Вадим Шершеневич - Стихотворения и поэмы
Март 1918
Принцип кубизма
А над сердцем слишком вытертым пустью нелепой,Распахнувшись наркозом, ты мутно забылась строкой.Как рукав выше локтя каким-то родственным креном,Перебинтован твой голос тоской.
Из перчатки прошедшего выпираясь бесстонно,Словно пальцы, исколотые былью глаза, —И любовь — этот козырь червонный —Распялся крестом трефового туза.
За бесстыдные строки твоих губ, как в обитель нести,И в какую распуститься трещину душой,Чтоб в стакан кипяченой действительностиВалерьянкой закапать покой?!
И плетется судьба измочаленной сивкойВ гололедицу тащить несуразный воз.И, каким надо быть, чтобы по этим глаз обрывкамНе суметь перечестьЭту страстьПерегрезивших поз?!
В обручальном кольце равнодушии маскарадноюМаской измятоОбернулся подвенечный вуальЧерез боль,Но любвехульные губы благоприветствуют святоТвой, любовь, алкоголь.
А над мукой слишком огромной, чтоб праздничной,Над растлением кровью разорванных дней,Из колоды полжизненной не выпасть навзничноПередернутому сердцу тузом червей!
Февраль 1918
Принцип мещанской концепции
Жил, как все… Грешил маленько,Больше плакал… И ещеПо вечерам от скуки тренькалНа гитаре кой о чем.
Плавал в строфах плавных сумерекСлужил обедни, романтический архиерей,Да пытался глупо в сумме рекПодсчитать итог морей!
Ну, а в общем,Коль не ропщем,Нам, поэтам, сутенерам событий, красоты лабазникам,Профессиональным проказникам,Живется дни и годаХоть куда!
Так и я непробудно, не считая потери иНе копя рубли радости моейПодводил в лирической бухгалтерииБалансы моих великолепных дней!
Вы пришли усмехнуться над моею работой,Над почтенной скукой моейИ размашистым росчерком поперек всего отчетаРасчеркнулись фамилией своей.
И бумага вскрикнула, и день голубой ещеКувыркнулся на рельсах телеграфных струн,А в небе над нами разыгралось побоищеЗвезд и солнц, облаков и лун!
Но перо окунули и чернилаСлишком сильно, чтоб хорошо…Знаю, милая, милая, милая,Что росчерк окончится кляксой большой.
Вы уйдете, как все… Вы, как вес, отойдете,И в Сахаре мансард мне станет зачем-то темно!Буду плакать, как встарь… Целовать на отчетеЭто отчетливое иссохнущее пятно!
Июль 1918
Принцип альбомного стиха
Муаровый снег тротуарах завивается,Как волосы височках чиновника.Девушка из флигеля косого глазами китайцаПод тяжестью тишины!Девушка, перешагнувшая сны!Ты ищешь любовника?!
Не стоит! Он будет шептать: останься!Любовью пригладит души нспокорственный клок,И неумело, как за сценой изображают потокНа киносеансе,Будет притворяться, страдает от вторникаВ гамаке убаюканных грез.Разве не знаешь: любовник — побитый пес,Которому не надо намордника.Наивная! Песок на арсис,Как любовь, для того, чтоб его топтать.Я не любовник, конечно, я поэт тихий, как мать.Безнадежный, как неврастеник в мягких тисках мигрени!Но еще знаю, что когда сквозь окна курица.А за нею целый выводок пятен проспешит.Тогда, как черепами,СердцамиИграет улица,А с левой стороны у всех девушек особенно заболит.
И все, даже комиссары, заговорят про ДантаИ Беатриче, покрытых занавеской веков.Верь! Весь звон курантовТолько треск перебитых горшков.И теперь я помню, что и я когда-тоУносил от молодости светлые волосы черном пиджаке.И бесстыдному красному закатуШептал о моей тоске.
А ты все-таки ищешь молодого любовника,Красивого, статного ищешь с разбега,Тротуарами, где пряди снегаЗавиваются височками чиновника!
Ну что же! Ищи!Свищи!Сквозь барабаны мороза и вьюги,Сквозь брошенный игривым снежком плач.На нежных скрипках твоих грудей упругихЗаиграет какой-нибудь скрипач.
Октябрь 1915
Содержание плюс горечь
Послушай! Нельзя же такой безнадежно суровой,Неласковой!Я под этим взглядом, как рабочий на стройке новой,Которому: протаскивай!А мне не протащить печаль сквозь зрачок.Счастье, как мальчикС пальчик,С вершок.Милая! Ведь навзрыд истомилась ты;Ну, так оторвиЛоскуток милостиОт шуршащего платья любви!Ведь даже городовойПриласкал кошку, к его сапогам пахучимПритулившуюся от вьюги ночной,А мы зрачки свои дразним и мучим.Где-то масленица широкой волнойЗатопила засохший постИ кометный хвостСметает метлойС небесного стола крошки скудных звезд.Хоть один поцелуй.Исподтишечной украдкой.Так внезапится солнце сквозь серенький день.Пойми:За спокойным лицом, непрозрачной облаткой,Горький хинин тоски!Я жду, когда рот поцелуем завишнитсяИ из него косточкой поцелуя выскочит стон,А рассветного неба пятишницаУже радужно значит сто.Неужели же вечно радости объедкиНавсегда ль это всюдное «бы»?И на улицах Москвы, как в огромной рулеткеМое сердце лишь шарик в руках искусных судьбы.И ждать, пока крупье, одетый в черное и серебро,Как лакей иль как смерть, всё равно быть может,На кладбищенское зероЭтот красненький шарик положит!
Октябрь 1915
Принцип гармонизации образа
И один. И прискорбный. И проходят оравойТочно выкрики пьяниц, шаги ушлых дней.И продрогшим котенком из поганой канавыВылезаю, измокший, из памяти своей.
Да, из пляски вчерашней,Пляски губ слишком страшной,Слишком жгучей, как молния среди грома расплат,Сколько раз не любовь, а цыганский романс бесшабашныйУносил, чтоб зарыть бережливей, чем клад.
И всё глубже на лбу угрюмеют складки,Как на животе женщины, рожавшей не раз,И синяки у глаз.Обложки синей тетрадки,Где детским почерком о злых поцелуях рассказ.
Но проходишь, и снова я верю блеснувшимРесницам твоимИ беспомощно нежным словам,Как дикарь робко верит своим обманувшим,Бессильным, слепым,Деревянным богам.
Октябрь 1917
Квартет тем
От 1893 до 919 пропитано грустным зрелищем:В этой жизни тревожной, как любовь в девичьей,Где лампа одета лохмотьями копоти и дыма,Где в окошке кокарда лунного огня,
Многие научились о Вадиме Шершеневиче,Некоторые ладонь о ладонь с Вадимом Габриэлевичем,Несколько знают походку губ Димы,Но никто не знает меня.
…Краску слов из тюбика губ не выдавитьДаже сильным рукам тоски.Из чулана одиночества не выйду ведьБез одежд гробовой доски.
Не называл Македонским себя иль Кесарем.Но частехонько в спальной тишиЯ с повадкою лучшего слесаряОтпирал самый трудный замок души.
И снимая костюм мой ряшливый,Сыт от манны с небесных лотков,О своей судьбе я выспрашивалУ кукушки трамвайных звонков.
Вадим Шершеневич пред толпою безликоюВыжимает, как атлет, стопудовую гирю моей головы,А я тихонько, как часики, тикаюВ жилетном кармане Москвы.
Вадим Габриэлевич вагоновожатый веселийМежду всеми вагонный стык.А я люблю в одинокой постелиСловно страус в подушек кусты.
Губы Димки полозьями быстрых санокПо белому телу любовниц в весну,А губы мои ствол НоганаСловно стальную соску сосут.
Сентябрь 1919
