Леонид Леонов - Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945]
Ствол был взорван и завален исковерканными вагонетками. Казалось, без помощи мощных подъемных кранов и другой техники здесь делать нечего. Но находчивый слесарь Иван Черкасов решил не ждать подъемных кранов: «Сам справлюсь». По канату спустился вниз. К канату ловко с помощью изготовленных им приспособлений прицепил вагонетку и скомандовал:
— Подъем!
Черкасов очень рисковал: вагонетка могла оборваться, а от нее негде было спрятаться в стволе.
Риск был оправданный: ствол быстро открыли для движения клети. И под землей произошла встреча Черкасова с товарищами. Пока он расчищал путь, другие горняки, проникая под землю по шурфу, восстанавливали штреки.
И вот пришел большой праздник: в забоях застучали обушки. Забойщики начали борьбу за восстановление довоенного уровня добычи угля.
Казалось, об этом даже смешно подумать: ведь из лавы уголь таскали на санках, а к стволу доставляли на носилках…
Но кривая добычи уголька пошла вверх: забойщики соорудили деревянный вороток, методы крепления забоя усовершенствовали. Всюду обновление. И все же шахта 700 довоенных тонн так и не давала. А страна требовала все больше угля.
Выручил механик Иван Григорьевич Королев. В шахте он открыл бесценный клад, который сам ранее и создал. В октябре 1941 года, когда бои шли уже на подступах к донецкой столице, механик начал эвакуировать оборудование. Всю технику отправить на восток не удалось. Королев с помощью товарищей разобрал врубовки и вместе с электросверлами сложил их в вагонетки, залил смазкой, загнал вагонетки в тупик подальше от глаз и засыпал породой.
По возвращении с Урала механик поспешил на шахту — и испытал большую радость: заветный клад уцелел! Королев откопал его, подготовил к работе, опробовал три врубовки, обучил механиков. Когда врубовки пустили в лавах, добыча угля круто поднялась к довоенной планке.
Шахтеры считали себя фронтовиками и перед препятствиями не пасовали. На трудном пласту нарезали лавы. В содружестве со специалистами укротили и покорили «екатерининский» пласт, полностью подчинив своей воле, мастерству, умению. И шахта № 10 «Чекист» одной из первых в Донбассе пришла к заветной цели — достигла довоенного уровня добычи угля.
Труден путь к забоям. Особенно коварно его преграждает вода. Этой шахте № 10 «Чекист» повезло: водой был залит лишь нижний горизонт, который возрождался позже. А на других шахтах все штреки, лавы оказались под водой. Специалисты подсчитали: из воды, которая была откачана из шахт в течение года, могло образоваться озеро длиною 30 километров, шириной — пять километров, глубиной — три метра. Вот такую водную преграду надо было не просто преодолеть, а снести ее с пути к углю.
…Мне довелось быть свидетелем форсирования Днепра нашими воинами. Незабываемая картина. Все спешили на правый берег и преграду преодолевали кто как мог: кто на лодке или плоту, кто на понтоне, а кто даже на бревне. Средства не выбирали, лишь бы быстрее оказаться на правом берегу.
Так и шахтеры: лишь бы скорее увидеть блеск уголька и зубком обушка попробовать его. Надо отметить, что они проявляли при этом сметку, находчивость, шахтерскую хватку. Уверенно наступали на подземную стихию.
Если на шахте № 17–17 бис две большие зеленые бочки поочередно на канате опускали вниз и поднимали наполненные водой, то на соседней шахте № 4-21 шагнули шире: смонтировали комплексный агрегат из нескольких насосов, который беспрерывно гнал на-гора воду.
Пришел солдат с фронта. После ранения ему полагалось бы отдохнуть. Но не может сидеть дома Василий Медведев. Его тревожило — у ствола взорванной родной шахты, которую строил его отец и в которой он начинал работать до войны, — ни души. Конечно, парни, девчата наведываются сюда, — постоят, погорюют и разойдутся. Не догадывались, с чего начинать.
Василий подался на шахтный двор и встретил там своих школьных друзей Сашу Кравцова и Федю Кулешова. Те свое бездействие пытались было оправдать:
— Все тянут с пуском клети. А без нее как спустишься в забой?
Медведев пояснил: когда он с товарищами подходил к реке, которую надо было с ходу форсировать, моста не было, приходилось соображать самим.
— И нам сообща надо подумать…
И без промедления три товарища приступили к делу. В бочке спустились по стволу. А там, на глубине, бушевала стихия. Находясь в холодной воде, горняки отыскивали механизмы, разбирали их и по частям в бочке поднимали на-гора. Смонтировали водоотливные приспособления, пустили их. Не один раз в опасной для жизни обстановке ликвидировали аварии на водоотливе. И путь к забоям проложили, осушив штреки.
Вскоре в самой мощной лаве загудела врубовка. А где врубовка — там всегда удача, там уголь идет потоком.
Опять Медведев выручил. Своей солдатской смекалкой и настойчивостью достиг того, о чем товарищи даже не мечтали. Они, естественно, сожалели, что никак не удается получить технику.
— Откуда сейчас возьмут для нас те же врубовки или другие механизмы — война в разгаре, фронту нужно оружие.
Медведев до войны работал помощником врубмашиниста. Хорошо знал эту машину. В завалах разыскал две давно вышедшие из строя врубовки, годные только в металлолом. Из них и собрал новую. И с помощью своего неизменного друга Кулешова пустил врубовку. Но ребята недолго задержались здесь, на другом участке нарезали более мощную лаву. Этот пласт оказался очень крепким орешком, со своими секретами. Медведев нашел подход к нему, и он раскололся. Василий уверенно завоевал эту лаву. Учебой. Да, он настойчиво продолжал учиться: овладевал слесарным делом, электротехникой. Благодаря этому стал настоящим властелином врубовки, она была послушна ему, подрубывала пласт точно по его программе, велению.
Уверенно, настойчиво, быстро горняки Донбасса открывали широкий путь к подземным кладам: бери уголек и отправляй его для нашей победы! И было кому его взять. Впереди шахтерской гвардии шли их сыновья.
Первым рванулся в решительное наступление в забое Владимир Паршиков. Отец его работал на самой знаменитой в Донбассе шахте № 1–2 «Смолянка». Но теперь она была вся в руинах. Сначала открывались «мышеловки» — шахты с неглубоким залеганием угольных пластов: к ним было легче, быстрее пробиться. На такую шахту и подался Паршиков, не жалея. Он, оптимист, пояснял товарищам:
— В этом маленьком забое можно давать большой уголь.
И Владимир не шутил, он стал работать за четырех своих товарищей-фронтовиков. Он ежедневно давал 15 норм. Ведь теперь Паршиков работал в забое не один: он обучил своих одноклассников и создал бригаду забойщиков. Когда была восстановлена шахта № 1–2 «Смолянка», старейшая в Донбассе, разрабатывать пласты высококачественного угля туда перешла бригада Паршикова. И снова была впереди. Не только в шахте своей, но и в Донбассе. Правда, вскоре слава ее пошатнулась.
Вперед решительно вырвался, оставляя всех позади, Николай Лукичев, проходчик шахты № 10 бис. Он сверстник Паршикова. У Лукичева сразу зародился свой стиль и свой метод — широким шагом, быстро, без оглядки пробиваться к новым пластам. Лукичев удивил всех тем, что в первый же день перевыполнил норму. Помогли сноровка, тренировка, полученная в степях донецких, когда он, шестнадцатилетний паренек, вместе с друзьями строил укрепления, окопы на пути наступавших немцев.
Каждый день удивлял товарищей Николай. Что ни смена, брал новую планку. Даже до отметки 20 дошел. Двадцать норм в смену давал на проходке штрека. Причем рекорд для него стал обычным делом: ежедневно показывал наивысшую производительность в Донбассе. Брал точным расчетом, совершенствованием методов подготовки рабочего места. Метод бригады Лукичева был всеми признан, назван скоростным. Не один ученый на основе работы этого проходчика подготовил докторскую диссертацию. Его рекорды старались перекрыть проходчики Кузбасса.
На шахты пришли все, кто мог в руках держать обушок, рубать уголь. Ветераны Николай Тюренков, Иван Валегура и многие другие, вспоминая молодость и былые успехи, делились своим опытом, спускались в забой. На шахты шли и женщины. И нередко они давали поучительные уроки уже опытным горнякам.
Поехал я на Горловскую шахту № 44. Там мне посоветовали написать о Нине Кузьменко — лучшем забойщике. Пошел к ней домой. Меня встретила изящная, с русыми длиннющими косами миловидная хрупкая женщина. Я засомневался: Кузьменко ли это — и, поздоровавшись, спросил, когда она придет домой?
— Так я и есть та самая Нина, которую вы хотите видеть, — пояснила хозяйка.
Поняв, что меня смутили ее косы, пояснила:
— Конечно, с ними очень нелегко в шахте приходится. Что только не делаю, чтобы уберечь от пыли. Зато своего Емельяна дождусь. Ему очень нравились косы. Когда уходил на фронт, наказывал обязательно сберечь их. А вот руки свои придется прятать от него, — взгрустнула Нина. — Огрубели от обушка.
