Николай Алл - Русская поэзия Китая: Антология

ТАМАРА АНДРЕЕВА

ЛЕСТНИЦА В ОБЛАКА

Всхожу, бледнея, на ступени,Конец которых — в облаках,Под шепот, трепеты и пеньеМногокрылатого стиха.И, запахнувшись вместе с музойВ широкий эллинский хитон,Иду вперед, ресницы сузив,Мельканьем светов ослеплен…Когда же перейду преграду,Готов молиться, петь готов —Из поэтического садаС улыбкой выйдет Гумилев,И, поманив меня рукою,Он скажет тихое: «Войди…»Кругом — благоуханье хвоиИ хор бессмертных впереди.

«Волнистой линией тянулся горизонт…»

Волнистой линией тянулся горизонт,Холмы сияли тусклой позолотой,Над зеркалом черневшего болотаРаскрыло небо лиловатый зонт.

А в городе, по тротуарным латам,Мелькают кляч избитые бока,И рикши потные, в подоткнутых халатахГлядят в заплаканные облака.

ЭПИТАФИЯ

О, да, я была гетерой!О, да, я была блудницей!Жила я водной из улицНа западной стороне…Когда я кордакс плясала —Мужчины менялись в лицах,Кусали женщины губыИ перстни бросали мне…Про мой синеватый пеплум,Следы от моих сандалийИ голос, что был то неженИли по-мужскому груб, —Теперь вы слышите в песнях,Которых много слагалиЗа мой поцелуй поэты —За детскую жадность губ.

В ЧЕРНЫХ ДЖУНГЛЯХ

«…В мерных джунглях, мерная девушка».

Тут плясала Джинна, блестело лицо,Она — красивее всех…У нее в губе золотое кольцоИ бусина, как орех.

Нагуа живого львенка принес —Недовольна осталась она:Захотела серьгу разноцветную в носИ много клыков слона.

Потом пришел белый, бил Нагуа в спину,А Джинне дал много бус…Она пошла к сиди, в его долину,Сказав: «Нагуа — трус».

ХОЛОДНЫЙ ВЕТЕР

Холодный ветер все продул насквозь,Туман завесою спустился над бульваром,Пора бы, кажется, уж расходиться врозьТак странно медлящим в задумчивости парам…

Как холодно!.. Как воздух мокр и стар!..Полоски розовые на востоке встали,Чуть слышно сквозь осенний мерзлый парПечальной песней блики заиграли…

РОДИНЕ

Мерцающее марево закатов,Чернеющий зазубринами лесИ холст оранжевых небес —Все в памяти ненарушимо свято.

Но почему мы все тоской объяты?Здесь облака такие же, как там,Легки, округлы и крылаты,Подобно нашим русским облакам…

Нет! наши облака — сияющие латы,А здесь они, как жертва под ножом,И мы — в тоске, за дальним рубежом,О том, что в памяти ненарушимо свято…

«Китайцы тихо пели песню…»

Китайцы тихо пели песнюПечальную — из одних гласных.И в полосах вода лиловыхУ берега, а дальше — в красных…

О, почему, глазами щуря,Мы сотнями проходим мимо,Не зная ни того, что буря —Сиянье крыльев серафима,

Что свет на небе не погашенИ в облаках, плывущих сонно,Отражены громады башен,Рекой когда-то поглощенных?

МИ-СИН

По вечерам, средь запаха растений,Обрюзгший бог, скрестивши ноги, спит.Он очень стар. Отяжелел от лени,Раскормленный, как годовалый кит.

Пока он спит, медлительные бонзыСжигают свечи, ударяют в гонг.Но замер он, весь вылитый из бронзы,Под медленно струящийся дифтонг.

Он слушает несущий звуки вечерОтвисшим ухом с золотым кольцом…Рокочет барабан. Треща, пылают свечиПред сонно улыбнувшимся лицом.

В ХРАМЕ МИ-СИН

Г. Д. Гребенщикову

Пейзаж китайский примитивно прост.Тут верная жена нашла блаженство,Чешуйчатый дракон свивает в кольца хвостИ тайных знаков страшно совершенство.

В одеждах длинных старец и монах,Безмолвные, о чем-то грозно спорят;Потоки золота в округлых облакахБросают свет на розовые горы.

И женщины, сгибая тонкий стан,Храня торжественность на плоских лицах,Следят, как медленно уходит караванНестройною и пестрой вереницей.

СОН

Крутом пустынно. Снег и снег.И я бегу. Лицо закрыла.И мне навстречу человек,Но он не тот, кого любила…

А вот еще — чужой старик…Кругом — так тихо и пустынно,И месяц высунул свой длинныйТакой опошленный язык…

ЯКОВ АРАКИН

ИЗ БИРМАНСКИХ ПЕСЕН

Под сенью ночи серебристойПризналась лотосу луна,Как к грезе ясной, грезе чистой,К цветку любви она полна…

От брака лотоса с луноюПознала радость бытия,Блистая чудной красотою,Она, избранница моя!

Лицо ее, как вечер, нежно,Подобны ночи волоса,И лоно глаз ее безбрежно —В них отразились небеса.

Другой такой искать напрасно —И в мире целом никогоНет лучше, радостней, прекраснейЦарицы сердца моего!

ЛЮБОВЬ

Как в час золотого закатаМир в кружеве красок блеститИ после, темнее агата,Луну поджидая, стоит —

Так в жизни любовь золотоеЕсть кружево, в сумраке свет,Сиянье небес огневоеНа блеклой одежде сует!

ВОСХОД ЛУНЫ

Вот кроваво-краснаяВыплыла луна.Пепельно-неясноюКажется она…

Но недолго — чистая —Ввысь она плывет,Ярко-серебристая,Свет волшебный льет

В мир, вокруг стихающийВ густолистый сад,К грезам призывающийВ глубине оград.

И с луной высокоюСветл вкруг небосвод,Звезды с ясноокоюВстали в хоровод —

Лишь в саду сгущаетсяМеж деревьев тень,В тайну облекаетсяКущ зеленых сень!

С суетой воинственнойДень отогнан прочь —Над землей таинственноРаспростерлась ночь.

АЛЕКСЕЙ АЧАИР

ПО СТРАНАМ РАССЕЯНИЯ

Эмигранты

Дорогому моему отцу

Мы живали в суровой Неметчине,Нам знаком и Алжир, и Сиам;Мы ходили по дикой ТуретчинеИ по льдистым Небесным Горам.

Нам близки и Памир, и Америка,И Багдад, и Лионский залив.Наш казак у восточного берегаУпирался в Дежневский пролив.

Легче птиц и оленей проворнее,Рассыпаясь по тысячам мест,Доходил до границ КалифорнииОдинокий казачий разъезд…

И теперь, когда черные веяньяРазметали в щепы корабли, —Снова двинулись в страны рассеяньяМы от милой чумазой земли…

На плантациях, фармах, на фабриках, —Где ни встать, ни согнуться, ни лечь, —В Аргентинах, Канадах и АфрикахРаздается московская речь.

Мы с упорством поистине рыцарскимПодавляем и слезы, и грусть,По латинским глотая кухмистерскимЖидковатые щи à la russe.

И в театрах глядим с умилением(Да, пожалуй, теперь поглядишь!)На последнее наше творение —На родную «Летучую мышь».

В академиях, в школах, на улицах, —Вспоминая Кавказ и Сибирь, —Каждый русский трепещет и хмурится,Развевая печальную быль…

Не сломала судьба нас, не выгнула,Хоть пригнула до самой земли.И за то, что нас Родина выгнала, —Мы по свету ее разнесли.

ИГРА