Шутки кончились. Книга стихов - Сидерос Дана

Ты — боевичок, детектив, попсня.

Книги будут съедены, фильм отснят.

Что ты лезешь всюду, как тот сорняк?

Что тебе ответить? «Прости»? Прости.

Я сержусь на тебя, я беру перо,

Я тебе подкладываю перрон,

Вереницу свадеб и похорон

В зимнем далёком городе.

Ты, конечно, едешь — как быть, родня.

В коридоре пьют, а в купе бубнят.

Нынче вместо праздничного огня —

Тусклый, холодный, голый день.

Не сюжет — набросок, одна из проб,

Повод сдобрить текст, запасти острот.

Что стучишь зубами, родной? Продрог?

Так ведь январь, не май, поди.

Позвони... кому там в хандре звонят?

Погуляй, до поезда есть полдня.

Только ты — уставился на меня.

Сохнет в горле. Стынет в груди.

Ты сердит на меня, ты берёшь перо...

II. «У него в гараже склад оружия и амбар бит...»

У него в гараже склад оружия и амбар бит, но на случай проверки на счетах и в кармане пусто. У него жена — престарелая злобная барби с изводящей его неизменной повадкой пупса. И когда осенним ясным утром он застрелит её, достав, наконец, из-под плитки паркетной ствол, скажут, что правительство зомбирует население посредством телевидения и радиоволн.

Охнут: «Был же обычный служащий банка, каких масса», вздрогнут: «Он улыбался, когда его уводили в машину». На допросе он рявкнет, что просил на завтрак кусок мяса, а не лекцию о пагубном действии холестерина. Прибегут даже эти — в штатском. Почти с мольбой станут спрашивать, не было ли у него странных симптомов. Он поведает им, что жена была жутко дурна собой и совершенно, ну совсем не умела готовить.

Я могу подтвердить — не умела. Ведь я описывал и её: шесть страниц парфюма и трёпа — такая скука. Типажи картонны, но живы — читатель обычно на них клюёт. Да и много ли нужно для бульварного покетбука? Всё бы ладно, тираж, гонорар, запой, пустой кинозал... есть одна загвоздка. Вернее, их даже две. Он не стал дожидаться полиции, как я про него писал.

А поехал ко мне.

И теперь барабанит в дверь.

Сижу, дурак дураком, уставившись в монитор, безрезультатно пытаюсь унять мандраж, успокаиваю себя тем, что я — целый автор, а тот — на лестничной клетке — всего персонаж. Всего Персонаж за дверью палит в потолок, мир тонет в мареве, в липком поту, в бреду. Понять бы только: развязка или пролог...

Встаю. Выдыхаю. Иду отпирать. Иду.

декабрь 2007

ПРОФЕССИОНАЛ

Он сдаёт свой сценарий в срок и идёт домой напиваться.

Фильм заявлен к апрелю, а пока можно съездить в Ниццу,

Взять жену и детей, искупаться, преобразиться.

Текст хорош, он уже предвкушает премии, интервью, овации,

Сиквел, приторно улыбающиеся лица.

А пока — надраться,

Просто взять и надраться.

В полночь в спальню начнут стекаться

Им придуманные уродцы.

Он твердит: «Это всё мне снится».

Он четвёртый год глотает пилюли и порошки.

Врач ему говорит: «Поезжай в деревню пить кефир, полоть сорняки».

Врач ему говорит: «Всё пройдёт, просто ты устал и раскис».

Врач не видит, как лезут в щели ковыляющие полки:

Говорящие куклы, букашки, сросшиеся зверьки,

Мертвецы, бытовая техника, склянки и пузырьки,

Сумасшедшие бабки, бритвенные станки...

Он глядит, размышляет: «С меня хватит!»

Шепчет: «Радуйся, гад, ты за них в ответе.

Ведь тебе как раз за такое платят.

За саднящую эту твою подкожность,

За гнетущую холодность и кромешность,

За твою интрижность и персонажность,

Многослойность, многоэтажность,

За твою чертовскую сложность —

Платят

За вот эту потную влажность».

Ночью

Каждый час его подбрасывает с кровати.

Он бормочет как мантру: «Этот вой за окном — ветер».

И идёт в соседнюю комнату

Проверить,

Дышат ли дети.

Курит в кухне «честер» жены,

Пьёт из носика мутный чай.

Возвращается.

Засыпает.

Ещё на час.

март 2008

НОЧНЫЕ СТРАШИЛКИ. ЯН

Елене Ремизовой

Ян снимает тесный пиджак — жара. Ян завязывает шнурок и идёт, торжественный, как жираф: властелин окрестных дворов, ободряющий встречных: «Выше нос!», прядь откидывающий со лба, похититель коктейльных вишенок, дрессировщик бездомных собак, ужас кошек, любимец тётушек, продающих холодный квас, обладатель рекордно больших ушей и немыслимо синих глаз.

Ян шагает мимо цветущих лип, белых статуй, клумб и колонн к старой иве с косами до земли и бугристым больным стволом. Под корнями ивы закопан клад в старой банке из-под конфет: череп крысы, бусина из стекла, костяной пожелтевший ферзь, ключ с резной бородкой, перо совы или, может быть, пустельги, деревянный рыцарь без головы и десяток помятых гильз. Ферзь — большая ценность, сосед вчера за него предлагал свечу. Бусину с восторгом возьмёт сестра, может, станет добрей чуть-чуть. За перо и череп дают пинцет и пластмассовый автомат. Но сегодня у Яна другая цель — только ключ он кладёт в карман.