Дмитрий Быков - Последнее время
1989–1995 гг.
Песенка о моей любви
На закате меркнут дома, мостыИ небес края.Все стремится к смерти — и я, и ты,И любовь моя.И вокзальный зал, и рекламный щитНа его стене —Все стремится к смерти, и все звучитНа одной волне.
В переходах плачется нищета,Изводя, моля.Все стремится к смерти — и тот, и та,И любовь моя.Ни надежд на чье-нибудь волшебство,Ни счастливых дней —Никому не светит тут ничего,Как любви моей.
Этот мир звучит, как скрипичный класс,На одной струне,И девчонка ходит напротив кассОт стены к стене,И глядит неясным, тупым глазкомИз тряпья-рванья,И поет надорванным голоском,Как любовь моя.
1996 год
Стихи о принцессе и свинопасе
Над пейзажем с почти прадедовской акварели —Летний вечер, фонтан, лужайка перед дворцом,На которой крестьяне, дамы и кавалерыПоздравляют героев с венцом и делу концом,Над счастливым финалом, который всегда в запасеУ Творца в его поэтической ипостаси(Единение душ, замок отдался ключу),—Над историей о принцессе и свинопасеОпускается занавес раньше, чем я хочу.
Поначалу принцессе нравится дух навоза,И привычка вставать с ранья, и штопка рванья —Так поэту приятна кондовая, злая прозаИ чужая жизнь, пока она не своя.Но непрочно, увы, обаянье свиного духаИ стремленье интеллигента припасть к земле:После крем-брюле донельзя хороша краюха,Но с последней отчетливо тянет на крем-брюле.А заявятся гости, напьются со свинопасом —Особливо мясник, закадычнее друга нет,—Как нажрется муж-свинопас да завоет басом:«Показать вам, как управляться с правящим классом?Эй, принцесса! Валяй минет… пардон… менуэт!Потому я народ! У народа свои порядки!Никаких, понимаешь, горошин. А ну вперед!»Он заснет, а она втихаря соберет манатки,И вернется к принцу, и принц ее подберет.
Или нет. Свинопас научится мыться, бриться,Торговать свининой, откладывать про запас —Свинопасу, в общем, не так далеко до принца,В родословной у каждого принца есть свинопас…Обрастет брюшком, перестанет считать доходы —Только изредка, вспоминая былые годы,Станет свинкой звать, а со зла отбирать ключиИ ворчать, что народу и бабам вредны свободы.Принц наймется к нему приказчиком за харчи.
Есть и третий путь, наиболее достоверный:Ведь не все ж плясать, не все голоском звенеть.Постепенно свыкаясь с навозом, хлевом, таверной,Свинопасом, стадом, — принцесса начнет свинеть.Муж разлегся на солнцепеке, принцессу чешет —Или щиплет, когда заявится во хмелю,—Та начнет обижаться, хрюкать, а он утешит:«Успокойся, милая, я ведь тебя люблю!»Хорошо мне бродить с тобою по кромке леса.Середины нет, а от крайностей Бог упас.
Хорошо, что ты, несравненная, не принцесса,Да и я, твой тоже хороший, не свинопас.Вечно рыцарь уводит подругу у дровосека,Или барин сведет батрачку у батрака,И уж только когда калеку любит калека —Это смахивает на любовь, да и то слегка.
1992 год
«Вся любовь прошла в чужих жилищах…»
Вся любовь прошла в чужих жилищах,В хатах снисходительных коллег.Нас туда пускали, словно нищихНа краю деревни на ночлег.Как ужасна комната чужая,Как недвижный воздух в ней горчит!В ней хозяин, даже уезжая,Тайным соглядатаем торчит.
Мнится мне, в пустой квартире вещиНачинают тайную войну:Ящик шкафа щерится зловещеНа торшер — ущербную луну;Хлебница стучит железной створкой,Требуя себе особых прав;Из сортира тянет свежей хлоркой —Газовой атакою на шкаф;Табуретки, выстроившись по три,Топают и стол теснят с торца,Позабыв о гнете и присмотреВ гости отвалившего жильца…Но как только ключ в замке запляшетИ войдем, дыханье притая,В комнату, в которой все не наше —Даже ты как будто не моя,Где окатит дрожью каждый шорох,Где за всем следит незримый глаз,—Позабыв о собственных раздорах,Вещи ополчаются на нас,И под их безжалостным надзоромОбнаружит с кражею родствоНаше счастье бедное, в которомВсе и так с начала воровство.
А когда в разгар, как по заказу,У дверей хозяин позвонитИ за то, что отперли не сразу,Легкою усмешкой извинит,За ключом потянется привычноИ почти брезгливо заберет —Дай мне, Боже, выглядеть прилично,Даже в майке задом наперед.
Был я в мире, как в чужой квартире.Чуждый воздух распирал мне грудь.Кажется, меня сюда пустили,Чтобы я любил кого-нибудь.Солнце мне из милости светило,Еле разгоняя полумрак.Если б здесь была моя квартира —Вещи в ней стояли бы не так.Шкаф не смел бы ящика ощерить,В кухне бы не капала вода,И окно бы — смею вас уверить —Тоже выходило не туда!Господи! Пред тем, как взять обратно,Наклонись хозяином ко мне.Все, что я оставил, — это пятнаНа твоей бескрайней простыне.Боже, мы плохие работяги!Видишь, как бедны мои труды:Пятна слов на простыне бумаги,Как любви безвыходной следы.И когда твой ангел, встав у двери,Вдавит кнопку черного звонкаИ увижу, что любой потере,В сущности, цена невелика,—Прежде чем души моей объедокВытряхнуть из плоти, сжать в горсти,Господи, помедли напоследок:Дай себя в порядок привести!
1993 год
Подражание древнерусскому
Нету прежней стати, ни прежней прыти.Клонюсь ко праху.Аще песнь хотяше кому творити —Еле можаху.
Сердце мое пусто. Мир глядит смутно,Словно зерцало.Я тебя не встретил, хоть неотступноТы мне мерцала.
Ты была повсюду, если ты помнишь:То дымя «Шипкой»,То в толпе мелькая, то ровно в полночьЗвоня ошибкой.
Где тебя я видел? В метро ли нищем,В окне горящем?Сколько мы друг друга по свету ищем —Все не обрящем.
Ты мерцаешь вечно, сколько ни сетуй,Над моей жаждой,Недовоплотившись ни в той, ни в этой,Но дразня в каждой.
…Жизнь моя уходит, обнажив русло,Как в песок влага.Сердце мое пусто, мир глядит тускло.Это во благо:
Может, так и лучше — о тебе пети,Спати с любою…Лучше без тебя мне мучиться в свете,Нежли с тобою.
1993 год
«Он так ее мучит, как будто растит жену…»
Он так ее мучит, как будто растит жену.Он ладит ее под себя: под свои пороки,Привычки, страхи, веснушчатость, рыжину.Муштрует, мытарит, холит, дает уроки.
И вот она приручается — тем верней,Что мы не можем спокойно смотреть и ропщем;Она же видит во всем заботу о ней.Точнее, об их грядущем — понятно, общем.
Он так ее мучит, жучит, костит, честит,Он так ее мучит — прицельно, умно, пристрастно,—Он так ее мучит, как будто жену растит.Но он не из тех, кто женится: это ясно.
Выходит, все это даром: «Анкор, анкор,Ко мне, ко мне!» — переливчатый вопль тарзаний,Скандалы, слезы, истерики, весь декор,Приходы, уходы и прочий мильон терзаний.
Так учат кутить обреченных на нищету.Так учат наследного принца сидеть на троне —И знают, что завтра трон разнесут в щепу,Сперва разобравшись с особами царской крови.
Добро бы на нем не клином сошелся светИ все пригодилось с другим, на него похожим,—Но в том-то вся и беда, что похожих нет,И он ее мучит, а мы ничего не можем.
Но что, если вся дрессура идет к тому,Чтоб после позора, рева, срыва, разрываОна взбунтовалась — и стала равна ему,А значит, непобедима, неуязвима?
И все для того, чтоб, отринув соблазн родства,Давясь следами, пройдя километры лезвий,Она до него доросла — и переросла,И перешагнула, и дальше пошла железной?
А он останется — сброшенная броня,Пустой сосуд, перевернутая страница.Не так ли и Бог испытывает меня,Чтоб сделать себе подобным — и устраниться,
Да все не выходит?
1992 год
