Федор Сологуб - Том 7. Изборник. Рукописные книги
«Вы не умеете целовать мою землю…»
Вы не умеете целовать мою землю,Не умеете слушать Мать Землю сырую,Так, как я ей внемлю,Так, как я её целую.
О, приникну, приникну всем теломК святому материнскому телу,В озареньи святом и беломК последнему склонюсь пределу, –
Откуда вышли цветы и травы,Откуда вышли и вы, сёстры и братья.Только мои лобзанья чисты и правы,Только мои святы объятья.
«В глубокий час молчания ночного…»
В глубокий час молчания ночногоТебе я слово тайное шепну. Тогда закрой глаза и снова Увидишь ты мою страну.
Доверься мне опять, иди за мною,На здешний мир не поднимая глаз, Пока, объятый тихой мглою, Полночный светоч не угас, –
И всё, о чём душа твоя томится,И для чего не надо слёз и слов, Перед тобою загорится В ночной стране безмолвных снов.
«Широкие улицы прямы…»
Широкие улицы прямы,И пыльно, и мглисто в дали,Чуть видны далёкие храмы, –О, муза, ликуй и хвали!
Для камней, заборов и пылиНапевы звенящие куй,Забудь про печальные были, –О, муза, хвали и ликуй!
Пройдут ли, внезапны и горды,Дерзнувшие спорить с судьбой, –Встречай опьяневшие ордыНапевом, зовущим на бой.
«Люби меня ясно, как любит заря…»
Люби меня ясно, как любит заря,Жемчуг рассыпая и смехом горя.Обрадуй надеждой и лёгкой мечтойИ тихо погасни за мглистой чертой.
Люби меня тихо, как любит луна,Сияя бесстрастно, ясна, холодна.Волшебством и тайной мой мир освети, –Помедлим с тобою на тёмном пути.
Люби меня просто, как любит ручей,Звеня и целуя, и мой, и ничей.Прильни и отдайся, и дальше беги.Разлюбишь, забудешь, – не бойся, не лги.
«Безгрешный сон…»
Безгрешный сон, Святая ночь молчанья и печали!Вы, сестры ясные, взошли на небосклон, И о далёком возвещали.
Отрадный свет, И на земле начертанные знаки!Вам, сёстры ясные, земля моя в ответ Взрастила грезящие маки.
В блестящем дне Отрада есть, – надежда вдохновенья.О, сёстры ясные, одна из вас ко мне Сошла в тумане сновиденья!
«Ты незаметно проходила…»
Ты незаметно проходила,Ты не сияла и не жгла,Как незажжённое кадило,Благоухать ты не могла.
Твои глаза не выражалиНи вдохновенья, ни печали,Молчали бледные уста,И от людей ты хоронилась,И от речей людских таиласьТвоя безгрешная мечта.
Конец пришел земным скитаньям,На смертный путь вступила ты.И засияла предвещаньемИной, нездешней красоты.
Глаза восторгом загорелись,Уста безмолвные зарделись,Как ясный светоч, ты зажглась,И, как восходит ладан синий,Твоя молитва над пустыней,Благоухая, вознеслась.
«Дышу дыханьем ранних рос…»
Дышу дыханьем ранних рос,Зарёю ландышей невинных:Вдыхаю влажный запах длинных Русалочьих волос, –
Отчётливо и тонкоЯ вижу каждый волосок;Я слышу звонкий голосок Погибшего ребёнка.
Она стонала над водой,Когда её любовник бросил.Её любовник молодойНа шею камень ей повесил.
Заслышав шорох в камышахЕго ладьи и скрип от весел,Она низверглась вся в слезах,А он еще был буйно весел.
И вот она передо мной,Всё та же, но совсем другая.Над озарённой глубиной Качается нагая.
Рукою ветку захватив,Водою заревою плещет.Забыла тёмные путиВ сияньи утреннем, и блещет.
И я дышу дыханьем рос,Благоуханием невинным,И влажным запахом пустынным Русалкиных волос.
«Не понимаю, отчего…»
Не понимаю, отчегоВ природе мертвенной и скуднойВстаёт какой-то властью чуднойЕдиной жизни торжество.
Я вижу вечную природуПод неизбежной властью сил, –Но кто же в бытие вложилИ вдохновенье, и свободу?
И в этот краткий срок земной,Из вещества сложась земного,Как мог обресть я мысль и слово,И мир создать себе живой?
Окрест меня всё жизнью дышит,В моей реке шумит волна,И для меня в полях веснаБлагоухания колышет.
Но не понять мне, отчегоВ природе мёртвенной и скуднойВоссоздаётся властью чуднойДуховной жизни торжество.
«Все были сказаны давно…»
Все были сказаны давноЗаветы сладостной свободы, –И прежде претворялись водыВ животворящее вино.
Припомни брак еврейский в Кане,И чудо первое Христа, –И омочи свои устаВодою, налитой в стакане.
И если верный ученикВ тебе воскреснет, – ток прозрачныйРассеет сон неволи мрачной,Ты станешь светел и велик.
Что было светлою водою,То сердцем в кровь претворено.Какое крепкое вино!Какою бьёт оно струёю!
«Из мира чахлой нищеты…»
Из мира чахлой нищеты,Где жёны плакали и дети лепетали,Я улетал в заоблачные далиВ объятьях радостной мечты,И с дивной высоты надменного полётаПреображал я мир земной,И он сверкал передо мной,Как тёмной ткани позолота.Потом, разбуженный от грёзПрикосновеньем грубой жизни,Моей мучительной отчизнеЯ неразгаданное нёс.
«Всё было беспокойно и стройно, как всегда…»
Всё было беспокойно и стройно, как всегда,И чванилися горы, и плакала вода,И булькал смех девичий в воздушный океан,И басом объяснялся с мамашей грубиян,Пищали сто песчинок под дамским башмаком,И тысячи пылинок врывались в каждый дом.Трава шептала сонно зелёные слова.Лягушка уверяла, что надо квакать ква.Кукушка повторяла, что где-то есть ку-ку,И этим нагоняла на барышень тоску,И, пачкающий лапки играющих детей,Побрызгал дождь на шапки гуляющих людей,И красили уж небо в берлинскую лазурь,Чтоб дети не боялись ни дождика, ни бурь,И я, как прежде, думал, что я – большой поэт,Что миру будет явлен мой незакатный свет.
«Жизнь проходит в лёгких грёзах…»
Жизнь проходит в лёгких грёзах,Вся природа – тихий бред, –И не слышно об угрозах,И не видно в мире бед.
Успокоенное мореТихо плещет о песок.Позабылось в мире горе,Страсть погибла, и порок.
Век людской и тих, и дологВ безмятежной тишине,Но – зачем откинут полог,Если въявь, как и во сне?
«Не плачь, утешься, верь…»
Не плачь, утешься, верь,Не повторяй, что умер сын твой милый, –Не вовсе он оставил мир постылый. Он тихо стукнет в дверь,
С приветными словамиВойдёт к тебе и станет целоватьТебя, свою утешенную мать, Безгрешными устами.
Лишь только позови,Он будет приходить к тебе, послушный,Всегда, как прежде, детски-простодушный, Дитя твоей любви.
«Я томился в чарах лунных…»
