Ирина Кнорринг - О чём поют воды Салгира

А. Блок

Не широка моя дорога,Затерянная в пыльной мгле…Да что ж? Я не одна. Нас много,Чужих, живущих на земле.

Нам жизнь свою прославить нечем,Мы — отражённые лучи,Апостолы или предтечиКаких-то сильных величин.

Нас неудачи отовсюдуЗаточат в грязь, швырнут в сугроб.Нас современники забудут,При жизни заколотят в гроб.

Мы будем по углам таиться,Униженно простершись ниц…Лишь отражением зарницыСверкнём на белизне страниц.

И, гордые чужим успехом,Стихами жалобно звеня,Мы будем в жизни только эхомВ дали рокочущего дня.

Россия («Россия — плетень да крапивы…»)

Россия — плетень да крапивы,Ромашка и клевер душистый;Над озером вечер сонливый.Стволы тополей серебристых.

Россия — дрожащие тени:И воздух прозрачный и ясный,Шуршание листьев осенних,Коричневых, желтых и красных.

Россия — гамаши и боты,Гимназии светлое зданье,Оснеженных улиц пролётыИ окон замерзших сверканье.

Россия — базары и цены,У лавок голодные люди,Тревожные крики сирены,Растущие залпы орудий.

Россия — глубокие стоны,От пышных дворцов до подвалов,Тревожные цепи вагоновУ душных и тёмных вокзалов.

Россия — тоска, разговоры,О барских усадьбах, салазках…Россия — слова, из которыхСплетаются милые сказки.

«Я верю в Россию. Пройдут года…»

Я верю в Россию. Пройдут года,Быть может совсем немного,И я, озираясь, вернусь тудаДалёкой ночной дорогой.

Я верю в Россию. Там жизнь идет,Там бьются скрытые силы;А здесь у нас — тёмных дней хоровод,Влекущий запах могилы.

Я верю в Россию. Не нам, не намГотовить ей дни иные:Ведь всё, что вершится, так только там,В далёкой Святой России.

«В глухой горячке святотатства…»

В глухой горячке святотатства,Ломая зданья многих лет,Там растоптали в грязь Завет.«Свобода, равенство и братство»…

Но всё ж восстанет человек,Воскреснет он для жизни новой,И прозвучит толпе калекПока не сказанное Слово.

И он зажжёт у алтаряОгонь дрожащими руками.И вспыхнет новая заря,Взойдёт поруганное знамя.

«Я девочкой уехала оттуда…»

Темна твоя дорога, странник,Полынью пахнет хлеб чужой.

Анна Ахматова

Я девочкой уехала оттуда,Нас жадно взяли трюмы корабля,И мы ушли — предатели-Иуды,И прокляла нас тёмная земля.

Мы здесь всё те же. Свято чтим обряды,Бал задаем шестого ноября[11].Перед постом — блины, на праздниках — парады:«За Родину, за Веру, за Царя».

И пьяные от слов и жадные без меры,Мы потеряли счёт тоскливых лет,Где ни царя, ни родины, ни веры,Ни даже смысла в этой жизни нет.

Ещё звенят беспомощные речи,Блестят пол солнцем Африки штыки,Как будто бы под марш победный легчеРассеять боль непрошенной тоски.

Мы верим, ничего не замечая,В свои мечты. И если я вернусьОпять туда — не прежняя, чужая, —И снова в двери наши постучусь, —

О, сколько их, разбитых, опалённых,Мне бросят горький и жестокий взгляд,За много лет, бездельно проведенных,За белые дороги, за Сфаят;

За жалкие безпомощные стоны,За шёпоты у маленькой иконы,За тонкие, блестящие погоны,За яркие цветы на пёстрых склонах,За дерзкие улыбки глаз зеленых…

И только вспоминая марш победный,Я поклонюсь вчерашнему врагу,И если он мне бросит грошик медный —Я этот грош до гроба сберегу.

«Забывать нас стали там, в России…»

Забывать нас стали там, в России,После стольких незабвенных лет.Даже письма вовсе не такие,Даже нежности в них больше нет.

Скоро пятая весна настанет,Весны здесь так бледны и мертвы…Отчего ты мне не пишешь, Таня,Из своей оснеженной Москвы?

И когда в октябрьский дождь и ветерЯ вернусь к друзьям далеких дней —Ведь никто, никто меня не встретитУ закрытых наглухо дверей.

Из сборника «После всего» (Париж, 1949)

«В тот час, когда опять увижу море…»

В тот час, когда опять увижу мореИ грязный пароход.Когда сверкнет надежда в робком взоре,И якорь поползет;

В тот час, когда тяжёлый трап поднимут,И просверлит свисток,И проскользнёт, уж невозвратно, мимо,Весь белый городок;

И над рулем, журча, заплетет ровноЗелёная вода, —Я всё прощу, я всё прощу любовно,Как прежде никогда.

И, пробегая взглядом крест костела,Бак и маяк большой, —Я снова стану девочкой весёлойС нетронутой душой.

«Ахматова сказала раз…»

Ахматова сказала раз:«Мир больше не чудесен!».Уже теперь никто из насНе станет слушать песен.И день настал, и пробил час,И мир покрыла плесень.

И Гиппиус в статье своейС тоской твердит в газете,Что все поэты наших дней —Сплошь — бездарь или дети;Что больше нет больших людей,Нет красоты на свете…

Скребутся мыши. Ночь молчит,Плывет в тоске бессвязной.Несмелый огонёк свечиВ углу дрожит неясно…О, злое сердце, не стучи:Жизнь больше не прекрасна!

РОЖДЕСТВО

Я помню,Как в ночь летели звёздные огни,Как в ночь летели сдавленные стоны,И путали оснеженные дниТревожные сцепления вагонов.Как страшен был заплеванный вокзал,И целый день визжали паровозы,И взрослый страх беспомощно качалМои ещё младенческие грёзыПод шум колёс…

Я помню,Как отражались яркие огниВ зеркальной глади тёмного канала;Как в душных трюмах увядали дни,И как луна кровавая вставалаЗа тёмным силуэтом корабля;Как становились вечностью минуты,А в них одно желание: «Земля!»Последнее — от бака и до юта.Земля… Но чья?..

Я помню,Как билось пламя восковых свечейУ алтаря в холодном каземате;И кровь в висках стучала горячейВ тот страшный год позора и проклятья;Как дикий ветер в плаче изнемог,И на дворе рыдали звуки горна,И расплывались линии дорогВ холодной мгле, бесформенной и чёрной.И падал дождь…

Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)

«По садам пестреют георгины…»

По садам пестреют георгины —Яркие осенние цветы.С невесёлым именем ИриныВсе светлей и радостнее ты.

Оттого ли так светло без меры,Оттого ль так знойны эти дни!..Эту лёгкость, эту боль и веру,Господи, спаси и сохрани.

Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)