Иоганн Гете - Собрание сочинений в десяти томах. Том пятый. Драмы в стихах. Эпические поэмы
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ
Так вот Рейнеке снова попал в королевскую милость.Сам же король шагнул, поднялся на высокое местоИ со скалы обратился с приказом к собравшимся тварямСмолкнуть и на траве, соответственно роду и званью,Расположиться. Рейнеке рядом стоял с королевой.Речь свою начал король, между прочим, весьма осторожно:
«Смолкните все и внимательно слушайте, птицы и звери,Слушайте все — и бедняк, и богач, и великий, и малый,Вы, все бароны мои, все придворные, все домочадцы!Рейнеке тут под моею опекой стоит. Мы недавноВешать его собирались, однако он тайны такиеЗдесь нам открыл, что ему я поверил и, по размышленью,Милость вернул ему. Также супруга моя, королева,Очень просила о нем. Я снова к нему расположен,Полностью с ним примирился и жизнь даровал ему сноваИ достоянье. Мой мир ему будет отныне защитой.Вам же я всем объявляю, — и смертью ответит ослушник:Рейнеке чтить вы должны, и жену и детей его также,Где б они впредь вам ни встретились днем или ночью.Жалоб на Рейнеке даже и слушать я больше не стану.Все, что дурного он сделал, то миновало. В дальнейшемОн, несомненно, исправится. Видите, завтра же утром,Посох с котомкою взяв, он паломником в Рим отбывает,А уж оттуда — и за море. Он не вернется, покаместВсем совершенным грехам отпущения там не получит…»
Злобно кот Гинце при этом заметил медведю и волку:«Ну, пропадай все труды и все хлопоты! Если бы толькоБыть мне подальше отсюда! Коль Рейнеке в милости снова,Пустит он в ход что угодно, а всех нас троих уничтожит.Я уже глаз потерял, — теперь за другой опасаюсь!»
«Дорог, я вижу, хороший совет!» — отозвался тут Браун.Изегрим-волк проворчал: «Непонятная вещь! Не пойти лиНам к самому королю?» С Брауном вместе угрюмоПред венценосной четою представ, они долго и рьяноПротив Рейнеке все говорили. Король рассердился:«Где у вас уши? Ведь я же сказал, что вернул ему милость!»Гневно он это сказал и немедля велел их обоихВзять, связать, запереть. Он ведь отлично запомнилВсе, что услышал от Рейнеке-лиса об их заговоре.
Так за какой-нибудь час решительно все изменилось:Рейнеке-лис был спасен, а его обличители былиПосрамлены. Он все дело и так повернуть ухитрился,Чтобы содрали с медведя кусок его шкуры размеромФут в длину и фут в ширину — для пошивки котомки.Кажется, это и все, что паломнику нужно в дорогу.Только б еще сапожками снабдила его королева:«О госпожа моя! Если отныне я ваш богомолец,То поспособствуйте мне богомолье свершить поуспешней.Изегрим носит две пары отличных сапог. СправедливымБыло бы, чтобы хоть пару он мне уступил на дорогу.Вам, госпожа моя, стоило б лишь намекнуть государю.Фрау Гирмунде достаточно тоже одной только пары,—Ведь, как хозяйка, почти безотлучно сидит она дома».
Просьбу такую сочла королева вполне справедливой.«Да, — благосклонно сказала она, — им хватит по паре».Рейнеке шаркнул ногой и признательно ей поклонился.«Лишь получу я две пары сапог, так уже мешкать не стану.Все же добро, что свершить я, как пилигрим, там сподоблюсь,Богом зачтется и вам, и моему государю.На богомолье за всех надлежит нам усердно молиться,Кто нам оказывал помощь. Господь да воздаст вам за милость!»
Так и лишился фон Изегрим пары передних сапожек,Снятых под самые когти. Не пощадили, конечно,Также и фрау Гирмунду, — без задних сапожек осталась.Так они оба, кожи с когтями на лапах лишившись,Жалкие, с Брауном вместе лежали, мечтая о смерти.Наглый ханжа между тем, получив сапоги и котомку,К ним подошел и особенно стал над волчихой глумиться.«Милая, добрая, — он ей сказал, — полюбуйтесь, как впоруВаши сапожки пришлись! Надеюсь, они мне послужат.Много хлопот вы затратили, чтобы меня уничтожить,Но постарался я также, и, видимо, небезуспешно.Вы ликовали недавно — очередь снова за мною.Так уж ведется на свете, приходится с этим мириться.Я же в пути, что ни день, вспоминать с благодарностью будуРодичей милых: ведь вы поднесли мне сапожки любезно.Не пожалеете: всем, что теперь получу в отпущеньеВ Риме и за морем, с вами потом поделюсь я охотно…»
Фрау Гирмунда лежала в ужасных мученьях, не в силахСлова промолвить, но вся напряглась и сказала со вздохом:«Нам за грехи в наказанье бог вам посылает удачу».Изегрим с Брауном молча, стиснувши зубы, лежали,Оба достаточно жалки, изранены, связаны, обаВсеми врагами осмеяны. Гинце лишь там не хватало:Задал бы также коту Рейнеке баню на славу!
Утром притворщик уже занимался усердно делами:Смазал сапожки, которых два родича близких лишились,И, ко двору поспешив королю представляться, сказал он:«Верный слуга ваш готов вступить на святую дорогу,Но накажите священнику вашему, сделайте милость,Благословить меня в путь, чтоб я, уходя, был уверенВ том, что мое пилигримство господу благоугодно…»Бэллин-баран королевским тогда состоял капелланом,—Ведал он всеми делами духовными, числясь к тому жеИ королевским писцом. Король приказал его вызвать.«Ну-ка, — сказал он, — над Рейнеке быстренько здесь прочитайтеВаши священные тексты и в путь его благословите.Он отправляется в Рим и в заморье — ко гробу господню.На богомольца котомку наденьте и посох вручите».Бэллин ему возразил: «Государь, вы, мне кажется, тожеСлышали, что отлученье с него не снималось покуда.Я же за это могу пострадать, даже очень серьезно:Если дойдет до епископа, он ведь наложит взысканье.Лично я к Рейнеке, собственно, ведь ничего не имею.Если бы дело уладить, чтоб не было мне нагоняяОт господина епископа Прорвуса, чтоб и от пробстаБлудобеспутуса не нагорело мне и от деканаХрапипиянуса мне не попало, — я б вам не перечил…»
«Бросьте, — ответил король, — вы все эти песни на «если»!Наговорили с три короба слов, а без всякого толка.Если над ним «ни пера и ни пуха» вы не огласите,—Черта поставлю молиться! Что мне за цаца епископ?Рейнеке в Рим богомольцем уходит, а вы тут помеха!»За ухом Бэллин в испуге почесывал. Сильно боялсяОн королевского гнева — и сразу же начал по книгеНад пилигримом читать. Но тот и не очень-то слушал:«Если помочь это может, — поможет и так, надо думать».
Благословенье прочли — и котомку и посох вручилиРейнеке-лису. Все было готово, но лгал богомолец.Слезы притворные ливнем лились по щекам у пройдохи,Залили бороду, будто жестоко он каялся в чем-то.Он и действительно каялся в том, что не всех поголовноНедругов сделал несчастными, что лишь троих опозорил.Все же он, кланяясь низко, просил, чтобы каждый сердечно,Кто как умеет, о нем помолился, и стал торопиться:Рыльце-то было в пушку, — он имел основанья бояться.«Рейнеке, — молвил король ему, — что за чрезмерная спешка?»«Делая доброе дело, не следует медлить, — ответилРейнеке. — Я вас прошу отпустить меня, мой благодетель.Час мой урочный настал, — отправиться мне разрешите».«Что ж, — согласился король, — отправляйтесь!» И тут же велел онВсем господам, при дворе состоящим, за лжепилигримомТронуться в путь — проводить его. В это же время в темницеМучились Изегрим с Брауном, плача от боли и горя…
Так вот полностью вновь заслужил королевскую милостьРейнеке-лис. Уходил со двора он с великим почетом,Шел с посошком и с котомкой — ну, прямо ко гробу господню,Где оказался б он так же на месте, как в Ахене клюква.Он совершенно другое таил на уме, но отличноВсе же ему удалось разыграть короля и предлинныйНос ему прицепить. Поневоле за Рейнеке следомМолча его обличители шли — провожали с почетом.Он же коварства отнюдь не оставил, сказав на прощанье:«Меры примите, о мой государь, чтоб изменникам подлымНе удалось убежать. В оковах, в тюрьме их держите:Стоит им выйти на волю, к делам своим грязным вернутся,—Жизни вашей опасность грозит, государь, не забудьте!»
Так и ушел он оттуда с постной, смиренною миной,Этакий скромный простак, — ну, словно другим он и не был.Тут лишь поднялся король и в покои свои возвратился.Звери, согласно приказу его, проводили сначалаРейнеке-лиса немного, потом и они возвратились.Плут же настолько сумел прикинуться кротким и скорбным,Что возбудил состраданье в иных сердобольных особах.Заяц всех больше о нем сокрушался. «Неужто нам сразу,Милый мой Лямпе, — воскликнул мошенник, — так сразу расстаться?Если бы вам и барану Бэллину было угодноНесколько дальше со мною пройтись, то, конечно,Ваша компания мне оказала б огромную милость.Очень вы милые спутники, оба — честнейшие лица,Все о вас говорят лишь хорошее — мне это лестно.Оба духовного званья вы, благочестивцы, — живетеТочно как я, когда схимником был: утоляете голодЗеленью только, питаетесь листьями, травкой, — не нужноВам ни хлеба, ни мяса, ни прочих там деликатесов».Так этих двух простачков обольстил он своей похвалою.Оба к жилищу его подошли — и предстал перед нимиЗамок его, Малепартус, и лис обратился к барану:«Можете, Бэллин, и здесь оставаться и сколько угодноЛакомьтесь травкой и зеленью. В наших горах — изобильеВсякой растительной пищи, очень полезной и вкусной.Лямпе возьму я с собой, — накажите ему, чтоб утешилОн жену мою: очень горюет и так, а услышит,Что отправляюсь я в Рим богомольцем, отчаяться может».Рейнеке сладких речей не жалел, — обманул их обоих.Лямпе он в замок провел, где застал Эрмелину лежащейПодле детей, удрученной печалью и тяжкой тревогой,Ибо не верилось ей, чтобы Рейнеке мог возвратитьсяСнова домой. Но, с посохом видя его и с котомкой,Очень она удивилась: «Рейнгарт, мой милый, скажите,Что с вами, бедненький, было? Много ль пришлось настрадаться?»Он ей ответил: «Я осужден был, задержан и связан,Но государь проявил милосердье, — вернул мне свободу.На богомолье теперь ухожу. Как заложники взятыИзегрим с Брауном в цепи. Для искупленья обидыОтдал мне зайца король, — мол, делай ты с ним, что угодно.Так под конец государь мне сказал совершенно резонно:«Оклеветал тебя Лямпе — и, стало быть, кары суровойОн заслужил и как следует пусть мне заплатит».В ужасе выслушал Лямпе страшную выдумку лиса,Сразу опешил, пытался спастись — и ударился в бегство.Рейнеке выход отрезал ему — и за горло, разбойник,Зайца, беднягу, схватил, который с пронзительным визгомБэллина звал: «Погибаю! На помощь! Скорее! ПаломникРежет меня!» Но кричал он недолго: Рейнеке живоГорло ему перегрыз. Тем кончилось гостеприимство.«Ну-ка, — сказал он, — съедим его, зайчик упитанный, вкусный.Право, впервые на что-нибудь годным и он оказался.Жалкий, никчемный трусишка! Что я предсказывал дурню,—То и случилось. Ну, ябедник, жалуйся сколько угодно!»Рейнеке вместе с женой и детьми не зевали, — содралиШкурку с убитого зайца и съели его с наслажденьем.Очень лисе он по вкусу пришелся. Она все твердила:«Ах, королю с королевой спасибо! Имеем сегодняЧудный обед мы, по милости их, дай господь им здоровья!»«Кушайте, — Рейнеке им говорит, — на этот раз хватит,—Все наедимся. В дальнейшем, надеюсь, и больше добуду:Каждый из них неизбежно сполна мне заплатит по счету,Каждый, кто Рейнеке пакостил или напакостить думал».
Тут Эрмелина сказала: «Спросить я, однако, осмелюсь,Как это вы на свободе остались?» А лис отвечает:«Суток мне было бы мало, чтоб рассказать вам, как ловкоМне удалось провести короля и надуть королеву.Впрочем, я лгать вам не буду, — дружба моя с государемСлишком тонка, а что тонко — то очень скоро и рвется.Стоит узнать ему правду — гнев его будет ужасен,И попадись я тогда ему вновь — никакие богатстваМне не помогут уже. Меня он не выпустит больше.Тут уж пощады не будет, — за это могу поручиться:Петля мне обеспечена, — нужно скорее спасаться.
В Швабию надо бежать нам! Там нас не знают. Мы быстроК местным условиям приноровимся. О, боже мой, сколькоСнеди там лакомой будет, всяких роскошеств — по горло:Куры, гуси, индюшки, зайцы, кролики, сахар,Финики, фиги, изюм, всевозможные птицы и пташки.Хлеб выпекается в этой стране лишь на масле и яйцах.Воды чисты и прозрачны, воздух — приятен и ясен.Рыбы там — хоть завались: галлина, и пуллус, и галлус,Есть еще анас какая-то, — разве их всех перечислишь?Это вот рыбы как раз для меня! Не придется за нимиСлишком глубоко нырять. Я, отшельником будучи, тожеИми питался нередко. Ну, женушка, если хотитеЖить наконец беззаботно, со мною туда собирайтесь.
Надо понять вам одно: король и на этот раз такжеДал мне уйти потому, что налгал я с три короба сказок;Клад короля Эммериха несметный ему уступил я.Местность я им описал — Крекельборн. Придут в это местоКлад извлекать — ничего не найдут они там, к сожаленью,—Даром лишь землю разроют. Когда же король убедится,Как одурачен он был, то взбесится, верно, от гнева.Что я насочинял, чтобы как-нибудь мне отвертеться,Сами представьте себе: ведь петля была уж на горле!В жизни я в большей беде не бывал и так страшно не трусил.Нет, не хотел бы я снова в такую попасть переделку!Прямо скажу: пусть будет, что будет, никто меня большеНе убедит при дворе появиться и королевскойВласти предаться. Нужна была тут величайшая сметка,Чтобы из пасти монаршей все-таки вырвать свой палец…»
Фрау Эрмелина сказала печально: «Ах, что ж это будет?Где ни очутимся — быть нам несчастными, быть чужаками.Здесь мы живем, как нам хочется, здесь вы хозяинВашим оброчным. Пускаться на риск, искать приключений —Необходимо ли? Право же, за неизвестным гоняться,Бросив известное, и неразумно ведь, и непохвально.Здесь мы живем в безопасности полной. Наш замок — твердыня!Если бы двинул все силы король против нас, обложил нас,Занял бы даже дорогу войсками, — мало ли скрытыхВыходов мы тут имеем и тайных тропинок? ОтличноСможем спастись! Да что говорить? Вы же знаете лучше.Чтоб захватил нас король в свои лапы военною силой,Много для этого нужно, и я не об этом тревожусь.Но признаюсь, что обет ваш отправиться за море — вот чтоОчень меня огорчает. Я вне себя. Что же будет?»
«Милая женушка, вы не грустите — не стоит! — ответилРейнеке. — Слушайте и согласитесь: страшно — не клясться,Страшно — попасться. Мудрец-исповедник сказал мне однажды:«Клятва по принужденью недорого стоит». Мне личноТрижды начхать! Я имею в виду свой обет. Вам понятно?Как вы сказали — так сделаю. Кончено! Дома останусь.В Риме-то мне, разумеется, нечего делать, и если бДесять обетов я дал, Иерусалим этот самыйВек бы не видеть! А с вами мне тут, безусловно, спокойней.Лучшего, право, нигде не найду я, чем то, что имею.Перцу король мне задаст, несомненно, но будем готовы.Хоть для меня он и слишком могуч, но, быть может, удастсяСнова его провести и дурацкий колпак нахлобучитьНа венценосную голову. Только дожить бы, — узнаетОн у меня, где раки зимуют. За это ручаюсь!..»
Бэллин меж тем за воротами нетерпеливо заблеял:«Лямпе, скоро ль вы там? Выходите! Отправиться время!»Рейнеке это услышал и выскочил: «Милый мой Бэллин,Лямпе просит у вас извинения, — с тетушкой счастливОн побеседовать, вы же, сказал он, не будьте в обиде.Так что ступайте себе, не спеша, — не скоро отпуститТетушка Эрмелин Лямпе. Не омрачайте их радость…»
Бэллин в ответ говорит ему: «Слышал я крики. В чем дело?Лямпе, я слышал, кричал: «Бэллин, на помощь, на помощь!»Вы ему что-нибудь сделали?» Рейнеке хитрый ответил:«Слушайте, милый! Как только с женой о своем пилигримствеРечь я завел, так бедняжка в отчаянье полное впала.Смертный объял ее страх — и она потеряла сознанье.Лямпе, увидевший это, перепугался и крикнулВ ужасе: «Бэллин! Спасите! Бэллин, Бэллин, скорее!Тетушке нехорошо, боюсь, что она не очнется!»«Помнится, — Бэллин сказал, — что кричал он особенно страшно».«Что вы! Он ни волоска не лишился, — поклялся обманщик.—Пусть вместо Лямпе меня постигнет любое несчастье!Знаете ли, — продолжал он, — вчера государь поручил мнеИз дому несколько писем ему написать непременно,В них изложив свои мысли по ряду важнейших вопросов.Вы б не доставили их, дорогой мой? Они ведь готовы.Много в них есть интересных вопросов и дельных советов.Не беспокойтесь о Лямпе, — я слышал, как радостно, с теткойОба они предавались воспоминаньям о прошлом.Как заболтались! И не остановишь! Едят, попивают,Счастливы видеть друг друга. Тем временем письма строчил я».
«Милый мой Рейнгарт, — сказал ему Бэллин, — придется вам письмаТщательно упаковать. Как спрятать их? Сумки-то нету?Если сломаю печати, то по голове не погладят».«Это, — заметил Рейнеке, — можно устроить. Котомка,Сшитая мне из шкуры медведя, как раз пригодится:Очень плотна и прочна, — в нее уложу я пакеты.Знаю, за это король наградит вас особенно щедро,Примет с большим уваженьем и трижды за то обласкает».Бэллин-баран и поверил всему, а мошенник немедляВ дом побежал, и котомку схватил, и впихнул торопливоГолову зайца в нее, соображая при этом,Как завязать ему сумку, чтобы не вскрыл ее Бэллин.
Из дому выйдя, сказал он барану: «Повесьте-ка сумку,Милый племянник, на шею себе и не вздумайте толькоВ письма заглядывать: будет опасно сие любопытство.Я запечатал их очень старательно, — так и доставьте.Сумку вскрывать не пытайтесь! Ее завязал я особым,Сложным узлом, как обычно, когда я пишу государюЧто-нибудь важное. Если король убедится, что так жеСтянуты будут ремни, — вы заслужите милость, наградуМожете вы получить от него как гонец безупречный.Да, если б вы, лицезрев короля, предположим, хотелиВыиграть больше во мненье его, намекните, что самиПодали вы мне совет написать эти письма, и дажеАвтору их помогали. И честь вам и выгода будет…»Бэллин от радости, словно безумный, запрыгал на месте,Так подскочил он и сяк и в бараньем восторге заблеял:«Дядюшка Рейнеке-сударь, я в вашей любви убедился,—Хочется вам меня выдвинуть: между придворною знатьюБуду теперь я прославлен тем, что столь мудрые мыслиЯ в столь изысканных, тонких словах излагаю. Конечно,Так я писать не умею, но пусть они этому верят.Я глубоко вам признателен! Как оно вышло удачно,Что проводил вас до самого дома я. Все же скажите,Лямпе не мог бы сейчас же отправиться вместе со мною?»
«Это, — хитрец отвечает, — поймите, пока невозможно.Вы потихоньку ступайте, а он вас нагонит, как толькоЯ кое-что поручу ему лично конфиденциально».«Ну, и бог с вами, — сказал ему Бэллин, — а я отправляюсь».Тут он пошел, зашагал — при дворе появился он в полдень.
Только увидел барана король и котомку заметил,Сразу спросил он: «Откуда вы, Бэллин? А где же осталсяРейнеке? Вы его сумку носите, — что это значит?»Бэллин ответил: «О ваше величество, он поручил мнеДва письма вам доставить. Мы сообща сочинялиОба послания. Тонкое в них вы найдете решеньеВажных задач. Между прочим, идеи подсказаны мною.Письма — в котомке. Рейнеке лично завязывал узел».
Распорядился король, чтоб явился бобер неотложно:Был он нотариусом и писцом королевским, и звалсяБокертом он. По должности всякие важные письмаВслух королю он читал, как знаток языков иноземных.Вызван был также кот Гинце, — дабы он присутствовал тоже.Бокерт с Гинце, подручным своим, развязал, повозившись,Путаный узел и, вытянув мертвую голову зайца,Ошеломленный, воскликнул: «Ну, знаете, вот так посланья!Прелюбопытно! Кто их писал? Кто прочтет их, скажите?Это — головушка Лямпе! Кто же его не узнает?»
И ужаснулись король с королевой. Поник головоюНобель-король и сказал: «О Рейнеке! Где ты, мерзавец!»Оба, король и супруга его, огорчились безмерно.«Он меня вновь обманул! — воскликнул король. — О, когда быЛжи его наглой и подлой не придал я веры сначала!»Чуть он с ума не сошел, а с ним и все прочие звери.
Но леопард, королевский кузен, к нему обратился:«Право, я в толк не возьму, что это вы с королевойТак сокрушаетесь. Бросьте вы даже и думать об этом.Мужества больше! Себя унижаете вы перед всеми.Не государь ли вы? Все вам обязаны повиноваться».
«Вот потому-то, — король отвечает, — и не удивляйтесь,Что потрясен я душевно. Увы, я был опрометчив!Этот предатель склонил меня мерзким коварством и лестью —Наших друзей покарать. Лежат, обесчещены, в муках,Изегрим с Брауном… Как же могу я не каяться горько?Чести не делает мне, что лучших придворных бароновТак я обидел, а сам лжецу такое доверьеМог оказать и настолько быть безрассудным в поступках.Слишком поспешно жену я послушал. Поддавшись обману,Очень она за него заступалась. Но, будь я потверже…Впрочем, что каяться задним числом? Ничего не поможет».
Но леопард возразил: «Государь, послушайтесь друга:Хватит печалиться! Нет той беды, чтоб ее не исправить.Дайте медведю и волку с женой в искупленье барана:Он ведь открыто и дерзко признал, что совет об убийствеЛямпе несчастного он подавал. Так пускай он ответит!Ну, а затем против Рейнеке двинемся общею силой,Схватим его, если только удастся, и сразу повесим.Дать ему слово — опять отболтается, — вздернут не будет.Ну, а всех тех, пострадавших, мы быстро утешим, поверьте».
Благожелательно выслушал это король и промолвил:«Я ваш совет одобряю. Ступайте скорей и доставьтеЭтих баронов ко мне. Пусть рядом со мною в советеС прежним почетом они заседают. Созвать прикажитеВсех поголовно зверей, ко двору имеющих доступ.Всем им да ведомо будет, как Рейнеке лгал нам бесчестно,Как улизнул и совместно с Бэллином Лямпе зарезал.Почести пусть воздают при встречах с медведем и волком.А в искупленье обоим баронам, как вы говорили,Выдам я Бэллина вместе со всею роднею навеки».
Мешкать не стал Лунардус — отправился к узникам бедным,К Изегриму и Брауну. Освободив их, сказал он:«Весть утешения слушайте! Я вам принес нерушимыйМир королевский и полную волю. Поймите, бароны:Если король вас обидел, о чем он теперь сожалеет,То, сообщая об этом, изволит мириться он с вами.А в искупленье обиды — вам Бэллин со всем его родом,Да, со всею родней отдается на вечные веки.Не церемоньтесь — хватайте их, где б они вам ни попались:В поле, в лесу — все равно. Всюду и все они ваши!Кроме того, государь вам еще разрешить соизволилРейнеке-лису, предателю вашему, мстить как угодно.Лично его, и жену, и детей, и всех родичей лисьихМожете всюду травить и терзать, — вам никто не помеха.От королевского имени я вам сие объявляю,—Это закон для него и для всех восприемников трона.Вы же забыть постарайтесь прискорбную эту ошибкуИ государю на верность по совести вновь присягните.Впредь не обидит он вас, и совет мой — принять предложенье…»
Так восстановлен был мир. Баран за него головоюВынужден был заплатить, а потомки его и понынеТерпят разбой беспощадный всесильного племени волка.Так вековая вражда началась. До сих пор без зазренья,Бешено волки терзают овец и ягнят и несчетноГубят их, это считая своим неотъемлемым правом.Ярости их не унять, — о мире не может быть речи.Ну, а Браун да Изегрим? В честь пострадавших бароновЗадан был пир королем двенадцатидневный. Тем самымВсем доказать он хотел, как серьезно его примиренье.
ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ
