Аделаида Герцык - Полное собрание стихотворений
Июнь 1913
Strand
Сонет
Нет меры горести, и благу, и смиренью…«Расстанемся опять, – сказал он мне вчера, —Все наши встречи – ложь. И ложь, что вы – сестра,И простоты нет там, где нет забвенья».
И поднялось опять знакомое мученье,Пронзавшее все дни и ночи до утра…«Еще не волен я, и не пришла пора.Быть может, через год придет освобожденье…»
Забыл, что нет годов, и дней осталось мало.Измучен дух, последнее настало…Но вдруг к ногам моим беспомощно приник.
И головой колен коснулся богомольно.И долго мы сидели безглагольно,Благословляя этот горький миг.
Апрель 1913
Москва
Учителя
Как много было их, – далеких, близких,Дававших мне волнующий ответ!Как долго дух блуждал, провидя свет,Вождей любимых умножая списки,
Ища все новых для себя планетВ гордыне Ницше, в кротости Франциска,То ввысь взносясь, то упадая низко!Ты все прошли, – кто есть, кого уж нет…
Но чей же ныне я храню завет?Зачем пустынно ты в моем жилище?Душа скитается безродной, нищей,
Ни с кем послушных не ведя бесед…И только в небе радостней и чищеВстает вдали таинственный рассвет.
1914
Дом
Люблю пойти я утром на работу,Смотреть, как медленно растет мой дом.Мне запах дегтя радостно знаком,И на рабочих лицах капли пота.
Томясь от стрел и солнечного гнета,Трепещет мир в сосуде голубом.И слышится в усилии людскомСлужения торжественная нота.
Благословен немой тяжелый трудИ мирный быт. Присевши у ограды,Я думаю, как нужен нам приют,
Чтоб схоронить в нем найденные клады.И каясь, и страшась земных уныний,Уйти самой в далекие пустыни.
1914
Светильник
Посв. Л. Г.
Крадусь вдоль стен с лампадою зажженной,Таюсь во мгле, безвестность возлюбив,Страшусь, что ветра позднего порывЗагасит слабый пламень, мне сужденный.
Как бледен голубой его извив!Как мир огромен – тайною бездонной,Над ним взметнувшись и его укрыв,Чуть тлеет свет, величьем уязвленный.
И вот рука, усталая, застыв,В траву роняет светоч бесполезный.И вспыхнет он на миг в ночи беззвездной,
Своим сиянием весь мир облив.И вновь рука подъемлет и, лелея,Несет в тиши дыхание елея.
Август 1914
Судак
Разлука
Постой на миг. Расстанемся сейчас.Еще мы близки. Я твоя подруга.Дай руку мне. Как натянулась тугоТа жалость тонкая, что вяжет нас!
И ныне, как всегда, в последний раз,И нет конца, нет выхода из круга,И знать нельзя, чем кончится рассказ?Зачем нужны мы были друг для друга?
Свою ли боль, тебя ли я любила?Кругом пустыня – не взрастет могила,Где скорбной мглою дышит тихий сад.
Еще рука трепещет, умирая,А полые зрачки уж вдаль глядят,Пустынное пространство измеряя.
«Ах, весна по улицам разлилась рекою!…»
Ах, весна по улицам разлилась рекою!Все, что похоронено, – встало вновь живое!Радостное, милое стережет нас где-то,Хочется расспрашивать и не ждать ответа.Отчего все близкие – самые далекие?Есть ли еще где-нибудь терема высокие?Что нам заповедано? Где наше призвание?Правда ли, что слышится вновь обетование?Эту смуту вешнюю не унять ответами!Полон воздух песнями, снами недопетыми.Стало все чудеснее, но и все забвеннее,И спешат по улицам девушки весенние.
Весна 1914
Москва
«Все молчит моя дочь бледнолицая…»
Все молчит моя дочь бледнолицая,А давно ль признавалась мне:«Это тайна, но знаешь, царица яНаяву, а совсем не во сне!Я и добрая буду, и властная,Мне не страшно, что мир так велик!Для меня ничего нет опасного!»И читала мне вслух свой дневник.А теперь, обожженная думою,Одинокая бродит везде,Меж деревьями парка угрюмого,В чьем-то темном, небрежном плаще.И, когда мы сойдемся нечаянно,Беспокойно следит ее взор.Где-то дверь отворилася тайнаяИ за нею тревожный простор.Я ж в беседке, листвою укрытая,Свою горесть пытаюсь унять.Гибнет царство ее позабытое,И вина моя в том, что я мать.Ты не знаешь, что все небывалоеЯ могла бы принять и нести.Твои косы тугие, усталые,Чуть касаясь, легко расплести.Я вечерние пела бы песенки,Чтобы детский призвать к тебе сон.Я молчу. Я спускаюсь по лесенке,Уважая железный закон.И садимся за стол, будто дружные,А вести разговор все трудней.И молчит моя мудрость ненужнаяПеред тем, что свершается в ней.
Лето 1914
Судак
Из кругa женского
(Полусафические строфы)
I. Спокойствие
Ты меня спросила, отчего ты малоУ меня огня и тоски любовной,Отчего мой голос звучит так ровноИ нет в нем жала?
Я сама хотела любви мятежной,Чтоб во встречах, взглядах зажглось волненье,Но умею только просить прощеньяИ быть покорной.
Я не раз искала себе услады,Я любимое надевала платье,Но чуть вспыхнет зарево, в миг объятьяВстает пощада.
Станет жалко так и себя, и друга, —Как помочь потом в неотвязной муке?Чтобы просто стало – разжавши рукиВыйти из круга.
Ты меня спросила, а я не знала,Но теперь я знаю, что все – едино.Растеклась любовь, затопив равнины,И нет кристалла.
1914
II. Вина
Золотая осень бредет, чуть тлея,По дорожкам сада со мною вместе.Из прозрачной дали несутся, вея,Тайные вести.
Догораем мы. Но она невиннаИ, даря последний обет любовный,Поникает в нежной одежде дымной,Я же виновна.
Только в чем вина – я совсем забыла.Все ищу истоков своих я темных,Что украла я и кого убила —Трудно мне вспомнить.
У кого прощенья просить – не знаю,Перед кем земные творить поклоны?Я смотрю, как листья, дрожа, слетаютС желтого клена.
И душа пред миром стоит загадкой.Кротко солнце льется в листву сквозную —И, склонясь за деревом, – я украдкойЗемлю целую.
1914
III. Верность
Я верна тому, кто меня не любит,Кто душой беспечен, мне изменяя.Ах, но верю я, что спасу, играя,То, что он губит.
Говорю все те же слова, что прежде,Хотя ныне стали они безродны,И хожу в любимой его одежде,Совсем не модной.
И в вечерний час зажигаю свечиЯ на том столе, где сидели рядом;Все глядят, не видя, кому навстречуГорю я взглядом.
Я храню обряд свой светло и строго,Пред огнем погасшим моленье длится,И, наверно, знаю, что там у БогаОбман простится.
1914
IV. Любовь
Мне не страшно больше, что он изменит.Я сижу в своей одинокой келье.На девичьей, строгой моей постелиМирные тени.
Здесь неслышно зреют мои святыни,И повторность мигов несет отраду.Ему много странствий изведать надоВ дальней чужбине.
Как с горы, отсюда весь мир объемлю,Все люблю и все сберегаю свято.Он ушел и бросил когда-тоМилую землю.
И когда устанет, вернется внове,Мне не страшны смена и рой событий.Я сижу, плету золотые нитиВечной любови.
1914
Газелла
Затаилась и не дышит – свирель пана.Захотелось сердцу слышать – свирель пана.
Я пробралась в чащу леса, где спят звери,Не звенит ли там, где тише, – свирель пана?
Где-то близко трепетала – душа леса.Ветер хвои не колышет – свирель пана?
Я ли мертвая стою, или пан умер?Расскажи мне, как услышать – свирель пана.
1915
«„Видал ли ты эбеновые дуги…“
«Видал ли ты эбеновые дугиПод сенью тяжких кованых волос?»«Запомнил трепетный, точеный нос,Уста алее роз на дальнем юге?»
«Раскаты чуял заглушенных гроз?»«Ее озерные покои, други,Держали вас, как в заповедном круге?»– Так за вопросом сыплется вопрос.
Художники, толпясь вокруг любовноИ соревнуясь в пышности речей,Все выше строят деве мавзолей.
Она ж, в своих богатствах невиновна,Стоит, спокойно душу затая,Средь брызг и воль земного бытия.
1912
Судак
Сонет
Посв. Людвигу Квятковскому
Был поздний час, и веяла прохлада,Когда переступил он наш порог.В тяжелом пламени немого взглядаЗрел неуклонный непонятный рок.
В душе его мы чуяли преграду,Он среди всех казался одинок.Хотелось знать, где боль и где отрада,В какой борьбе он духом изнемог.
Шли дни, – и все, что было в сердце сжатоСредь творчества и дружеских бесед,Исторглось песнями и стало свято,
С судьбы был снят мучительный запрет.Пришел к нам бранник темн<ый> и винов<ный>– Ушел свободный жертвенный <…>
Сентябрь 1915
