Владимир Соловьев - Полное собрание стихотворений

<Конец 1870-х – начало 1880-х годов>

Читательница и анютины глазки

Она ходила вдоль по садуСреди пионов и лилейУму и сердцу на усладуИль напоказ всего скорей.Она в руках держала книжкуИ перевертывала лист,На шее ж грязную манишкуИмела. Мрачный нигилист,Сидевший тут же на скамейкеИ возмущенный всем, что зрел,Сказал садовнику: «Полей-каАнютин глаз, чтоб он созрел».

<Конец 1870 х – начало 1880-х годов>

Эпиграммы

1

БлагонамеренныйИ грустный анекдот!Какие мериныПасут теперь народ!

2

Протяженно-сложенное словоИ гнусливо-казенный укорЗаменили тюрьму и оковы,Дыбу, сруб и кровавый топор.

Но с приятным различьем в манереСила та же и тот же успех,И в сугубой свершается мереНаказанье за двойственный грех.

Январь 1885

Пророк будущего

Угнетаемый насилиемЧерни дикой и тупой,Он питался сухожилиемИ яичной скорлупой.

Из кулей рогожных мантиюОн себе соорудилИ всецело в некромантиюУм и сердце погрузил.

Со стихиями надзвезднымиОн в сношение вступал,Проводил он дни над безднамиИ в болотах ночевал.

А когда порой в селениеОн задумчиво входил,Всех собак в недоумениеОбраз дивный приводил.

Но, органами правительстваБыв без вида обретен,Тотчас он на место жительстваПо этапу водворен.[21]

<1886>

Видение

Сочинено в состоянии натурального гипноза

По небу полуночи лодка плывет,А в лодке младенец кричит и зовет.Младенец, младенец, куда ты плывешь?О чем ты тоскуешь? Кого ты зовешь?Напрасно, напрасно! Никто не придет...А лодка, качаясь, всё дальше плывет,И звезды мигают, и месяц большойС улыбкою странной бежит за ладьей...А тучи в лохмотьях томятся кругом...Боюсь я, не кончится это добром!

<1886>

Таинственный пономарь

Баллада

Двенадцать лет граф Адальберт фон КраниВестей не шлет;Быть может, труп его на поле браниУже гниет?..Графиня Юлия тоскует в божьем храме,Как тень бледна;Но вдруг взглянула грустными очами —И смущена.Кругом весь храм в лучах зари пылает,Блестит алтарь;Священник тихо мессу совершает,С ним пономарь.Графини взгляд весьма обеспокоенПономарем:Он так хорош, и стан его так строенПод стихарем...Обедня кончена, и панихида спета;Они – вдвоем,И их уносит графская каретаК графине в дом.Вошли. Он мрачен, не промолвит слова.К нему она:«Скажи, зачем ты так глядишь сурово?Я смущена...Я женщина без разума и воли,А враг силен...Граф Адальберт уж не вернется боле...»– «Верррнулся он!Он беззаконной отомстит супруге!»Долой стихарь!Пред нею рыцарь в шлеме и кольчуге, —Не пономарь.«Узнай, я граф,– граф Адальберт фон Крани;Чтоб испытать,Верна ль ты мне, бежал я с поля брани —Верст тысяч пять...»Она: «Ах, милый, как ты изменилсяВ двенадцать лет!Зачем, зачем ты раньше не открылся?»Он ей в ответ:«Молчи! Служить я обречен без срокаВ пономарях...»Сказал. Исчез. Потрясена глубоко,Она в слезах...Прошли года. Граф в храме честно служитДва раза в день;Графиня Юлия всё по супруге тужит,Бледна как тень,—Но не о том, что сгиб он в поле брани,А лишь о том,Что сделался граф Адальберт фон КраниПономарем.

<1886>

Осенняя прогулка рыцаря Ральфа

Полубаллада

Рыцарь Ральф, женой своеюОпозоренный, на шеюНавязал себе, бледнея,Шарф большой,И из жениной уборной,Взяв под мышку зонтик черный,Устремился он проворноВ лес глухой.Ветер дул, уныло воя;Зонт раскрыв над головою,Неизвестною тропоюРыцарь шел.Сучья голые чернели,Листья желтые летели,Рыцарь Ральф шел еле-еле,Рыцарь Ральф в душе и телеОщущал озноб.Ревматические болиПобеждают силу воли,И, пройдя версту иль боле,Рыцарь молвил: «Стоп».Повернул назад и скоро,Выйдя из глухого бора,Очутился у забораЗамка своего.Обессилен, безоружен,Весь промочен и простужен,Рыцарь молча сел за ужин,С ним жена его.«Рыцарь Ральф! – она сказала. —Я Вас нонче не узнала,Я такого не видалаШарфа никогда».«Этот шарф был очень нужен,—Молвил рыцарь Ральф, сконфужен,—Без него б я был простуженРаз и навсегда».

<1886>

Полигам и пчелы

Басня

В одной стране помещик-полигамИмел пятнадцать жен, которые ужасноДруг с другом ссорились и поднимали гам.Все средства он употреблял напрасно,Чтоб в разум их привесть, но наконец прекрасныйВдруг способ изобрел:Взяв пчельника Антипа,Он в сад его привелИ говорит: «Вот липа!И не одна, – здесь много лип;Вон розан там – а тут, гляди, Антип!—Сколь много сладостных жасминов и сиреней,Сбирать свой мед без всяких затрудненийЗдесь пчелы, думаю, могли б...Итак, Антип, скажу я толком:Я буду чрезвычайно рад,Когда внушишь своим ты пчелкам,Чтобы они в прекрасный этот садЗа взятками с цветов летели».Антип от старости ходил уж еле-еле,Но все-таки на пчельник поспешил(Хоть пчельник сам, на пчельнике он жил),И пчелам там не без труда внушилПомещика прекрасную идею;А тот немедленно лакеюВелел весь мед собратьИ, разложив в пятнадцать чаш, податьПятнадцати супругам,Которые в тот день чуть не дрались друг с другом.Наш Полигам мечтал, что мед,Быть может, ссоры их уймет;Но жены хоть не бросили ругаться,Однако же от меду отказатьсяИз них не захотела ни одна._________

Мораль сей басни не совсем ясна,Но, может быть, читатель, в час досугаПрочтя ее, постигнет вдруг,Что для него одна супругаПриятней множества супруг.

<1886>

<На Т. И. Филиппова>

Ведь был же ты, о Тертий, в Палестине,И море Мертвое ты зрел, о епитроп,Но над судьбами древней мерзостыни[22]Не размышлял твой многохитрый лоб.И поддержать содомскую идеюСтремишься ты на берегах Невы...Беги, безумец, прочь! Беги, беги скорее,Не обращай преступной головы.Огнем и жупелом внезапно опаленный,Уже к теням в шеол содомский князь летит,Тебя ж, о епитроп, боюсь, что не в соленый,А в пресный столб суд божий превратит.

Октябрь 1886

Своевременное воспоминание

Израиля ведя стезей чудесной,Господь зараз два дива сотворил:Отверз уста ослице бессловеснойИ говорить пророку запретил.Далекое грядущее таилосьВ сих чудесах первоначальных дней,И ныне казнь Моаба совершилась,Увы! над бедной родиной моей.Гонима, Русь, ты беспощадным роком,Хотя за грех иной, чем Билеам,Заграждены уста твоим пророкамИ слово вольное дано твоим ослам.

<1887>

«Каюсь, древняя ослица...»

Каюсь, древняя ослица,Я тебя обидел дерзко,Ведь меж нашими осламиГоворит и князь Мещерский.

Говорит такие речи,Что, услышав их, от срамаПокраснела бы в ШеолеТень ослицы Билеама.

<1887>

«Ах, далеко за снежным Гималаем...»

Ах, далеко за снежным Гималаем[23]Живет мой друг,А я один, и лишь собачьим лаем[24](Вариант: горячим чаем, холодным)Свой тешу слух(Вариант: нежу дух),Да сквозь века монахов исступленныхЖестокий спорН житие мошенников священныхСледит мой взор.Но лишь засну – к Тибетским плоскогорьям,Душа, лети!И всем попам, Кириллам и Несторьям,Скажи: прости!Увы! Блаженство кратко в сновиденье!Исчезло вдруг,Н лишь вопрос о предопределеньеТомит мой дух.

Начало января 1887

«Люблю я дам сорокалетних...»

Люблю я дам сорокалетних,Люблю я старое вино,Мне зимний сад дороже летних,И разноцветное окноПолуразрушенной светлицыМне так же много говорит,Как сердцу трепетной девицыБольшого бала первый вид.

Март 1887

«Город глупый, город грязный...»

Город глупый, город грязный!Смесь Каткова и кутьи,Царство сплетни неотвязной,Скуки, сна, галиматьи.

Нет причин мне и немножкоПолюбить тебя, когдаДаже милая мне ножкаЗдесь мелькнула без следа.

4 апреля 1887

Знаменитому гражданину

1

Ода

О ты, средь невского содомаХранящий сердце в чистоте!Твоею мудростью блюдома,Русь шествует к своей мете.

И скоро, скоро заблужденьяОна отраву изблюетН на руинах просвещеньяБлагонамеренно заснет.

И если сон сей величавыйИ посетят еще мечты,—О, не страшись: в сиянье славыЕй будешь сниться только ты.

19 апреля 1887