Владимир Фирсов - ДВА СОЛНЦА

1970

ПЕРВЫЙ УЧИТЕЛЬ

Я помню сожженные селаИ после победного дняПустую,Холодную школу,Где четверо, кроме меня.Где нам однорукий учительРассказывал про Сталинград...Я помнюПоношенный кительИ пятна — следы от наград.Он жил одиноко, при школе.И в класс приходил налегке.И медленноЛевой рукоюСловаВыводилНа доске.Мелок под рукою крошился.Учитель не мог нам сказать,Что заново с намиУчилсяУмению ровно писать.Ему мы во всем подражали,Таков был ребячий закон.И пусть мы неровно писали.Зато мы писали как он.Зато из рассказов недлинныхПод шорох осенней листвыМы зналиПро взятье БерлинаИ про оборону Москвы.В том самом году сорок пятомОн как-то однажды сказал:— Любите Отчизну, ребята. —И вдаль, за окно, указал.Дымок от землянок лучилсяЖестокой печалью земли.— Все это, ребята, Отчизна.Ее мы в бою сберегли...И слово заветное этоЯ множество раз выводил.И столько душевного светаЯ в буквах его находил.А после —Поношенный кительЯ помню, как злую судьбу.Лежал в немМой первый учительВ некрашеном светлом гробу.Ушел, говорили, до срока,Все беды теперь — позади.Рука егоТак одинокоЛежала на впалой груди!И женщины громко рыдали.И помню, как кто-то сказал:— Медалей-то, бабы, медалей!Ить он никогда не казал...Могилу землей закидали.И послеВ военкоматОгромную пригоршню сдалиДостойных солдата наград.Мой первый учитель!Не вправеЗабыть о тебе никогда.Пусть жил ты и умер — не в славе,Ты с нами идешь сквозь года.Тебе я обязан тем кровным,Тем чувством, что ровня судьбе.И почерком этим неровнымЯ тоже обязан тебе.Тебе я обязанВсем чистым,Всем светлым,Что есть на земле,И думой о судьбах Отчизны,Что нес ты на светлом челе!

1971

* * *

На заре рассветные озераГолубого неба голубей.И летят в извечные просторыГолубые стаи голубей.Ласковая родина, Россия!Сердце беспокойноеНавекГолубые ливни оросили,Спеленали ленты синих рек.Синева, голубизна сквозная...И глухой осеннею поройВсе равноДругих краев не знаю,Где бы я дышал голубизной.И сквозь тучи —Синий полдень вижу.Вижу синь реки сквозь толщу льда.С каждым годомЯ к России ближе,Как к земле падучая звезда.Кланяюсь земному тяготенью,Тяготенью к свету и заре,К тем березам с голубою тенью,К синим травам в росном серебре;К голубым глазам моей любимой,К чистоте отеческой земли,К голубям,Что пролетели мимо,Синей тенью промелькнув вдали.

1971

ОДИН ДЕНЬ

Мы помнить многое должны.И в памяти моейОстался черный день войны —Один из многих дней.Бомбежки огненный прибойЗатих.И сквозь огоньЯ помню, как шагал —Слепой,Прижав к виску ладонь.Выл репродуктор на углу.Оповещал: «Отбой».А онПо битому стеклуШел босиком —Слепой!Как вспомню, высказать нельзя.И промолчать нельзя.Безумно синие глаза,Во все лицо — глаза!Глаза. Глаза.Одни глаза.Одни — на целый свет.В них боль жила.Жила гроза —В глазах,Где света нет.Что стало с ним — не знаю я...Иные годы, дни...А что, как и судьба мояЕго судьбе сродни?А что, как выпадут года,Похожие на те.Когда —По всей земле бедаИ солнце — в темноте?А что, как мнеСквозь боль веков,Сквозь вечной ночи мглуИдти придетсяБосикомПо битому стеклу?

1971

* * *

Мир полон звуковИ противоречий.И мир, в конечном счете, оченьпрост...Влюбленного взволнованные речи.И уходящий в горизонт погост.Рожденье.Смерть.Как все это обычно!МолчаниеИ крик в ночи глухой.Большой пожарИ крохотная спичка.Солдат в бою.И пахарь за сохой.Все в этой жизни просто. Объяснимо.И надобно ее не усложнять.А усложнишь, она — промчится мимо,И поздно будет время нагонять...Я не терплю, когда вокруг лукавят,Боятся сущность показать свою.И, брошенный в кого-то подлоКамень —Всегда на душу падает мою.И я бываю в этой жизни слабым.Но и тогдаЯ верю все равно,Что подлость — наказуемой должна бытьИ высоко добро вознесено.Да, мир не прост.Хотя не очень сложен.Да, мир велик.Хотя и очень мал.Я с каждым годом подхожу все строжеК тому, чем раньше сердце занимал.Пусть я в бою за Родину не дрался,Случись беда — и я не отвернусь.И если раньше я в любви ей клялся,То нынчеВ вечной верности клянусь.И, упрощая сложности земные,О Родина, одной тобой дышу.Я твой солдат и пахарь твой поныне, —Что повелишь, то я и совершу.Не отвернусь! Ты слышишь ли, родная?В беде и в счастье — навсегда с тобой.Не веря в сложность, жизнь не усложняя,Мне жить твоею сложною судьбой.Я подавлю в себе любую слабость,Поскольку верить мне тобой дано,Что подлость — наказуема должна бытьИ высоко добро вознесено!

1971