Александр Артёмов - Имена на поверке

«Уже опять к границам сизым…»

Уже опять к границам сизымсоставы   тайные     идут,и коммунизм опять   так близок,как в девятнадцатом году.Тогда матросские продотрядысудили корнетов   револьверным салютом.Самогонщикам —десять лет.   А поменьше гадовзапирали    «до мировой революции».Помнишь с детстварисунок:    чугунные путычеловек сшибает   с земшара     грудью?Только советская нациябудети только советской расы люди.

«Мы подымаем винтовочный голос…»

Когда народы, распри позабыв,

В единую семью соединятся.

Мы подымаем   винтовочный голос,чтоб так   разрасталась     наша       Отчизна —как зерно,в котором прячется поросль,как зерно,из которого начался   колосвысокого коммунизма.Поэтому я не могу разлюбить Россию.И пусть тогдана язык людей,всепонятный снова,    как слава,всепонятый снова,попадет   мое     русское до костей,моесоветское до корней,мое украинское тихое слово.И пусть войдути в семью и в плакатслова,   как зшиток(коль сшита кипа),как травень в травах,як липеньв липахта ще як блакитные облака!О какя девушек русских прохаюговорить любимымгубы в губызадыхающееся «кохаю»и понятнейшее слово —«любый».И, звезды   прохладныммонистом надевши,скажет мне девушка:«Боязновсе».Моя несказанная   родина-девушкаэти слова произнесет.Для меня стихи —   вокругшарный ветер,никогда не зажатыймежду страниц.Кто сможет егоот страниц отстранить?Может,не будь стихов на свете,я бы родился,чтоб их сочинить.

«Но если бы…»

Но если быкто-нибудь мне сказал:сожги стихи —коммунизм начнется.Я только б терциюпомолчал,я только сердце свое   слыхал,я только б не вытерсухие глаза,хоть может — в тумане,хоть может —согнется   плечо над огнем.Но это нельзя.А можно   долго     мечтатьпро коммуну.А надо думать   только о ней.И необходимопадатьюными — смерти подобно —медлить коней!Но не только огнюсожженных тетрадокосвещать меняи дорогую мою:пулеметный огоньпесню пробовать будет —конь в наметенад бездной Европу разбудит, —и хоть я на упадочничествоне падок,пусть не песня,а я упадув бою.Но если япрекращусь в бою,не другую песнюдругие споют.И за то,чтоб как в русскиев небесафранцузская девушкасмотрела б спокойно,согласился б ни строчкив жисть   не писать…А потом взял быи написалтако-о-ое…

26 сентября 1940 г.

16 октября 1940 г.

28 января 1941 г.

Иосиф Ливертовский

Папиросы

Я сижу с извечной папиросой,Над бумагой голову склоня,А отец вздохнет, посмотрит косо —Мой отец боится за меня.Седенький и невысокий ростом,Он ко мне любовью был таков,Что убрал бы, спрятал папиросыМагазинов всех и всех ларьков.Тут же рядом, прямо во двореОн бы сжег их на большом костре.Но, меня обидеть не желая,Он не прятал их, не убирал.Ворвалась война, война большая,Я на фронт, на запад уезжал.Мне отец пожал впервые руку.Он не плакал в длинный миг разлуки.Может быть, отцовскую тревогуЗаглушил свистками паровоз.Этого не знаю.Он в дорогуПодарил мне пачку папирос.

Ночь

Я люблю, сменив костюм рабочий,Одеваться бело и легко.Золотой закат июльской ночиОт меня совсем недалеко.Широко распахивая ворот,Я смотрю, как тихо над водой,Камышами длинными распорот,Выплывает месяц огневой.Я смотрю, как розовой стрелоюУпадают звезды иногда;Папироса, брошенная мною,Тоже как падучая звезда.А навстречу мне сплошною пенойПо широкой улице идутВсе мои друзья, подруги все мои,Без которых места не найду.С ними песня весела и ходка(Я такой, конечно, не сложу).Я иду свободною походкой,С дружеским приветом подхожу,И пока луна садится в рощу,Расправляя лиственниц верхи,Темно-синей бархатною ночьюЯ пою друзьям мои стихи.

В поезде

Окно и зелено и мутно,В нем горизонта полоса;Ее скрывают поминутноМимо летящие леса.Стреляет темень фонарями,А звезды с ними заодноСтремятся низко над полямиИ режут наискось окно.Их быстрота неимоверна,Они подобны беглецу;Они сбегаются, наверно,Обратно к старому крыльцу.И хочется бежать полями,Бежать, подобно беглецу,За звездами и фонарямиОбратно к старому крыльцу.Запутанной лесной тропоюДостиг бы я того звонка,Когда б не знал, что не откроетДверей мне милая рука,Когда б не знал, что по откосамДругой состав стремится вдаль,Что у тебя в глазах печаль,А думы мчатся вслед колесам.

Всеволод Лобода

Павловская, 10

Не в силах радость вымерить и взвесить,Как будто город вызволен уже,Я в адрес   «Киев, Павловская, 10»Строчу посланье в тесном блиндаже.Письмо увидит ночи штормовые,Когда к Подолу катятся грома,Когда еще отряды штурмовыеПрочесывают скверы и дома…

По мостовым, шуршащим листопадом,Придет освобожденье. Скоро. Верь…Впервые за два года не прикладом,Без окрика,   негромко стукнут в дверь.Мой хворый дед поднимется с кровати.Войдет веселый первый почтальон.От рядового с берега ЛоватиПривет вручит заждавшемуся он.Старик откроет окна.   В шумном мире —Осенний день, похожий на весну.И солнце поселится в той квартире,Где я родился в прошлую войну…

Октябрь 1943 г.

Дорога

Солдатские дороги,коричневая грязь.С трудом волочишь ноги,на климат разъярясь.Лицо твое багрово —холодные ветрасговаривались сновабуянить до утра.Набухла плащ-палатка,лоснится под дождем.На то ноябрь.   Порядкаот осени не ждем.

Боец, идешь куда тыи думаешь о ком?Шрапнельные снарядысвистят над большаком.А где же дом, в которомпросох бы да прилег?..За голым косогоромне блещет огонек.Тебе шагать далече —холмов не перечтешь,лафет сгибает плечи,а все-таки идешь.

Ведут витые тропы,лежат пути твоив траншеи да в окопы,в сраженья да в бои.Шофер потушит фарыпод вспышками ракет…На западе   пожарамконца и края нет.Кричит земля сырая:— Спеши, боец, вперед,оружием караятого, кто села жжет!

От гнева — дрожь по коже,соленый пот на лбу;ногам легко,   и ношине чуешь на горбу.И греет жарче водкинас воздух фронтовой.И радостные сводкирождает подвиг твой.

Солдатские дорогипридут издалекак домашнему порогусо славой на века.

1943 г.