Хулия Наварро - Стреляй, я уже мертв
Изекииль шел медленно, чтобы Мариан двигалась с ним в ногу и слушала.
— Давайте вернемся в 1920-е годы, — начал он.
— Хорошо.
***
Самуэль и Натаниэль проводили нескончаемые часы у себя в лаборатории, составляя новые лекарства и проводя испытания. Тем не менее, от работы в поле их тоже никто не освобождал. Кася теперь твердой рукой правила Садом Надежды, не уставая всем напоминать, что у каждого есть свои обязанности перед общиной, которые заключаются в обработке земли и помощи по дому, а кроме того, никто не имеет права тратить ни единого гроша, не посоветовавшись с остальными членами общины.
Натаниэль, который привык к воцарившейся в Саду Надежды тишине, заметно оживился благодаря возможности обменяться мыслями и воспоминаниями с Руфью и Касей, этими двумя женщинами, потерявшими мужей.
Марина и Игорь, казалось, жили вполне счастливо, хотя и Самуэлю, и остальным членом общины они напоминали скорее двух друзей, нежели влюбленных. После стольких трагедий в общине наконец-то воцарился покой, особенно после того, как из Египта вернулся Луи. Он вернулся неожиданно, и все были рады его возвращению.
Луи в двух словах рассказал о времени, проведенном в Каире. Никто из его друзей не настаивал на том, чтобы он рассказал подробнее. Они привыкли к тому, что некоторыми сторонами своей жизни он не делился ни с кем, даже с ними.
— Мне достаточно, чтобы все осталось, как прежде, — признался Самуэль Натаниэлю.
Старый аптекарь всегда внимательно его выслушивал.
— Ты должен подыскать себе жену, — посоветовал он.
— Жену? Боюсь, я уже не в том возрасте, чтобы жениться. Да и кто захочет переехать сюда? Сад Надежды — это даже не дом, а кибуц.
— Не забывай, что некоторые наши женщины — коммунистки, другие — социалистки, а те, кто не принадлежат ни к тем, ни к другим, никогда не переставали работать и жертвовать собой. Сад Надежды — хорошее место для жизни, — ответил Натаниэль, искоса глядя на Даниэля, сына Мириам.
Натаниэль был достаточно стар и не мог не заметить, что Самуэль и Мириам искали предлог, чтобы быть вместе, но, боясь отказа, никто не решался сделать первый шаг. Кроме того, у Мириам был сын, и она ни за что на свете не хотела, чтобы Даниэль упрекнул ее в том, что она не носит траур по его отцу. Хотя Натаниэль думал, что мальчику нужен отец, и, если бы ему пришлось выбирать, единственный, кого бы он выбрал, был Самуэль, он никогда не решался заговорить об этом.
— Боюсь, что я уже слишком стар для женитьбы.
— Неужели ты не хочешь иметь детей?
— Даже и не знаю, — задумался он. — Жизнь никогда не давала мне возможности подумать об этом, хотя... Пожалуй, да, я хотел бы иметь детей.
— У тебя еще есть время.
— Ладно, ладно... Давай поговорим о серьезных вещах. Я беспокоюсь. Сегодня вечером я поговорю с Мухаммедом. Нам следует избегать стычек между арабами и евреями. Мы никогда не были врагами, с чего нам становиться ими сейчас? — Самуэль скорее спрашивал сам себя, чем Натаниэля.
— Ну, некоторые арабы так и не приняли декларацию Бальфура, они видят в ней угрозу своим интересам, — ответил фармацевт.
— Но, по всей видимости, принц Фейсал и доктор Вейцман наконец-то договорились, — не сдавался Самуэль. — Фейсала мало волнует, будет ли у евреев собственная земля. А уж теперь, когда его провозгласили королем Сирии...
— Проблема не в Фейсале, а в британцах и французах. Сомневаюсь, что премьер-министр Франции Жорж Клеменсо позволит Фейсалу править: он хочет, чтобы Сирия и Ливан принадлежали Франции. Но даже если британцы ему это позволят, то в состав его королевства войдет и Палестина, — Натаниэль нисколько не сомневался относительно намерений двух держав-победительниц в Первой мировой войне.
— Но они должны уважать договор с шарифом Хусейном и его сыновьями, Фейсалом и Абдаллой, — возразил Самуэль.
— Должны-то должны, но ты же не настолько наивен, чтобы предполагать, что они это сделают. Ни Великобританию, ни Францию не устроит большое арабское государство. Ты веришь в то, что они боролись против Османской империи, чтобы дать дорогу другой империи? Они ее поделят, и последствия аукнутся и арабам, и нам.
— Мы не можем позволить, чтобы нас втянули в эту войну, — настаивал Самуэль.
— Ладно, но существуют как евреи-националисты, так и арабы-националисты, считающие эту землю своей, видящие в нас угрозу, поэтому они давят на британцев, чтобы те не позволяли евреям из Европы эмигрировать в Палестину.
— И небезуспешно. К тому же военного губернатора Рональда Сторрза назвать приверженцем евреев можно лишь с большой натяжкой.
— Говорят, сейчас он проникся особой антипатией к Владимиру Жаботинскому, — заметил Натаниэль.
— Ну что ж, могу его понять, — ответил Самуэль. — Мне тоже не нравится этот Жаботинский. Он экстремист.
— Возможно. Но согласись, этот человек знает, чего хочет. Народ его слушает. Он — безусловный лидер, хотя у меня он тоже не вызывает доверия.
— Но сейчас речь идет о том, чтобы избежать столкновений с арабами. То, что случилось в Тель-Хае, не должно повториться. Мне не нравится, что он и его друзья разгуливают в форме, как павлины, — в голосе Самуэля слышалось беспокойство.
— Что ж, они сражались рядом с англичанами в составе Еврейского легиона. Напомню тебе, что они внесли свою крупицу в победу Антанты. И не забывай, что на сельское поселение в Тель-Хае напали бандиты, хотя некоторые и говорят, что это было столкновение еврейских крестьян с арабами и, к сожалению, не обошлось без жертв, — сказал Натаниэль.
— Всё это имеет отношение к напряжению в Галилее, которое не стихает после объявления Декларации Бальфура. К томуже Сирия и Ливан так близко, и палестинским арабам не нравится, во что их превратили французы, — возразил Самуэль.
— Я лишь хочу сказать, что некоторых из наших, а среди них и Жаботинский, настаивают на том, что нам следует подготовиться к защите и рассчитывать только на собственные силы, — ответил Натаниэль.
— В любом случае, Жаботинский мне не нравится. Нет у меня доверия к подобным людям, слишком уж он похож на европейских фашистов.
Но тут внезапно открылась дверь, и спорщикам пришлось замолчать. В лабораторию заглянула Мириам, и Марина, которая делала какие-то подсчеты, дружелюбно ей улыбнулась.
— Даниэль снова забыл свой обед? Не волнуйся, мы всегда рады его видеть за нашим столом. У мамы всегда найдется для него лишний кусок..
— Кася очень щедра, но у вас достаточно своих ртов, — ответила Мириам. — По крайней мере, позвольте поделиться тем, что я приготовила ему на обед.
— Как дела у Юдифи? — поинтересовалась Марина.
— Все хорошо, вот только никак не могу заставить ее отдохнуть, — ответила Мириам. — Сестра всегда была такой: все бы ей работать да помогать Йосси.
— Ты тоже много работаешь, — сказала Марина.
— Да, я работаю, как могу: это самое меньшее, что я могу сделать, чтобы помочь сестре и зятю, и чем я могу отблагодарить их за щедрость. Кроме того, они прямо с ног сбились: с каждым днем к ним приходит все больше и больше народу. Абрам всегда держал открытой дверь для каждого, кому нужна была помощь, неважно, бедного или богатого. Вот и Йосси такой же, как отец. И, конечно, учитывая ситуацию в Иерусалиме, в наш дом потоком хлынули приезжие, зная, что никто не заставит их платить.
— Твоя сестра говорит, что ты умеешь лечить переломы лучше, чем медики-профессионалы.
— Йосси научил меня накладывать шины, — ответила Мириам. — Он говорит, что у меня легкая рука.
Но тут Самуэль вмешался в разговор женщин, чтобы пригласить Мириам к столу.
— Нет, я не могу остаться, я пришла только чтобы принести сыну обед, но должна вернуться. Йосси должен принять еще человек тридцать, они с Юдифью не справятся, — извинилась Мириам.
— Хорошо, в таком случае я тебя провожу, у меня всё равно нет аппетита, — сказал Самуэль, оглядываясь в поисках куртки.
Они довольно долго шли, болтая о всяких пустяках.
— Пахнет весной, — заметила Мириам.
— Разумеется, сейчас ведь апрель.
— Вы будете отмечать субботу? Йосси хотел бы повидаться с Луи.
— Ах, Луи! Он то приезжает, то уезжает, ничего не объясняя, но мы рады, что он снова с нами.
— Как думаешь, столкновения продолжатся? То, что произошло в Тель-Хае, просто ужасно, — прошептала Мириам.
— Да ну, не преувеличивай, — попытался успокоить ее Самуэль. — В конце концов, не в первый раз бандиты нападают на наши поселения. Луи говорит, что на самом деле эти арабы ничего не имели против евреев, а выступали они против насаждения французского языка в северной Галилее. А кроме того, напали и на несколько христианских поселений.
— Давайте вместе отпразднуем Пасху. Осталось всего несколько дней. Ясмин сказала, что Михаил приедет из Тель-Авива.
Самуэль расстроился, что ему пришлось узнать о том, что Михаил приедет на Пасху в Иерусалим, от Мириам. Он понимал, что Ясмин и Михаил влюблены и постоянно переписываются, но разве сложно было хоть изредка написать и ему?
