Вадим Шершеневич - Стихотворения и поэмы
Март 1918
Принцип проволок аналогий
Есть страшный миг, когда, окончив резко ласку,Любовник вдруг измяв и валится ничком…И только сердце бьется (колокол на Пасху),Да усталь ниже глаз синит карандашом.
И складки сбитых простынь смотрят слишком грубо,(Морщины лба всезнающего мудреца)…Напрасно женщина еще шевелит губы(Заплаты красные измятого лица)!
Как спичку на ветру, ее прикрыв рукою,Она любовника вблизи грудей хранит,Но, как поэт над конченной, удавшейся строкою,Он знает только стыд. Счастливый краткий стыд!
Ах! Этот жуткий миг придуман Богом Гневным;Его он пережил воскресною порой,Когда, насквозь вспотев, хотеньи шестидневном,Он землю томную увидел под собой.
Январь 1918
Принцип параллелизма тем
Были месяцы скорби, провала и смуты,Ордами бродила тоска напролет;Как деревни, пылали часов минуты,И о Боге мяукал обезумевший кот.В этот день междометий, протяжный и душный,Ты охотилась звонким гремением труб.И слетел языка мой сокол послушный,На вабило твоих прокрасневшихся губ.В этот день, обреченный шагам иноверца,Как помазанник легких, тревожных страстей,На престол опустевшего сердцаЛжедимитрий любви моей.Он взошел горделиво, под пышные марши,Когда залили луны томящийся час,Как мулаты, обстали престол монаршийДве пары скользких и карих глаз.Лишь испуганно каркнул, как ворон полночный,Громкий хруст моих рук в этот бешеный миг;За Димитрием вслед поцелуй твой порочный,Как надменная панна Марина, возник.Только разум мой кличет к восстанью колонны,Ополчает и мысли и грезы, и сны,На того, кто презрел и нарушил законы,Вековые заветы безвольной страны.Вижу: помыслы ринулись дружною ратью,Эти слезы из глаз — под их топотом пыль;Ты сорвешься с престола, словно с губ проклятье,Только пушка твой пепел повыкинет в быль.Все исчезнет, как будто ты не был на свете,Не вступал в мое сердце владеть и царить.Всё пройдет в никуда. Лишь стихи, мои дети,Самозванцы не смогут никогда позабыть.
Январь 1918
Содержание минус форма
Для того, чтобы быть весеннею птицейМало два крылышка и хвостом вертеть,Еще надо уметьПесней разлитьсяОт леса до радуги впредь.
Вот открою свой рот я багровый пошире,Песни сами польются в уши раскрытые дней…Скажите: в какой вы волшебной КаширеСтолько найдете чудесных вещей?!
И сегодня мне весело,Весело,Весело,Я от счастья блажененько глуп,Оттого, вероятно, что жизнь мою взвесилаТы на точных весах твоих губ.
Все мы, поэты, — торгаши и торгуемСтрофою за рубль серебряных глаз,И для насЛишь таким поцелуемПокупается подлинный час.
Для того, чтобы стать настоящим поэтом,Надо в минуту истратить века,И не верить ребячливо, что станешь скелетом,И что бывает такая тоска,Что становится сердце дыбом,А веки весят сто пуд,И завидуешь допотопным рыбам,Что они теперь не живут!
…Ах, удрать бы к чертям в Полинезию,Вставить кольца в ноздрю и плясать,И во славу веселой поэзииСоловьем о любви хохотать!
Май 1918
Принцип академизма
Ты, грустящий на небе и кидающий блага нам крошками,Говоря: — Вот вам хлеб ваш насущный даю!И под этою лаской мы ластимся кошкамиИ достойно мурлычем молитву свою.
На весы шатких звезд, коченевший в холодном жилище,Ты швырнул мое сердце, и сердце упало, звеня.О, уставший Господь мой, грустящий и нищий,Как завистливо смотришь ты с небес на меня!
Весь ваш род проклят роком навек и незримо,И твой сын без любви и без ласк был рожден.Сын влюбился лишь раз, но с Марией любимойЭшафотом распятий был тогда разлучен.
Да! Я знаю, что жалки, малы и никчемныВереницы архангелов, чудеса, фимиам,Рядом с полночью страсти, когда дико и томноПрипадаешь к ответно встающим грудям!
Ты, проживший без женской любви и без страсти!Ты, не никший на бедрах женщин нагих!Ты бы отдал все неба, все чуда, все властиЗа объятья любой из любовниц моих!
Но смирись, одинокий в холодном жилище,И не плачь по ночам, убеленный тоской,Не завидуй, Господь, мне, грустящий и нищий,Но во царстве любовниц себя упокой!
Декабрь 1917
Лирическая конструкция
С. Есенину
Все, кто в люльке Челпанова мысль свою вынянчил!Кто на бочку земли сумел обручи рельс набить,За расстегнутым воротом нынчеВолосатую завтру увидь!
Где раньше леса, как зеленые ботики,Надевала весна и айда —Там глотки печей в дымной зевотеПрямо в небо суют города.
И прогресс стрижен бобриком требованийРукою, где вздуты жилы железнодорожного узла,Докуривши махорку деревни,Последний окурок села.
Телескопами счистивши тайну звездной перхоти,Вожжи солнечных лучей машиной схватив,В силомере подъемника электричеством кверхуВнук мой гонит, как черточку, лифт.
Сумрак кажет трамваи, как огня кукиши,Хлопают жалюзи магазинов, как ресницы в сто пуд.Мечет вновь дискобол наукиГраммофонные диски в толпу.
На пальцах проспектов построек заусеницы,Сжата пальцами плотин, как женская глотка, вода,И объедают листву суеверий, как гусеницы,Извиваясь суставами вагонов, поезда.
Церковь бьется правым клиросомПод напором фабричных гудков.Никакому хирургу не вырезатьАппендицит стихов.
Подобрана так или иначеКаждой истине — сотня ключей.Но гонококк соловьиный не вылеченВ лунной и мутной моче.
Сгорбилась земля еще пущеПод асфальтом до самых плеч,Но поэта, занозу грядущего,Из мякоти не извлечь.
Вместо сердца — с огромной плешиной,С глазами холодными, как вода на дне,Издеваюсь, как молот бешеныйНад раскаленным железом дней.
Я сам в Осанне великолепного жара,Для обеденных столов ломая гробы,Трублю сиреной строчек, шофер земного шараИ Джек-потрошитель судьбы.
И вдруг, металлический, как машинные яйца.Смиряюсь, как собака под плеткой тубо —Когда дачник, язык мой, шляетсяПо алее березовых твоих зубов.
Мир может быть жестче, чем гранит еще,Но и сквозь пробьется крапива строк вновь,А из сердца поэта не вытащитьГлупую любовь.
Июль 1919
Принцип растекающейся темы
А. Мариенгофу
В департаментах весен, под напором входящихИ выходящих тучек без №№,На каски пожарных блестящиеТолпа куполов.
В департаментах весен, где, повторяя обычайИсконный, в комнате зеленых ветвей.Делопроизводитель весенних притчейСтрочит языком соловей.
И строчки высыхают в сумерках, словноПод клякспапиром моя строка.И не в том ли закат весь, что прямо в бескровныйПолумрак распахнулось тоска?
В департаментах мая, где воробьев богаделкиВымаливают крупу листвы у весны,Этот сумрак колышет легче елочки мелкойВ департаментах весен глыбный профиль стены.
А по улицам скачут… И по жилам гогочут.Как пролетки промчались в крови…А по улицам бродят, по панелям топочутОпричниной любви.
Вместо песьих голов развеваются лица,Много тысяч неузнанных лиц…Вместо песьих голов обагрятся ресницы,Перелесок растущих ресниц.
В департаментах весен, о, друзья, уследите льЭти дни всевозможных мастей.Настрочит соловей, делопроизводительВам о новом налоге страстей.
Заблудился вконец я. И вот обрываюЗаусеницы глаз — эти слезы; и вотВ департаменте весен, в канцелярии мая,Как опричник с метлою у Арбатских ворот
Проскакала любовь. Нищий стоптанный высохИ уткнулся седым зипуном в голыши,В департаментах весен — палисадники лысых,А на Дантовых клумбах, как всегда, ни души!
Я — кондуктор событий, я — кондуктор без крылий,Грешен ли, что вожатый сломал наш вагон?!Эти весны — не те… Я не пас между лилий,Как когда-то писал про меня Соломон.
Август 1918
