Леонид Леонов - Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945]

Началась Великая Отечественная война. И появились песни-лозунги, песни-призывы, отразившие чувство всенародного гнева, стремление к борьбе. Но и со старыми произошли неожиданные метаморфозы, «мирные» довоенные песни стали первыми военными. Так случилось и с «Синим платочком». В солдатских окопах и землянках в короткие минуты отдыха пелся не только его прежний вариант. Рождались самые различные его переделки.

Тема расставания и разлуки нашла отражение и в концовке «Синего платочка», с которым выступала на фронте Лидия Русланова:

Ты уезжаешь далеко.Вот беспощадный звонок.И у вагонаНочью бессоннойТы уже странно далек.Ночной поройМы распрощались с тобой.Пиши, мой дружочек,Хоть несколько строчек,Милый, хороший, родной…

И все-таки самую широкую известность и распространение в годы войны получил, вне всякого сомнения, тот фронтовой вариант «Синего платочка», инициатором создания и первой исполнительницей которого стала замечательная певица Клавдия Шульженко. С голоса этой популярной исполнительницы «Синий платочек» обрел вторую жизнь.

Время рождения стихов этого фронтового варианта «Синего платочка» — 9 апреля 1942 года. Их автор — литсотрудник газеты «В решающий бой!» 54-й армии Волховского фронта лейтенант Михаил Максимов.

В 1976 году я побывал у него в Ленинграде.

— По заданию редакции, — рассказал мне Михаил Александрович, — приходилось бывать на различных участках нашего фронта, писать репортажи о боевых событиях. Когда к нам приехали Клавдия Шульженко и джаз-ансамбль Ленинградского ДКА имени С. М. Кирова, которым руководил Владимир Коралли, мне поручили написать отчет об их концертах.

Познакомились, разговорились. Узнав о том, что я пишу стихи, Клавдия Ивановна сразу же предложила написать новый текст на музыку довоенного «Синего платочка», чтоб в нем были слова, созвучные военному времени. И родились у меня строки про то, как «строчит пулеметчик за синий платочек, что был на плечах дорогих»…

— Я, конечно же, не мог тогда предположить, что «Синий платочек» с моим текстом «приживется» и ему будет уготована такая долгая жизнь, — вспоминал много лет спустя в разговоре со мной Михаил Александрович. — В ту пору считалось ведь, что на фронте нужны совсем другого рода стихи и песни — призывные, мобилизующие.

Помнится, редактор нашей газеты на мое предложение опубликовать эти стихи вместе с отчетом о концерте Шульженко тоном, не терпящим возражений, категорически заявил:

— Вы что, лейтенант? О каких «синих платочках» может идти сейчас разговор? Кругом — война, смерть, разрушения…

Об этом разговоре узнал наш ответственный секретарь, получивший новое назначение — редактором дивизионной газеты «За Родину!» — Саша Плющ.

— Давай, — говорит он мне на прощание, — твое «творение». Я его в своей газете напечатаю и тем отмечу вступление в новую должность. Авось не снимут…

Он первый эти стихи опубликовал. Больше я их никуда не посылал…

В ноябре 1942 года на экраны страны вышел фильм режиссера Юрия Слуцкого «Концерт — фронту». В нем прозвучал впервые максимовский вариант «Синего платочка» в исполнении Шульженко.

Помню, как в памятный вечерПадал платочек твой с плеч,Как провожала и обещалаСиний платочек сберечь.И пусть со мнойНет сегодня любимой, родной,Знаю, с любовьюТы к изголовьюПрячешь платок дорогой.Письма твои получая,Слышу я голос родной,И между строчекСиний платочекСнова встает предо мной.И часто в бой провожает меняОблик твой,Чувствуя рядомЛюбящим взглядомТы постоянно со мной.Сколько заветных платочковМы сохраняем с собой…Нежные речи,Девичьи плечиПомним в страде боевой.За них, родных,Желанных, любимых таких,Строчит пулеметчикЗа синий платочек,Что был на плечах дорогих.Кончится время лихое,С радостной вестью приду,Снова дорогу к милой порогуЯ без ошибки найду.И вновь весной, под знакомой                        ветвистой сосной,Милые встречиНежные речиНам возвратятся с тобой.

Михаил Воробьев. Место сражения — забой

«Шли мы тогда опаленной донецкой землей и только одно видели — огромное кладбище городов и заводов, ни одна труба не дымила. Ни одного копра не было над шахтами, ни одной котельной не осталось на заводах. Горы изуродованного, искореженного мертвого и черного металла — вот что мы видели. И только с терриконов да шлаковых отвалов, как и прежде, поднималась к нам буро-рыжая пыль. Пыль былой добычи, былой трудовой славы.

У тебя на глазах блестели слезы, товарищ. Да и у меня тоже. Да, мы плакали и не скрывали своих солдатских слез. Но не пали духом, не опустили рук. Всем народом мы стали восстанавливать шахтерский край. Еще не остыла зола пепелища, а в ней уже копошились ребятишки-школьники и домохозяйки: разыскивали инструмент и бережно складывали в сторонку. Старики зашевелились на своих огородах, стали откапывать загодя припрятанные отбойные молотки, обушки и топоры и сносить на шахту. Они твердо знали, что шахта будет жить, должна жить!»

Это писал Борис Горбатов своему другу, рассказывая о том, что он увидел в освобожденном от немецких захватчиков Донбассе. Писатель — военный корреспондент — на время задержался в родном краю, объясняя товарищам: «Меня наметили послать на второй фронт. Туда, — показал на запад. — Но его там все еще нет. А здесь он уже есть: каждый забой становится местом сражения за жизнь нашей страны…»

И далее пишет: «Ты ушел тогда из охваченного огнем Донбасса дальше на запад, за реку Молочную. Но в забой вместо тебя пошла твоя младшая сестренка, пошли шахтерские жены, шахтерские невесты, шахтерские дочки. Непокоренные старики, которых враг нагайками не мог заставить работать, теперь сами добровольно и радостно, словно молодость вернулась к ним, пошли на шахту.

Вся страна двинулась на помощь Донбассу… Я вижу дорогих мне людей и их великие дела. Вижу, как, рискуя жизнью, спускаются по канату в затопленную шахту первые шахтеры-разведчики: как ныряют в ледяную воду слесари, отыскивая насосы; как в стволах на подвешенных люльках качаются проходчики; как бесстрашно входят в заваленные и порушенные штреки первые крепильщики. Каждая шахта становится свидетелем таких трудовых подвигов, каких еще не знал мир».

Все так и было. Я был свидетелем этого, довелось видеть своими глазами то, о чем рассказывает писатель.

Все было как на фронте: страсть, невиданный порыв к победе в забоях. Истерзанный, приниженный врагом народ вновь обрел силу и крепость для новых великих деяний и творчества. А вот и конкретные адреса свершений.

Шахта № 10 «Чекист». Подъемная машина, ствол были взорваны. Оставался единственный путь, чтобы проникнуть в подземелье и разведать горные выработки, — старый заброшенный шурф. Никто не знал, сохранилась ли в нем лестница.

Маркшейдер Жижченко прилег на землю, заглянул в зияющую пасть шурфа, откуда тянуло плесенью и холодом. Разглядел в шурфе ступеньки, по которым можно спускаться.

— Я пошел, Емельян Григорьевич, — бросил маркшейдер своему спутнику — начальнику движения Шанько. И тот поспешил за товарищем.

Уже в начале пути разведчики промокли. Промерзли до костей. Но отступать не хотели. Возвращаться с одной жалобой на неудобства — позор! А трудности на пути первопроходцев все осложнялись. Вдруг исчезли ступеньки лестницы. Тогда приходилось повисать на руках и ногами нащупывать новую опору.

Преодолев шурф, горняки еще несколько часов «путешествовали» по безмолвному подземелью, карабкаясь по заваленным и подтопленным водой штрекам. Разрушены горные выработки. Засыпаны породой пути уклонов и штреков. Поржавели вагонетки, уцелевшие механизмы. Шахта-любимица была изуродована. Но…

Когда горняки поднялись на поверхность, выглянули из шурфа, к ним потянулись десятки добрых рук, подхватившие их. Начались расспросы. Всех обрадовало: хотя разрушения велики, восстановить жизнь в забоях можно, путь углю на-гора будет открыт!

И уже на следующий день тысячи мужчин и женщин и даже ребятишек пришли к стволу. У каждого в руках заступ или лопата. Многие захватили носилки, прикатили тачки. Работа пошла! Горячая, упорная, вдохновенная.

Ствол был взорван и завален исковерканными вагонетками. Казалось, без помощи мощных подъемных кранов и другой техники здесь делать нечего. Но находчивый слесарь Иван Черкасов решил не ждать подъемных кранов: «Сам справлюсь». По канату спустился вниз. К канату ловко с помощью изготовленных им приспособлений прицепил вагонетку и скомандовал: