Николай Алл - Русская поэзия Китая: Антология
ПЕСНЯ ВЕСНЫ ВО ДВОРЕ
Из китайской поэзии
День вчерашний гас под ветром; ветер с вечером в родстве.На колодезь пухом бледным падал персиковый цвет.Круг луны качался в небе в чарах грез и небылиц,и роса слетала в блеске на изгибы черепиц.
А из залы — звуки лютни, льстивый шепот тихих флейт,заглушенный, юный, юный, — в полу мрак густых аллей…Двери настежь — слышен топот, барабан и шорох ног,слышен трепет, шелест шелка, пряность пахнущих цветов…
Сквозь бамбуковые ставни сад пустынней и темней.На задумчивой поляне — блики света и теней.В этих тенях, тканях словно, в чуткой призрачности снаспит застенчивой и томной гибкой девушкой — весна.
20 апреля 1929СУНГАРИ
Над молочной рекою — шафранный закат,Лижут воду огней языки,У камней берегов, беспокоясь, лежатОгневые на поле крути…Раскатай, раскатай голубую лазурь,Как лепешку в маньчжурской муке!Загруженные стаи лениво ползутПо молочной и жирной реке…Паруса — одеяла; бобы и мешки…Запотелая голая грудь…Ночью месяц-меняла на бликах рекиЗолотую затеял игру…А в молочной воде утонувший шафранНачал рыхлые щупать тела.И, сорвавшись с цепей, завизжал ураган,Стала ночь над рекою бела.И от тихих легенд, от мечтательных будд —Явь забилась в слезах и песке…Только серые ленты кругами ползутПо молочной и хищной реке.
БАРАБАННАЯ ДРОБЬ
Кружится птица над Вампу,Бледнеет черствый Банд.По стеклам ветер — градом пуль,Как дробь о барабан.И солнце видит кожу спинЛюдей, упавших ниц.На севере горит Харбин,Блестя в огне зарниц…По волнам сказочных морей,Спеша, плывут суда;Их волей властных королейНаправили сюда.И от республиканских странИдут ряды солдат.А ветер — дробно в барабан:— Тра-та, тра-та, я — рад!На белокрылом полотнеАлеет кровь и круг.О Азия, горишь в огне,Мой желтый бедный друг!За что ты борешься, за что?И градом пуль — в ответ,И обращаешься в ничто,И меркнет белый свет.Лишь кто-то мудрый начеку,Как будда, нем и тих.К нему: «За что ты мстишь врагу?»А он в ответ: «Привет!»О, синих губ улыбка, и…И стон, и боль, и грусть.Не сердце ли его таитАгоневую Русь,Страну мою? Бурлит Вампу.Стекает кровь из ран.И хлещет ветер градом пуль —Как дробь, как барабан.
1932ЭМИГРАНТКА
О, мысли, куда занеслись выв скитаньях судьбы вихревой!К обрывистым подступам Лысьвы,на берег реки Чусовой…
Ты маленькой девочкой учишьпро Анды, про Альпы… Вокругстоят живописные кручи,родные, как лица подруг.
А там на востоке — Березовлежит на сибирской земле.Там снег аметистово-розов,а зори рубинов алей.
И ты, восхищенная, встала,к лучам повернувшись лицом.Вот Меншиков сносит опалу,и девочки рядом с отцом.
А дальше, а дальше — как многолюдей на Московском тракту!Идет бесконечно дорога —в Иркутск, в Забайкалье, в Читу.
Волконская и Трубецкая,чьи жизни в едино слиты.«Я тоже хочу быть такая», —мечтая, подумала ты…
Сбылось. Не Сибирь. Заграница.Шанхай. Сан-Франциско. Харбин.Знакомые, прежние лица,лишь больше морщин и седин.
Лишь тише, покорнее поступьи голос слабей и тускней,лишь, сгорбившись, сбавили росту.А думы — как птицы над ней —
над родиной — пеньем хоралапод звон легендарной Москвы:«Вы тоже, вы тоже с Урала?Из Лысьвы? — подумайте вы!
А помните серые кручии синюю реку у ног?А помните, — девочка учитпро Альпы и Анды урок?»
Тяжелые жизни уроки.Мечтанья сменились теперьв глазах опечаленно строгихзастывшею болью потерь.
1933КАК И ПРЕЖДЕ
По синим обоямразбросаны желтые маки.Нам грустно обоим,но что же поделаешь, друг?Тоски не развеютволшебники старые маги,и добрые феис участьем не встанут вокруг.
Суровые лицасо мной и бездушные боги.Ты — в шумной столицевстаешь на вечерней заре.Мы Бога просили —(Как горестно быть одиноким!) —о милой России,о встрече на нашей земле.
Но я, как и прежде,скитаюсь по Азии древней.Цветные одежды.Кумирни. Пустыни. Дворцы.Живу, наблюдая.А жизнь настоящая дремлет.А в марте, подтаяв,вниз падают с крыш леденцы.
И где-нибудь дома,под самой Москвою в усадьбе —под крышею домадве ласточки кличут подруг.Но только — не гнуться!Поверь, все печальное — сзади.Сумей улыбнуться,чтоб вдруг не расплакаться, друг!
1933ДОРОГА К ДОМУ
Кто там поет? Кто там поет так нежно?Как о хрусталь звенит вода порой…Кто синий плат перетянул над бездной,чей звездный край светлеет над горой?
Это — снега… Овладевает холод.Мрак и озноб… Темнее часа нет…Но кто поет? Как голос свеж и молод!Это — заря. О, милый друг, — рассвет!
Вспыхнули враз — точно огни цветами.Звезды горят на ледяных цветах.Светлая твердь, как океан, над нами.Щебет вокруг — голубокрылых птах.
Это принес мне в жуткий час тревоги —звездный мой луч — твой голосок, Сибирь.Мой ветерок, мой ветер синеокий,горных дорог веселый поводырь!
1935ОТТЕПЕЛЬ
Дыханье далекое Гобис монгольских струится песков.Нависшие серые хлопьятяжелых парных облаков.
Как парус натянутый, ветер —трепещущий и буревой.И тонок, и строен, и светелрог месяца над синевой.
Какая весенняя милость!Как вечер прекрасен и росл!Душа, охмелев, притаилась.Снег падает. Будет мороз.
Но эти минуты до стужи —родны, и грустны, и близки,как думы деревьев, как души,как в девственном лубе — ростки.
Когда-нибудь пышно развесятдеревья плоды, веселясь…Свети надо мной, полумесяц! —далекая с предками связь!..
Февраль 1935В ФРУКТОВОЙ ЛАВЧОНКЕ
Мы будем пить пивов китайской лавчонке,где фрукты и гвоздилежат меж сластей.
Смотри, как красивоу острова джонкислепились, как грозди,в ажуре сетей!..
Рыбацкая воля,купцовая леность,буддийская вечностьи желтый закат.
И нежные зори.Кристальность. Нетленность.Нирвана. Беспечность.Нефрит и агат.
Но пенится пивоиз западных бочек —студенческих игр ивеселья завет.
Мы пьем торопливо.Рот жаждет и хочет —на час ли, на миг ли —вернуть, чего нет:
шумливые годы,звенящее время,поющую юностьне пьяненький джаз…
— Ты снова про годы,про время и бремя?За старую… юность?А я — за сейчас!
1938ХАНЬЧЖОУ