Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»
СЛУЧАЙНЫЕ СТИХИ
Как долог путь! Избитая дорогаИ месяц сгорбленный, и вялая трава…По вечерам — у дымного порогаПлащом дорожным тело укрывать.И знать: ничто не будет новым;Разрежет солнце вяжущую муть,И застучат опять подковы — В далекий путь.
Измятыми, лежалыми словамиНе высказать расплесканную грусть…Нет женщины печальнее глазами, Чем Русь!
Ветер обманный Над полями стынет. Над полями туманы Густые, густые, густые…Слова — колосья: долгими ночамиИх гнет к земле расплесканная грусть:Проходит женщина с печальными глазами Русь!
«Озерные проталины, хрупкий снег…»
Озерные проталины, хрупкий снег, звоны кандальные в тишине. Ветер над соснами. Полумесяц — серьга. С пушистыми косами пурга.Ах, Россия! Страна бесконечная,не распаханный плугом пустырь.Ширь степей и задумчивость вечная,да прибитые ветром кусты.Тело Ее — медвежее,думы — разбойный свист,а сердце — такое нежное: весенний лист.Тело — медвежее,думы — разбойный свист…Прохожие и проезжие: посторонись!Бредят равнины снежные,воздух простором мглист…Тело Ее — медвежее,сердце — весенний лист.
Думы разбойные,хрупкий снег,сосны стройныево сне:мерзлые подталины,звонкий лед,над холмами дальнимистаи лет…
Кто твои перечислит тропы?Кто с трудом прочтет по складамстепей непокойных ропоти четкий рисунок льда?
Не любят Тебя и не знают:Ты так далека, далека…Только птиц бесконечных стаине пугают Твои снега.
Только птицы кружатся над рощами,знают ласковость летних дней:сколько солнца горстями брошенона широкую грудь полей!
Перелетные в небе птицы,дождем прибитая пыль,придорожной рощи ресницыи верстовые столбы.Ночь тягучая, звезды над тучами и ручьи текучие…И птицы, и пыль, и ветер,и дождь, и ночная мгла,как мы — бездомные дети, не знающие угла.
«Своими путями»1925. № 8–9КИНОСЕАНС
Пусть глицериновые слезыскользят по девичьим щеками снег летит из-под полозийк ее слезам, к ее шагам,мы равнодушные, мы дремлем,нам скучен радостный экран,и медленно скользят деревни,и города скользят в туман.
* * *Но музыки сорвалось пенье!И взвизгнул брошенный смычок!От этого оцепененьяникто предчувствовать не мог:над обезумевшим оркестром,среди взметнувшихся рядовтак сердцу — стало тесно, тесно!так горлу — не хватало слов!
* * *Без слез, без гнева и печалис серебряного полотна,бесшумной развевая шалью,неслышно спрыгнула она.
И медленно прошла, коснувшисьхолодной тенью жарких рук,но руки сильные послушнолишь воздух замыкали в круг…
* * *Не зажигались долго люстры.Экран привычно, как всегда,горел настойчиво и грустно:До свидания, господа!
АСТРОНОМ
Давно изжив и славу, и любовь,наскучив жить, не веря в жизнь за гробом,он по ночам седеющую бровьсклоняет над холодным телескопом.
Всю ночь, пока в янтарных облакахлучи не вспыхнут розовым посевом,сжимает штифт в ладони кулака,и пальцы тонкие дрожат от гнева.
А на заре — в тревожном кратком снеон мечется, кричит в постели:он видит сон — в волнистой белизнераспавшиеся стены опустели;колышется туманом пустота,и в душу радостью плеснув сверх края,над миром медленно плывет звезда,лучами изумрудными сверкая…
Звезда, где гнев, и горечь, и тоскаизжиты в мудрости тысячелетий;звезда, которую всю жизнь искали наяву которую не встретит!
«Брось над игрушечной пулей…»
Я счастье балаганное поймаюи научусь прицеливаться строже.
Алла Головина…Брось над игрушечной пулейморщить густую бровь,
гибкие плечи сутулитьнад пестрой мишенью брось.
Здесь полотняные весны,под звездами — полутьма,здесь убаюкали сосныв безоблачном ситце май;
здесь и цветы не увянут,и птицам пути нет:только крылом деревяннымвзмахнуть и не улететь.
Брось! Отложи монтекристо![62]Пусть радостью — навсегдамельница крыльями крестит,на нитке дрожит звезда;пусть с непонятной властьюкартонной цветет весноймир балаганного счастьяутерянных детских снов.
1933Алексей ФОТИНСКИЙ*
ВЕСЕННЕЕ (НА ДВОРЕ)
Протоптала в снегу дорожкиКаблучками лучей весна.Холод щиплет щеку немножко,Но душа совсем пьяна.Это время чудное такое:Туча сдуру роняет снег.Я поднял воротник, но спокоен.Я поверил шалунье-весне.И никто не боится стужи,Надоела зима полям.Знаю — скоро морщинками лужицУлыбнется теплу земля.Солнцем пьян, над собой неволен,Кверху хвост — ошалел телок.Я поднял воротник, но доволен.Руки стынут — а мне тепло.
1924 «Огни». 1924. № 21ИЮНЬ
Напряженно прислушались села,ждут рассвета в сплошной тиши.От тоски и снов невеселыхтолько рожь, ошалев, шуршит.
Снятся кос отбиваемых звоныи серпов леденящий лязг…И по стеблям, недавно зеленым,желтизна от корней поднялась.
Не спеша ворот алой рубахираспахнет молодуха-заря,и коса, заблестев с размаху,затрепещет в руках косаря.
Будет рожь молчаливо слушать,как бессильно трава легла.Как мелькая, чем дальше — глуше,Утомленно звенит игла.
И от каждой серебряной вспышкитихий шелест, как стон травы.Но косарь равнодушен — не слышит,он давно к этим стонам привык.
От усталости стал построже,на траву глаз с издевкой косит:«Что трава, что волосья — то же.Отрастет, не жалей — коси».
1924 «Огни», 1924. № 21«Синее, ближе взгляд леска…»
Синее, ближе взгляд леска,сильнее, крепче запах поля.Под сталь подковы — хруп песка,еще удар — и я на воле.
И конь, и ветер без удилпромчат дорожкой, сердцу милой,и сердце знает, что в грудизабиться сможет с новой силой.
Навстречу вырастет дымоки шапки скирд, и хат заплаты…Я возвратил бы, если б мог,но дням минувшим нет возврата.
«Годы». 1926. № 2«Пусть невнятно бормочет укоры…»
Пусть невнятно бормочет укорыот тоски пожелтевший лес.осень шьет золотым узоромпаутину земных чудес —мне нигде не найти ответа.И не стану его искать.
Пусть кружит, как по полю ветер,в тайниках души тоска.Одиноко забиться бы в угол,прядь упрямых волос теребя…Не порвать мне проклятого круга.Никуда не уйти от себя.
«Годы». 1926. № 2ОСЕННЯЯ РУСЬ
