Григорий Гольдштейн - Художественный свист. Пьесы
АЛЛА. Ужас!… Ты не мог бы поговорить с Феликсом?
ГЛЕБ. О чем?
АЛЛА. Узнать, вдруг эта работа не для нее.
ГЛЕБ. Почему ты так решила?
АЛЛА. Звонила ей сегодня, но она не могла долго разговаривать, была занята. Сказала, что думает о гомосексуалистах.
ГЛЕБ. Думает в смысле мечтает?
АЛЛА. Сейчас задушу тебя с твоими шутками!…
ГЛЕБ. И что это все-таки значит?
АЛЛА. Не знаю. Придет, спросим.
ГЛЕБ. Алла, если ты помнишь, я мог устроить ее куда угодно. Но она захотела именно к Феликсу, даже настаивала.
АЛЛА. Я так и не понимаю почему.
ГЛЕБ. Модно. Наслышалась.
АЛЛА. Может, он переведет ее на другую должность?
ГЛЕБ. Она там всего ничего!
АЛЛА. Тоже верно.
Сцена вторая
ГЛЕБ, МАША
МАША. Где мама?
ГЛЕБ. Ба! Какие важные люди! Маруся, ты теперь не здороваешься?
МАША. Я тебя тысячу раз просила называть меня Машей.
ГЛЕБ. Машей! (Напевает.) «Мурка, ты мой миленочек! Мурка!…» Котенок, куда ж ты бежишь? Никто твою маму не украл, где-то здесь. Садись!
МАША. Потом.
ГЛЕБ. Вылитая мать! Ну, посиди, поговори со мной!…
МАША. Мне некогда, Глеб!
ГЛЕБ. Умница!… Рассказала бы какие новости.
МАША. Как ты еще не опух от новостей?… Самая обнадеживающая, но недостоверная новость – правительство готовится к зиме.
ГЛЕБ. Так… Еще.
МАША. Еще Путин написал письмо мальчику из Риги.
ГЛЕБ. Отлично!
МАША. Ничего не отлично. Тех, кто втягивает детей в политику, надо привлекать по уголовной статье. Ты не находишь? Как педофилов.
Небольшая пауза.
ГЛЕБ. Путин не сам пишет. На то есть специально обученные люди.
МАША. Если действует преступная группа, срок надо увеличить.
ГЛЕБ. Кого ты имеешь в виду?
МАША. Тебя тоже.
ГЛЕБ. Я тут ни при чем.
МАША. Но ты эту заразу разносишь. Я читала.
ГЛЕБ. Это твой начальник придумал?
МАША. Окстись, Глеб, Боже упаси! Это витает в воздухе.
ГЛЕБ. Надо бы вообще разобраться, чем вы там на работе занимаетесь.
МАША. Ты же знаешь. Придумываем пиар-кампании.
ГЛЕБ. Даже ты?
МАША. Я учусь.
ГЛЕБ. Мило!
Сцена третья
АЛЛА, МАША, ГЛЕБ
АЛЛА. Машка, ну, наконец-то! Что за сумки в коридоре? Что ты принесла?… Почему ты не берешь трубку?… Что ты молчишь?
МАША. Жду, когда ты закончишь свои вопросы.
АЛЛА. Маша! Мы можем хоть один вечер обойтись без споров?… Ты одна?
МАША. А с кем я должна быть?
АЛЛА. Маша!… Что там в сумках?
МАША. Китайская еда.
АЛЛА. Не поняла. Зачем?
МАША. Кушать.
АЛЛА. Я же тебя просила! По-человечески объяснить – это выше твоего достоинства!
МАША. Извини. В сумках еда из китайского ресторана. Мы поставим ее на стол, когда придет гость.
Небольшая пауза.
ГЛЕБ. Постой!… Что это значит?
АЛЛА. Я не знаю.
ГЛЕБ. Маша, что ты задумала?… Алла, ты что-то от меня скрываешь?
АЛЛА. Глеб, кто-то из вас должен быть умнее! Ты старше, ты мужчина, прояви благоразумие! Что я могу от тебя скрывать? Зачем?
ГЛЕБ. Китайская еда!… Кажется, я понимаю… Ты позвала к нам Феликса?
МАША. Ну, да.
ГЛЕБ. Что это вдруг? Кто тебе позволил приглашать гостей в чужой дом?
МАША. Я не сомневалась, ты будешь рад.
ГЛЕБ. Я не только не рад, но категорически против!
МАША. Жаль. Ну, извини, я не знала.
ГЛЕБ. Что за черт!
ГЛЕБ выходит
АЛЛА. Ты позвала своего начальника? Зачем?
МАША. Так надо.
Входит ГЛЕБ. У него в руках женская сумка.
ГЛЕБ. На! (Дает сумку Маше.) Бери телефон, говори Феликсу, что визит отменяется.
МАША. Не буду! Как я могу? Сам звони, если хочешь, он же твой приятель!
ГЛЕБ. Я с ним завтра увижусь.
МАША. А сегодня ты занят? Ты уходишь?
ГЛЕБ. Маша, что мы обсуждаем!
МАША. Вижу теперь, как ты относишься к дружбе! Лицемер!
ГЛЕБ. Прекрати паясничать!… Если он тебе на работе не надоел, зови его к себе. А в этом доме хозяин я!
МАША. Маму ты за человека не держишь!
АЛЛА. Глеб, но она уже позвала.
ГЛЕБ. У меня футбол!
МАША. Важный принципиальный матч, который пропустить невозможно. Аргентина – Ямайка!
ГЛЕБ. Идиотизм! Сумасшедший дом!
Сцена четвертая
АЛЛА, ГЛЕБ
ГЛЕБ. Как тебе это нравится! Накупить китайской снеди и пригласить Феликса!
АЛЛА. Честно говоря, я не понимаю, чего это ты так разошелся. Мы как раз хотели с ним поговорить, узнать что и как.
ГЛЕБ. Зачем она его позвала?
АЛЛА. Ну, спроси. Что тут странного? Он никогда у нас не был, Маша в курсе, что вы знакомы много лет. Почему ты ищешь в этом какой-то подвох?
ГЛЕБ. Потому что о гостях можно сказать заранее, а не устраивать визиты исподтишка.
АЛЛА. Что он такое, что ты не хочешь его принимать?
ГЛЕБ. Алла, ну, я тебя умоляю, скользкий вертлявый интриган. В прошлом историк-китаист. Что ни слово, то думай, что бы это могло значить. С ним общаться, как по Гоголю – надо сперва гороха наесться… Холостяк!
АЛЛА. Сколько ему лет?
ГЛЕБ. Нашего возраста, сорок плюс-минус что-нибудь.
Сцена пятая
АЛЛА, МАША, ГЛЕБ
МАША. Сегодня, мама, у меня на работе был чудесный день… Да, видела твоего приятеля, тебе привет.
АЛЛА. Кого?
МАША. Забыла фамилию. Помнишь, который на один спектакль написал две разные рецензии – хвалебную и разгромную, а когда его поймали, отбивался, мол, что ему твердить одно и то же, он не попугай!
АЛЛА. Надо же! Он был у вас в агентстве?
МАША. Ага, по делам. Только в этот раз они с Феликсом не сошлись.
АЛЛА. Удивительно! Такой прекрасный специалист…
МАША. Обнаглел окончательно, дорого берет. Феликс бедный уже просто измучился… Ты только не удивляйся, мама – я порекомендовала ему тебя.
АЛЛА. Что?… Прости, куда?
МАША. На дело.
ГЛЕБ. «Раз пошли на дело я и Рабинович…»
МАША. А тебе чего, трудно?
АЛЛА. Да о чем речь?
МАША. Я не знаю.
ГЛЕБ. «Рабинович выпить захотел…» (Смеется.)
Небольшая пауза
АЛЛА. Маша, ей-Богу, от тебя с ума сойдешь!
ГЛЕБ. Вероятно, Феликс и Маша полагают, что ты и твой коллега, который не попугай – два сапога пара.
АЛЛА. Дождешься, сейчас кину чем-нибудь!
ГЛЕБ. Извини, наврал: они убеждены, что среди вас… все не пернатые! (Громко смеется.)
МАША. У тебя когда футбол?
ГЛЕБ. Скоро.
МАША. Марадона играет?
ГЛЕБ. Люблю! (Глеб пытается поцеловать Машу в затылок, но та уворачивается.)
МАША. Понимаешь, мама, так получилось. Вышел грустный Феликс, слово за слово, и тут я подумала о тебе. Почему нет? Нашла твою последнюю рецензию, показала, ему понравилось.
ГЛЕБ. Что ты там написала?
АЛЛА. Ничего особенного – хороший спектакль, интересная история.
МАША. Феликс видел, говорит – бред сивой кобылы.
АЛЛА. Как?
ГЛЕБ. Ничего не понимаю, что же понравилось?
МАША. То и понравилось, что спектакль, вроде, дрянь, а почитаешь – приятно.
АЛЛА. Он что для тебя, истина в последней инстанции?
МАША. Нет. Но у нас еще один парень видел. А Феликс…
АЛЛА. Это уже невыносимо – Феликс, Феликс, Феликс! Феликс то, и Феликс это! А ты не допускаешь, что могут быть разные мнения, разные взгляды?
МАША. На дрянь?
АЛЛА. Я смотрю, твой Феликс разбирается абсолютно во всем! И тебя тому же учит!
МАША. Мама, ты не волнуйся!…
АЛЛА. Маша, давай я тебе объясню раз и навсегда!… Обругать спектакль, назвать дрянью – это дело простое, нехитрое, много ума не надо. Я сама этим часто грешила в молодости. После института я распределилась в журнал и по долгу службы читала и рецензировала пьесы. Ох, авторам от меня доставалось! «Это говно, и это тоже говно, и вообще вы ничего, кроме говна, писать не умеете!…» Но так же нельзя, верно? Люди о чем-то думают, пишут, стараются… Постепенно я стала даже в неудачных пьесах искать что-то хорошее, за что человека можно похвалить. И вот однажды, помню, меня вызвал мой начальник и говорит: «Ну, Аллочка, наконец-то, вы взрослеете, научились разбираться в оттенках говна!»
МАША. Прости, я не поняла – это комплимент?
Небольшая пауза.
АЛЛА. Работа, которую вы мне хотите предложить, связана с гомосексуалистами?
МАША. О чем ты?… А-а-а… (Смеется.) Нет, мама, что ты! Это у нас сегодня были тренинги. Участвовало все агентство. Я отличилась.
АЛЛА. Расскажи.
МАША. Представь ситуацию: «Московский комсомолец» публикует статью – какой-то старичок, коренной ветеран и пристяжной москвич, горячо поддерживает нашего дорогого мэра. Заодно жалуется, что вот, мол, какие поганые времена настали, невозможно пойти с внуком на эстрадный концерт.
АЛЛА. Почему?
МАША. Стыдно. На сцене одни пидарасы.
АЛЛА. Так и пишет?
