Александр Твардовский - За далью — даль
К концу дороги
Сто раз тебе мое спасибо,Судьба, что изо всех дорогМне подсказала верный выборДороги этой на восток.
И транссибирской магистралью,Кратчайшим, может быть, путемСвязала с нашей главной дальюМой трудный деньИ легкий дом.
Судьба, понятно, не причина,Но эта даль всего вернейСибирь с Москвой сличать учила,Москву с Сибирью наших дней.
И эти два большие слова,Чей смысл поистине велик,На гребне возраста иного,На рубеже эпохи новой,Я как бы наново постиг.
Москва. Сибирь.Два эти словаЗвучали именем страны,В значенье дикости суровойДля мира чуждого равны.
Теперь и в том надменном мире —Все те ж слова: Сибирь — Москва,Да на ином уже поминеПошла разучивать молва.
Добро!Но мы не позабыли,Какою притчей той молвыМы столько лет на свете былиИ как нас чествовали вы.
Почти полвека на бумагеСтрочили вы, добра полны,О том, что босы мы и наги,И неумелы, и темны.
Что не осилить нам разрухи,Не утеплить своей зимы.Что родом тюхи да матюхи,Да простаки, да Ваньки мы.
И на бумаге и в эфиреВещали вы, что нам едва льУдастся выучить в СибириСвоих медведейДелать сталь.
Что в нашей бедности безбрежной —Не смех ли курам наш почин,Когда в новинку скрип тележный,Не то что музыка машин.
И что у нас безвестно словоНаук. Доступных вам давно.Что нам опричь сосны еловойПостичь иного не дано.Что мы — Сибирь.
А мы тем часомСвою в виду держали даль.И прогремела грозным гласомВ годину битвы наша сталь.
Она, рожденная в Сибири,Несла на собственной волне,Как миру весть о жданном мире,Победу нашу в той войне.
И каждой каплей нашей крови,Так щедро пролитой на ней,И каждым вздохом скорби вдовьейИ горя наших матерей, —Жестокой памяти страницей —На том безжалостном торгу —Она оплачена сторицей,И мы у мира не в долгу…
Я повторю, хотя в началеО том велась как будто речь,Что в жизни много всяких далей, —Сумей одной не пренебречь.
Такая даль — твое заданье,Твоя надежда или цель.И нужды нет всегда за дальюСкакать за тридевять земель.
Они при нас и в нас до гроба —Ее заветные края.Хотя со мной вопрос особый,Как выше высказался я.
С моим заданьем в эти срокиЯ свой в пути копил запас,И возвращался с полдороги,И повторял ее не раз.
Нехитрым замыслом влекомый,Я продвигался тем путем,И хоть в дороге был, хоть дома —Я жил в пути и пел о нем.
И пусть до времени безвестноМелькнул какой-то и прошелПо краю выемки отвеснойТайги неровный гребешок;
Какой-то мост пропел мгновенноНа басовой тугой струне,Како-то, может, день бесценныйОстался где-то в стороне.
Ничто душой не позабытоИ не завянет на корню,Чему она была открыта,Как первой молодости дню.
Хоть крик мой, вполне возможно,Уже решил, пожав плечом,Что транспорт железнодорожныйЯ неудачно предпочел.
Мол, этот способ допотопныйВ наш век, что в скоростях, не тот,Он от задач своих, подобноЛитературе, отстает.
Я утверждаю: всякий способ,Какой для дела изберешь,Не только поезд,Но и посох,Смотря кому.А то — хорошИ в пору высшим интересам,Что зазывают в мир дорог.
А впрочем, авиаэкспрессомЯ и теперь не пренебрег.
Мне этим летом было надоЗастать в разгаре жданный день,Когда Ангарского каскадаПриспела новая ступень.
И стрелкам времени навстречуЯ устремился к Ангаре,В Москве оставив поздний вечерИ Братск увидев на заре.
И по крутой скалой Пурсеем,Как у Иркутска на посту,В числе почетных ротозеевВ тот день маячил на мосту.
Смотрел, как там. На перемычке,Другой могучий гидростройВ июльский день в короткой стычкеСправлялся с нижней Ангарой…
И, отдавая дань просторнымКраям, что прочила Сибирь,В наш век нимало не зазорнымЯ находил автомобиль.
Так, при оказании попутной,Я даром дня не потерял,А завернул в дали иркутскойВ тот Александровский централ.Что в песнях каторги прославленИ на иной совсем поре,В известном смысле. Был поставленЕдва ли бедней, чем при царе…
Своей оградой капитальнойВ глуши таежной обнесен.Стоял он, памятник печальныйКрутых по разному времен.
И вот в июльский полдень сонный,В недвижной тягостной тиши,Я обошел тот дом казенный,Не услыхав живой души.
И только в каменной пустыне,Под низким небом потолков,Гремели камеры пустыеБезлюдным отзвуком шагов…
Уже указом упраздненныйОн ждал, казенный этот дом,Какой-то миссии ученой,И только сторож был при нем.
Он рад был мне, в глуши тоскуя,Водил, показывал тюрьмуИ вслух высчитывал, какуюНазначат пенсию ему…
Свое угрюмое наследствоТак хоронила ты, Сибирь.
И вспомнил я тебя, друг детства,И тех годов глухую быль…
Но — дальше.Слава — самолету,И вездеходу — мой поклон.Однако мне еще в охотуИ ты, мой старый друг, вагон.
Без той оснастки идеальнойЯ обойтись уже не мог,Когда махнул в дороге дальнейНа Дальний, собственно, Восток.
Мне край земли, где сроду не был,Лишь знал по книгам, толку нетВпервые в жизни видеть с неба.Как будто местности макет.
Нет, мы у столика под тенью,Что за окном бежит своя.Поставим с толком наблюденьеЗа вами, новые края!
Привычным опытом займемсяВ другом купе на четверых,Давно попутчики — знакомцыСошли на станциях своих.
Да и вагон другой. Ну что же:В пути, как в жизни, всякий разЕсть пассажиры помоложе,И в пору нам, и старше нас…
Душа полна, как ветром парус,Какая даль распочата!Еще туда-сюда — Чита,А завалился за Хабаровск —Как вдруг земля уже не та.
Другие краски на поверке.И белый свет уже не тот.Таежный гребень островерхийУже по сердцу не скребнет.
Другая песня —Краснолесье, —Не то леса, не то сады.Поля, просторы — хоть залейся,Покосы буйны — до беды.
В новинку мне и так-то любыПо заливным долинам рек,Там-сям в хлебах деревьев купы,Что здесь не тронул дровосек…
Но край, таким богатством чудный,Что за окном, красуясь, тек,Лесной, земельный, горнорудный,Простертый вдоль и поперек,И он таил в себе подспудныйУже знакомый мне упрек.
Смотри, читалось в том упреке,Как изобилен и широкНе просто край иной, далекий,А Дальний, именно, Восток, —Ты обозрел его с дорогиВсего на двадцать, может, строк.
Слуга балованный народа,Давно не юноша, поэт,Из фонда богом данных летТы краю этому и годаНе уделил.И верно — нет.
А не в ущерб ли звонкой славеТакой существенный пробел?Что скажешь: пропасть всяких дел?
Нет, но какой мне край не вправеПенять, что я его не пел!
Начну считать — собьюсь со счета:Какими ты наделена,Моя великая страна,Краями!То-то и оно-то,Что жизнь, по странности, одна…
И не тому ли я упрекуВсем сердцем внял моим, когдаЯ в эту бросился дорогуВ послевоенные года.
И пусть виски мои седыеПри встрече видит этот край,Куда добрался я впервые,Но вы глядите, молодые,Не прогадайте невзначайСвой край, далекий или близкий,Свое признанье, свой успех —Из-за московской ли пропискиИли иных каких помех…
Не отблеск, отблеском рожденный, —Ты по себе свой край оставь,Твоею песней утвержденный, —Вот славы подлинной устав!
Как этот, в пору новоселья,Нам край открыли золотойУченый друг его АрсеньевИ наш Фадеев молодой.
Заветный край особой славы,В чьи заповедные местаИз-под Орла, из-под ПолтавыВлеклась народная мечта.
Пусть не мое, а чье-то детствоИ чья-то юность в давний срокТеряли вдруг в порту ОдессыРодную землю из-под ног,
Чтоб в чуждом море пост жестокийПереселенческий отбытьИ где-то, где-то на востокеНа твердый берег соступить.
Нет, мне не только что из чтенья,Хоть книг довольно под рукой,Мне эти памятны виденьяКакой-то памятью другой…
Безвестный край. Пожитков груда,Ночлег бездомный. Плач ребят.И даль Сибири, что отсюдаЛежит с восхода на закат…
И я, с заката прибывая,Ее отсюда вижу вдруг.Ага! Ты вот еще какая!И торопливей сердца стук…
Огни. Гудки.По пояс в гору,Как крепость, врезанный вокзал.И наш над ним приморский город,Что Ленин нашенским назвал…
Такие разные — и все же,Как младший братИ старший брат.Большим и кровным сходством схожиВладивосток и Ленинград.
Той службе преданные свято,Что им досталась на века,На двух краях материкаСтоят два труженика — брата,Два наших славных моряка —Два зримых миру маяка…
Владивосток!Наверх, на выход.И — берег! Шляпу с головыУ океана.— Здравствуй, Тихий,Поклон от матушки-Москвы;
От Волги-матушки — немалойИ по твоим статям реки;Поклон от батюшки-Урала —Первейшей мастера руки;Еще, понятно, от Байкала,Чьи воды древнего провалаПо-океански глубоки;
От Ангары и всей Сибири,Чей на земле в расцвете век, —От этой дали, этой шири,Что я недаром пересек.
Она не просто сотня станций,Что в строчку тянутся на ней,Она отсюда и в пространствеИ в нашем времени видней.
На ней огнем горят отметки,Что поколенью моемуСветили с первой пятилетки,Учили смолоду уму…
Все дни и дали в глубь вбирая,Страна родная, полон яТем, что от края и до краяТы вся — моя, моя, моя!
На все, что в новееИ не внове,Навек прочны мои права.И все смелее, наготовеИз сердца верного слова.
Так это было
