Лев Маляков - Свидание

ГОЛОСА КОЛОСЬЕВ

«Укатилось, расплавилось солнышко…»

Укатилось, расплавилось солнышко —На стерне золотится стезя.На упавшее во поле зернышкоНе откликнуться сердцу нельзя.

Земно кланяться найденну колосу —Как заблудшую душу спасать.Покоряюсь нетленному голосу,Что в наследство оставила мать.

Уступая желанной усталости,Буду слушать, как песню, хлеба.Не утрачу завещанной малости —Да заполнится полем судьба!

Постигаю давно позабытое,Обретенное в самом простом.Помолчу на меже под ракитоюИ замру, как над белым листом.

«Мне житье братана нравится…»

Мне житье братана нравится —Стал он крепким мужиком.У него жена —                     красавица;Словно терем новый дом.

По плечу братану разное:И пахать, и убирать.Он работает,                   как празднует,И жена ему под стать.

Сколько лет из русских кряжевыхСортовые нянчил льны!Не жалея сил, выхаживалГордость псковской стороны.

Расцветая,               в пояс клонятся —Бирюзовая волна!И течет, ликует звонницаУдивительного льна.

«Честно трудится моторик…»

Честно трудится моторикВозле бани на реке.Дедов старенький топорикУхает в моей руке.

У поленницы на плахеЯ орудую, как встарь,Босиком, в одной рубахе, —Хорошо живешь, скобарь!

Ноздри щупают ядреныйВкусный воздух смоляной.На лесине окоренной,Словно сахар, тает зной.

Ветерок рубаху сушит —Это тоже благодать.Дорогая тетка Нюша,Что взамен тебе отдать?

«За Великой скирды хлеба…»

За Великой скирды хлебаИ бокастые стога.За Великою в полнебаВстала радуга-дуга.

В семицветье входят двое:Он ведет к реке ее.Я лишился вдруг покоя,Вспомнив давнее свое.

А закат сочится,Льется —Воды плавятся в огне.Звонко девушка смеется —Смех, как солнышко, во мне.

Смех, как звонкая водица,Как искристая звезда…Не пойму,Река струитсяИль текут мои года?

Картошка

Не из тарелки взять                              с цветной каемочкой,Из углей выхватить,                               как сам огонь, —Картошку черную                           с хрустящей корочкойИ покидать с ладони                               на ладонь.

Напополам ее                     сломаю, угольну,Вдохну картофельный                                  здоровый дух…За плугом хаживал —                               не родич увальню, —Один во полюшке                           пахал за двух.

И до чего ж вкусна                             картошка осеньюПод ясным куполом                              среди полей!Поля пронизаны                         сквозною просинью,А ветер к вечеру —                            синее, злей.

Комбайны замерли,                              зарей умытые,Подняли хоботы                        и смотрят вдаль.Как перед праздником,                                    душа открытаяВбирает тихую                      полей печаль.

А в небе лебеди,                        как откровение,На солнце красное                             косяк плывет.И горько-сладостно,                               пусть на мгновение,От непонятного                        душа замрет.

«Среди болот и глухомань-лесов…»

Среди болот и глухомань-лесов,В зеленом царстве птичьих голосов,Вросла в бугор крестьянская изба:В окне — заря,А над зарей — резьба.

Изба стоит уже полста годов.Тропинка от нее ведет на Гдов.Другая — к югу,                        в дальние края,Которых и во сне не видел я.

Всему свой срок:Аукнула судьба…                       В разлуке запечалилась изба,Осталась вековать среди лесов,В весеннем хоре птичьих голосов.

Мне открывались чудо-города.Избенке дедовой до них куда!У каждого свой норов,                                   голос,                                            вид,И каждый не полста годов стоит!

Но если было мне невмоготу,К былому обращал свою мечту,Припоминая старый дедов дом.И он светил мне заревым окном.

«Мне кажется, прежний я…»

Мне кажется, прежний я,                                       прежний,И давние думы своиНесу затаенно и нежноТуда,      где живут соловьи.

Как будто и нет за плечамиДалеких морей, городов.Не здесь ли мечталось ночами:Увидеть бы сказочный Гдов!

И что ж,Повидал я с лихвою!..Но сердце вернуться велит.С покорной пришел головою, —И что же мне встреча сулит?

Вот здесь, не знавала покою,Стояла кормилица-печь.Прижался к березе щекою,Одна она вышла навстречь.

Остались сады и болото,Что поле питало росой.Тропинка вела на охоту,А эта — на пожню — с косой.

Отсюда уехали люди,Уехали, хутор любя…И пусть нас никто не осудит,Мы сами осудим себя.

«Смалу в деревне я рос непутевым…»

Смалу в деревне я рос непутевым —Мне бы мечтать да играть.С братом ходили в подлесок сосновыйХворост к зиме собирать.

В глушь забреду —                           от сосенок мохнатыхГлаз не могу отвести.Хлебом с ладони кормил я сохатых,Бабочек нянчил в горсти.

— Много ль с такого работника толку! —Брат мне взашей поддавал. —Зубы, бездельник, положишь на полку,С песен какой капитал?!

Братья корили, наверно, напрасноИ наставляли, как жить.Мне и поныне                      мечтается красно:Песню сложить.

«Солнышко ночей не досыпало…»

Солнышко ночей не досыпало,Поднималось,Землю облучало,К полдню раскаляясь добела.Облака над нею набухали,Проливались и спешили в далиЗавершить весенние дела.

Гулкой подпоясанная речкой,Зорькой подрумянена,Как в печкеИспеченный сдобный каравай,Пашня за околицей лежала,Зерен полновесных ожидала,Слушала грачиный грай.

В поле выезжали трактористы,Веселы,Чумазы и плечисты:Начиналась жаркая страда.Гул моторов повисал над краем,И дышала новым урожаемСвежаяПрямая борозда.

В сельском клубе

Художник старался на совесть —Досрочно сработал заказ.И вот она — трудная повесть:Деревня моя без прикрас.

Расскажут потомкам картиныО нашей нелегкой земле:На пашне весенней машины,Лежит каравай на столе…

Как будто раздвинулись стены,Небесной вобрав синевы.Запомнил я образ Елены —Того лихолетья вдовы.

Сидит, положив на колениНе руки — России судьбу.А возле сожженной сирени —Бревешки на вдовью избу.

Елена — как будто святая —Омыла очей бирюзу,Глядит на себя, не мигая,Роняет, как плату,                           слезу.

Щедрей не бывает награды —Художник застыл у окна.В раскрытое льется прохлада,И даль, как в картине, ясна.

«Уходил без сожаленья…»