Леонид Леонов - Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945]

Провожая солдат, вся семья выстроилась у порога. На глазах хозяйки слезы, она вытирает их концом фартука.

Последним из хаты выхожу я.

За час привала ликвидирован суточный паек. Кухня будет только завтра. У солдат осталась лишь махорка. А раз есть курево — значит, все в порядке!

Я взглядом окидываю свой небольшой взвод. Вроде бы те же солдаты, но только сегодня, вот сейчас я понял: те и не те. Что-то очень важное, новое открылось для меня в них за минуты, что проведены ими в этой хате.

Солдаты идут к передовой. Впереди тяжелые, упорные бои.

Герой Советского Союза снайпер 21-й гвардейской стрелковой дивизии Михаил Иванович БУДЕНКОВ (город Меленки Владимирской области) пишет:

Михаил Буденков. Взрыв

В поле зрения моего участка — полуразрушенный дом. Траншея переднего края врага проходила в стороне от него. Дом же не подавал признаков жизни. Но почему-то именно это меня и беспокоило. Что могло быть в нем?

Как-то в солнечный день я заметил у стены дома горку пустых банок из-под консервов. Что под этим полуразрушенным зданием? А вскоре и решение созрело: надо поджечь дом. Продумал план своих действий, рассказал о нем своему другу, тоже снайперу, Василию Шкраблюку. Он одобрил мой замысел и согласился пойти со мной на операцию.

Ночью под прикрытием темноты выдвинулись в нейтральную зону и, насколько можно было, приблизились к дому. О своем плане мы, конечно, поставили в известность командира роты и договорились о возможном прикрытии нас.

Возле трубы разрушенной крыши я заметил большое количество мусора и хлама. Выбрав удобный момент, выстрелил разрывной пулей в кирпичную трубу. Ярко блеснул небольшой язычок пламени, а вскоре появился и дымок, который быстро распространялся по чердаку. Крыша вспыхнула. В это время неподалеку от горки консервных банок из-под земли появилась фигура гитлеровца. Он, видимо, хотел локализовать пожар, но моя пуля остановила его.

Вскоре весь дом был охвачен пламенем. И в это время раздался сильный взрыв. В воздух поднялся столб дыма и огня, полуразрушенный дом исчез, на его месте образовалась огромная воронка.

Все стало ясно: в подвале этого здания немцы разместили склад боеприпасов, а по соседству в хорошо замаскированном блиндаже располагались его хозяева, уничтоженные теперь силой взрыва.

Инвалид войны Дмитрий Герасимович СТЕБЛЮК из Краснодарского края рассказал трогательную историю, назвав ее

Дмитрий Стеблюк. Верность

В нашем полку 316-й стрелковой дивизии служила миловидная девушка Валя Зуева — санитарный инструктор роты. В этой же роте воевал и удалой солдат Саша Маслов. Их свела опаленная войной любовь.

Как-то разгорелся жаркий бой за районный центр Любар, что на Житомирщине. Фашистские корректировщики удачно разместились на куполе местного костела, направляя меткий артиллерийско-минометный огонь по нашим наступающим частям. Комбат Герой Советского Союза Филипп Моженко вызвал добровольцев, рискнувших бы уничтожить вражеских наблюдателей. Первым откликнулся Маслов. Он скрытно подобрался к костелу и меткой очередью из автомата снял фашистских корректировщиков. Но пуля немецкого снайпера настигла смельчака, когда он, взобравшись на вершину костела, подавал сигналы для наступления.

Валя в это время эвакуировала тяжелораненых бойцов в тыл, а когда вечером вернулась, узнала страшную весть. Всю ночь просидела она у изголовья любимого, расчесывая его волосы и приговаривая: «Мой родной Сашенька, зачем так рано покинул ты меня, ведь на днях мы вместе радовались тому, что у нас будет ребенок…»

…Через много лет мы, однополчане, вновь приехали на украинскую землю, чтобы отметить очередную годовщину освобождения Любарского района. Обратили внимание на седую женщину в траурном одеянии. Это была наша однополчанка Валентина Зуева. Припав к братской могиле, она шептала: «Милый Сашенька…»

А рядом стоял красивый мужчина в форме майора. Это был их сын, Александр Александрович. Обнявшись, оба плакали, не стесняясь окружающих, над могилой мужа и отца…

Валя, верная боевой молодости и любви к Саше, так и не вышла замуж, но прекрасного сына — защитника Родины — воспитала.

И в заключение нашей подборки — заметки ветерана войны из Самары Федора Михайловича КОЛЕСНИКОВА.

Федор Колесников. Не погасло солнце

Был боец Снетков в самом пекле, на полюсе мужества — в солдатском окопе. Под плотным автоматным огнем вместе с товарищами сдерживал натиск врага.

— Подвигов совершить не успел, — говорит он, — до Берлина не дошел…

Но мы-то знаем: не останови такие, как он, врага, не отмечали бы мы Победу в 45-м.

…Он помнит, как товарищ крикнул: «Ваня, граната!» Но взрыва не услышал, пламя обдало лицо. Сколько пролежал на мерзлой земле, сколько крови потерял, кто подобрал — этого он не знает. Очнулся в далеком тыловом госпитале на Урале. Почти сто дней был стиснут с головы до ног бинтами, не двигался. Ведь в том последнем для него бою на безымянной высоте Снетков лишился не только зрения, но и обеих рук…

Одна война для бойца закончилась, другая только начиналась — с физической болью и отчаянием. В палатной тишине он мысленно не раз перелистывал страницы своей еще совсем недлинной жизни. Вспоминал ребят-однополчан, оставшихся на поле боя. Повторял слова комиссара, что врезались в память: «Держись, Снетков, за жизнь. Она в любых случаях — штука хорошая». И он держался.

В день, когда покидал госпитальную палату, мучили вопросы. Куда ехать? Деревню немцы сожгли. Родные погибли. Значит, в дом инвалидов? Это в двадцать-то лет?

Дом инвалидов в селе. Глядя на них, одетых в серые солдатские шинели, женщины на улице плакали. Вдовы вспоминали мужей, матери — сыновей…

К инвалидам часто приходили сельские девчата. Кормили, читали газеты и книги, писали под диктовку письма, рассказывали о новостях…

Хрупкая девушка Оля и сама не могла сначала понять, что притягивало ее к Ивану Снеткову. Женская жалость? Может быть. Желание облегчить ему страдания? Пожалуй. Но главное: он поразил ее душевной чистотой и цельностью.

«Одумайся, на что идешь?» — шептали ей люди. Говорили и более откровенно: «Найдешь себе и не такого парня…»

Девятнадцатилетняя Ольга стала для Ивана верной подругой, учителем, поводырем и няней. Потекли будни, полные непредвиденных трудностей. У другой могли бы опуститься руки, пришла бы в отчаяние, но в Ольге Семеновне обнаружилось столько сил и терпения, сколько она сама в себе не подозревала.

Мужу выделили мотоколяску — жена научилась водить, дали автомашину — сдала на права. А в минуты нестерпимых физических мук муж просил ее: «Женушка, почитай что-нибудь…» Она знала, чего он ждет, — рассказов о мужестве.

В доме Снетковых становилось все светлее и радостнее. И когда Ольга Семеновна поднесла к мужу первенца, Ивану Николаевичу на миг показалось, что он вновь увидел солнце. Прикоснувшись щекой к маленькому существу, прошептал: «Сынок, дорогой мой! Счастье-то какое!»

Рос Володя. Потом появилась Нина, Галина. Добрыми людьми стали дети, подарили внучек Светлану, Марину, Наташу.

У Ольги Семеновны Снетковой нет орденов, почетных званий. Ее заслуга в том, что принесла человеку счастье. И поэтому счастлива сама.

Юрий Бирюков. Синий платочек

Песня эта родилась дважды. И чтобы разобраться, как это случилось, давайте перенесемся в довоенный 1939 год. Именно тогда, спасаясь от фашистской неволи, в нашу страну приехали участники популярного польского эстрадного коллектива «Голубой джаз». Они выступали с концертами в Белостоке, Львове, Минске и весной 1940 года прибыли с гастролями в Москву. Концерты «Голубого джаза» проходили в саду «Эрмитаж».

На одном из представлений побывал поэт и драматург Яков Галицкий. Среди многочисленных мелодических импровизаций композитора и пианиста джаза Ежи Петерсбургского одна приглянулась ему, и тут же, во время концерта, он подтекстовал эту мелодию:

Синенький скромный платочекПадал с опущенных плеч.Ты говорила,Что не забылаЛасковых радостных встреч.Порой ночнойМы повстречались с тобой…Нет прежних ночек,Где ж ты, платочек,Милый, желанный, родной?

Таким было начало текста, с которым поэт познакомил композитора в тот вечер. А через несколько дней состоялась премьера песни. «Синий платочек» в сопровождении «Голубого джаза» спел Станислав Ляндау. Вскоре песню запели известные и популярные певцы и певицы, а двое из них — Изабелла Юрьева и Екатерина Юровская — даже успели записать «Синий платочек» в 1940 году на грампластинку.