Виктор Гюго - Стихотворения

Виктор Гюго

Стихотворения

Не обвиняй ее

Нет! Падшей женщины не порицай открыто!Кто ведает весь груз ее земного быта?Кто ведает число ее голодных дней?Печальных опытов кто не бывал свидетель,Как вихрь несчастия колеблет добродетельИ как несчастная вотще стремится к ней?На ветке дерева так капля дождеваяБлестит, на ней держась и небо отражая,Но ветку покачнут – и капля сорвалась,И – до паденья – перл, она с паденьем – грязь.

Виновен ты, богач, виновны мы и злато.Та капля чистая, небесная когда-то,В грязи сохранена, – и, чтоб явилась вновь,От праха отделясь, приняв свой вид хрустальный,Она, блестящая, в красе первоначальной –Тут нужен солнца луч, там надобна – любовь.

«Порой, когда всё спит, восторженный вполне…»

Порой, когда всё спит, восторженный вполнеПод звездным куполом сажусь я в тишине,К полету времени бесчувствен – жду и внемлю,Не снидут ли с небес глаголы их на землю,И, трепетный, смотрю на праздник торжества,Ниспосланного в ночь земле от божества,И мнится: те огни, что в безднах пламенеют,Мою лишь только грудь, мое лишь сердце греют,Что мне лишь суждено читать на небесах,Что я – земная тень, ничтожный призрак, прах –Днесь царь таинственный на пышном троне ночи,Что небо блеском звезд мои лишь тешит очи,

Два зрелища

Как в дремлющем пруде под сению древесной,У смертного в душе два зрелища совместны –В ней видимы: небес блистательный покровС его светилами и дымкой облаков –И тинистое дно, где зелья коренятсяИ гады черные во мраке шевелятся,

К Фанни П.

Оградясь невинностью святою,Пой, играй и веселись, малютка!Будь цветком! Будь утренней зарею!Жизнь твоя покуда – смех и шутка.

О судьбе не погружайся в думу!Даль темна. Среди земных явленийНаша жизнь – увы – немножко шумуВ грустном мире, где так много тени.

Зла судьба: мы это видим ясно, –Наша скорбь ей ничего не значит. –Ты мила; но то, что так прекрасно,Пуще страждет, наигорше плачет.

Ты сверкаешь детскими очами,А в грядущем – горе и утраты.Глазки, так богатые лучами,И слезами наконец богаты.

Но пока закрыто всё, что худо, –

Смейся! Смех есть лучший дар незнанья.Веселись, дитя мое, покудаНад тобой покров очарованья!

Розан мой! Еще ты вихрем светскимНе измят, не испытал ненастья,Озарен ты тихим счастьем детским –Отраженьем маменькина счастья,

Дар небес – поэзия святаяПри тебе, как ключ неистощимый;При тебе живет она, блистаяИз очей ее – твоей родимой.

На земле ты – ангел настоящий,Херувим! Меня в восторг приводитЯсность та, что в твой зрачок блестящийИз души невинной переходит.

Пользуйся блаженною минутой!Наслаждайся! Радость мимолетна,Все мы прежде мук сей жизни лютойСладость детства пили беззаботно,

О, прими мое благословенье!При разлуке так идет молитва!Предо мною – гроб, успокоенье,Пред тобою – жизненная битва.

Бог с тобой, невинное созданье!Жребий твой сказался от пеленок:Ангел ты, ведомый на страданье,В женщины назначенный ребенок!

Она сказала

Она сказала: «Да, – и тем я дорожу!Мечта о лучшем пусть в соблазн меня не вводит!Ведь ты со мною здесь, глазами я слежу,Как мысль в твоих глазах вращается и ходит,

И тем довольна я – конечно, не вполне!..И всё же мой удел – удел благополучных.Чего не любишь ты – насквозь известно мне,Я двери стерегу от лиц, тебе докучных.

Твоя голубка – я. Ты пишешь – близ тебя,Уютно сжавшись, я на локоток прилягу,То подниму перо, то вслушиваюсь я,Как ты, мой гордый лев, ворочаешь бумагу.

Воображенье – хмель, мечта – напиток, да.Трудись! Я счастлива и не ропщу нисколько…Но не мешало б мной заняться иногда,А то ведь целый день всё книги, книги только!

Под тенью твоего склоненного челаПодчас и грустно мне. Ни слова мне, ни взгляда!Чтоб на тебя смотреть удобно я могла,И на меня тебе взглянуть немножко надо».

Что слава?

Что слава? – Нелепые крики.Свет жалок, куда ни взгляни –В нем многие тем и велики,Что малы, ничтожны они.

Я знаю, что свет рукоплещетГероям – когтистым орлам,Железу, которое блещет,И многим несветлым делам.

Да! Счастье земли – колесница,Помпеи в триумфальной красеВ одном из колес ее зрится,А Кесарь – в другом колесе.

Всё то ж – в Тразимене, Фарсале.Любуйтесь сквозь пламя и дымВсем тем, что Нероны взорвалиПалящим дыханьем своим!

Молитесь! Склоняйте колена!Мне ж крошкой глядит великан.Всё вздор! Потому что он – пена,Уж будто б он стал океан?

Да, – веруйте в прах величавый,В громады пустых пирамид,Во всё, что прикинулось славой,Во всё, что так бурно шумит!

Коснея в понятиях диких,Молюсь я, поверженный ниц,Не богу героев великих,А господу маленьких птиц, –

Не богу воинственных станов,Орудий, мечей и штыков,Не богу тех злых ураганов,Что двигают массы полков, –

Не идолу тех, что тревогуПодъемлют, купаясь в крови,Но мирному, доброму богу –Источнику вечной любви, –

Тому, что в поэме вселеннойЗажег, в мирозданья строфах,Стих первый – любовию в сердце,Последний – звездой в небесах;

Что пищу дает своим птичкам,Дарует и мох, и теплоИх гнездышку с белым яичком,Чтоб певчее племя росло;

Что, грея соломкою сельскойСемейство Орфеев лесных,Шлет в лиственной почке апрельскойМир новый, волшебный для них;

Когда ж это всё оперится,Излучисто врозь полетит –Вкруг каждого гнездышка, мнится,Святое сиянье горит.

Историю мы без препоныТворим себе – всем напоказ, –Великие есть Пантеоны,Огромные храмы у нас.

У нас есть мечи роковые,И мало ль различных чудес?У нас – Вавилон, Ниневия,Гробницы до самых небес.

А что бы осталось? – лишь слезы, –Когда бы зиждитель мировОтнять захотел у нас розы,Когда бы он отнял любовь!

Детство

Ребенок пел, играл, вблизи лежала мать,Едва, едва дыша. Ребяческому пеньюИ бедной матери предсмертному хрипенью –Обоим вдруг тогда мне довелось внимать.

Ребенок – лет пяти. Что он? – Малютка, крошка!От детских игр его не отгоняйте прочь!И вот – он целый день был весел у окошка,Весь день резвился, пел; мать кашляла всю ночь –

И к утру умерла, вздохнув о малолетке,А он – он принялся опять играть и петь.Печаль есть зрелый плод, – на слишком слабой веткеТяжелому плоду бог не дает созреть.

Выходец из могилы

О, стоны матерей! Вам царь всевышний внемлет.Птенцов почивших он от вас к себе приемлет,И птичку милую, им взятую туда,Низводит к вам с небес на землю иногда.У неба много тайн. У бога много силы.Есть к колыбели путь обратный из могилы.

Одна из матерей жила в Блуа. ЗнакомМне был ее большой соседний с нашим дом.В довольстве родилась, росла, потом вступилаВ союз желанный с тем, кого она любила.У них родился сын. Какая радость! Сын!И что за колыбель! Шелк! Бархат! Балдахин!Младенца кормит мать своею грудью нежной,Всю ночь она полна заботою мятежной,Не спит, ее глаза горят во тьме ночной, –К ребенку наклонясь с подушки головой,Чуть дышит, бедная, чтоб слышать, как он дышит;Малейший стон его, малейший шорох слышит,И утром вновь бодра, довольна, весела!..

Вот в кресла кинулась и гордо прилеглаГорячей головой на их косую спинку,Грудь, полнясь молоком, раздвинула косынку,Улыбка на устах, и вот – ее дитя!«Мое сокровище! Мой ангел! Жизнь моя!» –Бывало, говорит, и целовать у крошкиНачнет те маленькие розовые ножки –И как целует их! Младенец-херувимСмеется, голенький, и корчится упрямо,Визжит и тянется к источникам родным,И, бережно прижат к местам заповедным,Притихнул.

Дни бегут. Уж он лепечет «мама».Растет. Младенца рост так шаток – боже мой!Он ходит, говорит: он в возраст уж такойПриходит, где язык – впоследствии привычка –Едва лишь оперен, бьет крылышком, как птичка,И пробует лететь, и кое-как летит.«Вот он! Каков сынок! – родная говорит. –Ведь он уж учится, он азбуку уж знает, –Такой понятливый! Всё на лету хватает.Он – страшный умница и плут большой руки, –Вообразите, – он уж хочет по-мужскиОдетым быть! О да, вот он о чем хлопочет!Он и по платьицу быть девочкой не хочет.Я Библию ему читаю – он за мнойВсё – слово за словом – мне вторит. Ангел мой!»И мать восхищена, и детскою головкойНе налюбуется. Обновка за обновкой!Что день, то радости. Мечтаньями полнаО будущем, она им детски предается.Какое торжество! Как чувствует она,Что сердце матери в ее ребенке бьется!Но дни идут, идут, и вдруг – крутой уступ.Однажды злейший бич, исчадье ада – крупНежданный налетел и, в дом открыв лазейку,Напал на мальчика, схватил его за шейкуИ стал его душить… Тот силится дохнуть –Не может: воздуху загородила путьБолезнь проклятая, того и жди – разрушит!Бедняжку, кажется, и самый воздух душит,Гортань его хрипит. Во впавших глазках теньВсё глубже, всё темней, – померкнул ясный день,Как плод, как ягодка под клевом птицы жадной,Ребенок вдруг завял. Как вор, как тать нещадный,Его схватила смерть. Отчаянье кругом!Гроб, траур, мать, отец, биенье в стену лбом –И вопль – ужасный вопль!.. Где мать о сыне плачет,Там онемей язык! Что слово наше значит?Всё кончено. Нет слов!

И вот, погруженаВ свое отчаянье, недвижная, онаТри месяца сидит. Хоть бы малейший трепетБыл жизни признаком! В устах – несвязный лепет,Она не ест, не пьет, глаза устремленыТупые, мутные – в один кирпич стены.Тут муж при ней в слезах. Она почти не дышит,Тень смерти на лице. Зовут ее – не слышит.Порой лишь в ужасе страданья своегоШептала скорбная: «Отдайте мне его!»Врач мужу намекнул тайком, что было б кстати,Когда б родился брат покойному дитяти,Что это бы спасло страдалицу; и вотПроходит день за днем, проходит месяц, год…Потом несчастная вдруг чувствует в недугеПод сердцем у себя движенье – и в испугеЗатрепетала вся, бледнеет: «Боже мой!Нет, нет, я не хочу, чтоб был не тот – другой;Тот стал бы ревновать, сказал бы: «А! ты любишьДругого – не меня, его теперь голубишь;Меня забыла ты, достала мне взаменЛюбимца нового, он у твоих коленОбласкан и согрет, он стал твоя отрада,А я лежу зарыт в подземной этой мгле.Мне душно здесь, в гробу, мне холодно в земле». –Так мать рыдала. – Нет! Я не хочу. Не надо!»Но день судьбы настал, настал и час родин –И радостный отец опять воскликнул: сын!Но он один был рад: несчастная больнаяЛежала, прошлое в бреду припоминая;Новорожденного к ней принесли, – онаВзяла его на грудь, как мрамор холодна,Почти бесчувственна; она о том ребенкеВсё думой занята, у бедной не пеленки,А саван на уме, ей тот погибший сынВсё представляется: бедняжка – там – один!..Но в это время вдруг – о, чудо! Миг блаженный!Ей голосом того ее новорожденныйТак сладко произнес, как ангелы поют:«Послушай! Это – я. Не сказывай! Я тут».

У реки