Джон Донн - Английская лирика первой половины XVII века

БЕНУ ДЖОНСОНУ

Да, славный Бен, карающей рукойСумел ты заклеймить наш век дурнойИ борзописцев, чьи труды ничтожны.Не им тебя судить. Однако можноУвидеть, что и твой талант с тех пор,Как твой «Алхимик» радовал мой взор,Сойдя с зенита, к ночи держит путь,Желая напоследок отдохнуть.И все же он затмит тот свет златой,Который звезды льют порой ночной.Не мучайся — давно твои орлятаГлядеть на солнце могут! — Коль когда-тоМы скажем, что сверкают перья ихБогаче и волшебнее твоих,Что крылья их сильны и велики,Ведь все они — твои ученики.Но кто же лебедей твоих сумеетСравнить с гусями? Разве кто посмеетНазвать уродцами твои творенья?И хоть ты в равной мере, без сомненья,Всегда любил учеников своих,Мы знаем место каждого из них.Их создала одна рука, но все жеОни не слишком меж собою схожи.Зачем ты глупость в этот век унылыйРазишь пером с такой безмерной силой,Что даже рвешь венок лавровый свой,Хотя и жаждешь похвалы людской?Такая жажда говорит о том,Что засуха стоит в тебе самом.Нет, пусть весь мир злословящий глумитсяНад каждою твоей, поэт, страницей,Пускай кричат, что протечет пескаТак много сквозь часы твои, покаТы пьесу пишешь, что его грядаТвое поглотит имя навсегда,Пускай бранят, что много масла жжешьВ своей лампаде ты и кровь крадешьНевинных авторов, что пролитаВ твои чернила. Это — суета.Не жалуйся, что быстро тает воскСвечи, твоим стихам придавшей лоск.Вины не чувствуй. Коль сразишь счастливоИных поэтов, забирай поживу.Сие — не кража. Можешь без затейСчитать, что ты добыл в бою трофей.Пускай другие грубой лести радыТы верь, что завтра ждет тебя награда.Поделки их умрут навернякаТвои труды переживут века.Ты не из их рядов, и в этом суть,А потому уж тем доволен будь,Что пишешь лучше каждого собрата,Хотя и хуже, чем писал когда-то.

ЭЛЕГИЯ НА СМЕРТЬ НАСТОЯТЕЛЯ СОБОРА СВЯТОГО ПАВЛА ДОКТОРА ДЖОНА ДОННА

Ужель у овдовевшей музы мыЭлегию не выпросим взаймы,Чтоб, Донн великий, гроб украсить твой?Ужели нам не взять хотя б такой,Как та дурная проза, что, бывает,Нестриженный священник выпекаетИз высохшего чахлого цветкаРиторики, живущего, покаЖивет звучанье изреченных слов,Сухая, как песок внутри часов,Которую во время похоронЖелал бы возложить на гроб твой он?Где наши песни? Иль забрал твой разумУ языка слова и чувства разом?Есть в этом правда, и она горька.Да! Церковь сохранит навернякаИ догматы свои и наставленья,И лучшее найдет им примененье.Но пламя редкостной души поэта,В котором было столько жара, света,Что озарило тьму и мир ожглоИ нашу волю подчинить смогло,Сердцам людским даруя очищеньеИ тайных истин смысл и постиженье,Чтоб чувством непостижное понять,Его вовеки не разжечь опять.Тот огнь живой, чьим жаром напоенДельфийский хор, тот огнь, что был рожденДыханьем Прометея, — он сейчасУж не горит, с тобою он угас.Очистив сад стихов от сорняковИ от ленивых зерен и ростковСлепого подражанья, ты взрастилВ нем выдумку свою, чем оплатилДолги банкрота — века своего.Безнравственных поэтов воровство,У коих подражательное рвеньеДавно уж заменило вдохновенье,Так что теперь в сердцах экстаз ПиндараЖивет взамен их собственного жара,Искусные подмены и обман,Словесное кривляние, дурманИ зло, что причиняет и понынеЯзык наш греческому и латыни,Ты искупил и нам рудник открылФантазии богатой, полной сил.В твоих твореньях — дерзость чародея,Затмившего поэзию ОрфеяИ прочих бардов в глубине веков,Что восхищают наших дураков,Считающих поблекший медный стихЦенней твоих творений золотых.Ты их дарил великими строкамиОни ж искали злато в древнем хламе.Ты, Донн, — поэт, поэт на все века.И коль судьба слепая языка,Чья музыка недаром обольщаетПоверхностное чувство, получаетПорою первенство, ты, Донн, имеешь правоОт мира ожидать и большей славы,Ведь твой могучий ум тем и велик,Что покорил упрямый наш язык,Который только сковывал умелоФантазию, не знавшую предела,Излишне смелую для тех из нас,Что любят мягкость и округлость фраз.Все лучшее, что родила земля,Они повыбрали и бросили поляОграбленными. Урожай их страшен.Однако ты сумел с тех голых пашен,Что ныне лишь тебе принадлежат,Собрать плодов поболе во сто крат,Чем дал нам урожай веков былых(И это меньшее из дел твоих).Но нет у либертенов сил идтиПо твоему нелегкому пути.Они нам возвратят богинь с богами,Которых ты прекрасными стихамиСмог выгнать из поэзии взашей,Когда ты справедливо правил ей,И вновь наполнят стихотворный возИсториями из «Метаморфоз»И пустословьем. Так что снова вскореВ поэзию вернутся нам на гореКумиры прежние во всей красе,И вновь им станут поклоняться все.Прости мне, Донн, что этот стих унылыйНарушил тишину твоей могилы,Чей стон глухой скорей сравниться б могС элегией, чем лепет этих строк,Где неумелость в выраженье чувствЯвляет лишь упадок всех искусств,Влиянье коих стало столь ничтожно,Что этот стих замолкнет непреложно.Так колесо, коль руку отведешь,Его толкавшую, продолжит все жВращенье, импульс силы сохраняя,Но постепенно ход свой замедляя.Сию элегию — венок прощальныйБросаю я в костер твой погребальный.Пускай трещит костер, пускай искрится,Пока в золу венок не обратится.Оплакивая страшную потерю,Твоих достоинств всех я не измерю.Их слишком много, чтоб войти в мой стих,Не перечислю даже части их.Но и другим не описать всегоВеликого искусства твоего.А мне довольно стих надгробный твойЗакончить эпитафией такой:«Здесь спит король, вводивший непреклонноВ монархии ума свои законы.Здесь два жреца лежат, каких немного:Жрец Аполлона и священник Бога».

Ричард Лавлейс

ЛУКАСТЕ, УХОДЯ НА ВОИНУ

Меня неверным не зовиЗа то, что тихий садТвоей доверчивой любвиСменял на гром и ад.Да, я отныне увлеченВрагом, бегущим прочь!Коня ласкаю и с мечомЯ коротаю ночь…Я изменил? Что ж — так и есть!Но изменил любя:Ведь если бы я предал честь,Я предал бы тебя.

К АМАРАНТЕ, ЧТОБЫ ОНА РАСПУСТИЛА ВОЛОСЫ

Амаранта, бога ради,Полно мучить эти пряди!Пусть они, как жадный взгляд,По плечам твоим скользят.Пусть в пахучей этой чащеВетерок замрет летящий,Пусть играет, озорной,Их сияющей волной.В путанице превосходнойВьется нитью путеводнойКаждый локон золотой,Своевольный и густой.Но зачем ты в шелк узорныйПрячешь свет их животворный,Как в предутреннюю тень?Прочь ее! Да будет день!Вот он, солнца блеск огнистый!В нашей рощице тенистойМы приляжем — и вдвоемВздохи пылкие сольем.Белизною млечной, снежнойМы затушим пламень нежный;Ты глаза смежишь на мигЯ слезинки выпью с них…Так слезами счастье тщитсяОт Кручины откупиться,Или радость так горька,Оттого что коротка.

КУЗНЕЧИК

Моему благородному другу Чарльзу Коттону

О ты, что кверху весело взмываешь,Пригнув колосья за усы,О ты, что всякий вечер пьян бываешьСлезой небесной — капелькой росы.Владелец крыльев и упругих лапокИ радостей воздушных и земных,В пустой скорлупке ты ложишься набокДля снов чудесных и хмельных.А поутру не ты ли первый вскочишь,Встречая золотой восход?Ты веселишь сердца, поешь, стрекочешь,Все дни, все лето напролет…Но бродит в поле серп и жатву правит!Церере с Вакхом на покой пора;Цветы в лугах морозы обезглавят,Развеют лютые ветра.И ты застынешь льдинкою зеленой,Но, вспомнив голос твой среди полей,Мы в зимний холод, в дождь неугомонныйБокалы вспеним веселей!Мой несравненный Чарльз! У нас с тобоюВ груди пылает дружбы летний зной,И спорит он с холодною Судьбою,Как печь со стужей ледяной.Пусть в очаге у нас двойное пламяНе гаснет, как огонь священный встарь,Чтоб сам Борей полночными крыламиНе затушил наш маленький алтарь!Декабрь измокший, горестно стеная,Придет оплакивать свой трон,Но в чашу побежит струя хмельнаяИ вмиг развеселится он!Ночь спустится — свечам велим гореть мыВ окне и рассекать густую тень,Чтоб черный плащ слетел со старой ведьмыИ воцарился вечный день!Каких еще сокровищ нам, дружище?Казны, хвалы? Покой всего милей!Кто не в ладу с самим собой — тот нищий,А мы стократ богаче королей.

ПЕРЧАТКА ЭЛИНДЫ