, а затем повернись на левый бочок,
тили-тили тесто, верни меня к маме-папе —
слишком много мяса оставил серый волчок.
Так церковным кагором пахнут деепричастья,
так в потемках души почему-то светло, как днем:
не буди человека, когда он храпит от счастья —
или это – бедное счастье храпит о нем.
«Помню, как я летел в одном лоукосте…»
Помню, как я летел в одном лоукосте:
стюардессы разносили сонное зелье,
за бортом – облака из слоновой кости,
а пассажиры – сплошь террористы.
Снился мне секс в амстердамской любильне,
Шарль де Голль, золото Франции, башни и облака,
вдруг слоны попросили вернуть свои бивни —
вот ваши бивни, дорогие мои слоны.
Нас поимели шоколадным членом,
и мы катимся вниз по кроличьей норе,
если я совру тебе правду,
если я сорву для тебя стоп-кран?
Звук приземления цвета, небесного цвета,
кто-то меня аккуратно толкает в плечо,
это Ахмет, доброволец, поэт из игила,
истина рядом, а память – твоя могила —
чувствуешь: холодно-холодно – горячо.
«Были бы деньги, жили-были бы деньги…»
Были бы деньги, жили-были бы деньги,
пальцы длинные, да руки мои коротеньки,
не ездал бы я в поездах, когда поутру —
все, танцуя, выстраиваются поссать,
ну а ты – в пэт-бутылку, а после – идешь королём.
время пахнет падением, гривной, рублем.
Если б меня напугали чужою судьбой,
были бы деньги – ходил бы в музей-ресторан,
пил бы, и в зеркале морщил раздвоенно лбы,
как бы избавиться мне от быбы, быбыбы,
через талмуд преступая, библия входит в коран,
время срывает пожарный стоп-кран у арбы.
Низменный горец, привыкший к британским часам,
красные деньги прилипли к твоим волосам,
где твоя родина, были бы деньги и ночи,
ты бы обрезал все «й» у своих многоточи,
выбрал невесту для сына, которую сам.
«Вот один из доносов…»
Вот один из доносов.
Входит доктор Навуходоносор,
говорит: «А зачем вы влюбились в ЛОРа,
поднимите чугунные уши,
растопырьте янтарную жабру,
позовите моих ассистентов —
мосье Чикатило и мисс Чупакабру.
Наплевать из какого вы племени,
стаи, улуса —
я проверю всех вас на предмет
абсолютного слуха и вкуса…»
– 18;
– восемнадцать, пельмени;
– 37;
– по статье за измену;
– 53;
– сталин внутри;
– 86;
– серая шерсть;
– 102;
– лег под ментовскую крышу.
Я тебя чувствую, мальчик, я тебя слышу,
это я украл твои стихи и ложки,
что желаешь ты, взамен, брателло?
Запах свежевылизанной кошки.
Чтоб у мамы сердце не болело.
«Был бы я полубогом, крышующим воду и глину…»
Был бы я полубогом, крышующим воду и глину,
наполовину пустым или полным наполовину,
снизу – покрыт корой, а сверху – в пчелином рое:
то одно, то второе, дробью – одно второе.
Был бы я Полуботком, гетьманом на подхвате,
в берцах от волонтеров или в кацапском халате:
курил бы файну люльку, стучал бы вдовам у шибку,
ловил бы сказку на старика и рыбку.
Это теперь я такой – одинокий, цельный,
ибо книга нашей жизни – список расстрельный,
где у всякой сказки есть конец оптимальный —
то он радужный, а то и гетеросексуальный.
«Леонардо да Винчи пришел…»
Леонардо да Винчи пришел
со своей некрасивой подругой,
кто-то из мавзолея ушел
со своей некрасивой подругой.
Джоныч Ленныч ботинки надел
и завыл негритянской белугой,
кто-то полуботинки одел
со своей некрасивой подругой.
Говорю я тебе, Иисус:
как подруга твоя некрасива,
и волной намотает на ус —
корабельные мощи прилива.
Ходят финны-дельфины юрбой —
в Петербурге раскачивать лодку,
что, подруга, мне сделать с тобой:
хочешь водку, а может быть – водку?
Разбавляют славянскую кровь
угреватой афинскою кровью,
затвердеет в секс-шопах морковь,
одиночество – лечат любовью.
Отгудела
