Александр Амфитеатров - Отравленная совесть
Синевъ. Что же, изъ этого слѣдуетъ?
Ревизановъ. Недавно я сыгралъ на пониженіе черепановскихъ акцій, заработалъ полъ-милліона, но опять пустилъ по-міру десятки, можетъ быть, даже сотни людей…
Синевъ. Ну, что же, конечно… Но вы дѣйствовали въ предѣлахъ своего права…
Ревизановъ. Если вы считаете меня въ правѣ убивать сотню человѣкъ крахомъ банка, почему мнѣ не убить одного человѣка ножемъ?
Синевъ. Софизмъ, батюшка, старые софизмы. Да еще съ пресквернымъ ароматомъ: Сибирью пахнутъ.
Ревизановъ. Такъ бы я и позволилъ вамъ отправить меня въ Сибирь.
Синевъ. Тутъ позволенія не спрашиваютъ.
Ревизановъ. Между мною и Сибирью три барьера: ловкость, смѣлость и богатство.
Синевъ. Деньгами отъ уголовщины не отвертитесь.
Ревизановъ. Будто?
Синевъ. Замять уголовное дѣло? Да ни за сто тысячъ.
Ревизановъ. За иныя дѣла платятъ и больше.
Синевъ. Порядочному человѣку это безразлично.
Ревизановъ. Порядочному? А вы имѣли когда-нибудь въ своемъ распоряженіи сто тысячъ?
Синевъ. Конечно, нѣтъ.
Ревизановъ. Хорошая сумма. Круглая.
Синевъ. Какая бы ни была.
Ревизановъ. Вы безкорыстны. Это дѣлаетъ вамъ честь.
Синевъ. Подкупъ? Ну, сегодня вы откупитесь, завтра, послѣзавтра… но не монетный же вы дворъ, чтобы постоянно выбрасывать тысячи изъ кармана.
Ревизановъ. Да и не каторга же я воплощенная, чтобы постоянно нуждаться въ подкупѣ…
Входитъ человѣкъ и начинаетъ сервировать столъ.
Синевъ. Э, да вы ждете кого-то?
Ревизановъ. Есть тотъ грѣхъ.
Синевъ. Даму?
Ревизановъ. Увы!
Синевъ. И деликатничаетъ, не скажетъ, а я-то разсѣлся… Гоните меня безъ церемоніи въ шею.
Ревизановъ. Ну, въ шею, зачѣмъ же? А вотъ, если бы вы теперь сами ушли, я васъ задерживать не буду.
Синевъ. Знаю, батюшка, знаю вашу даму. Шикъ на всю Москву.
Ревизановъ. Посошекъ на дорожку?
Синевъ. Охъ, мнѣ-то ужъ и многовато, пожалуй… Ну, да съ такимъ занятнымъ человѣкомъ.
Пьютъ.
Ревизановъ. А завтра вы у меня обѣдаете.
Синевъ. Не могу, Андрей Яковлевичъ, завтра воскресенье, я абонированъ Верховскими.
Ревизановъ. Ага. Тогда въ понедѣльникъ. Кланяйтесь Верховскимъ.
Синевъ. Верховскому solo. Людмила Александровна уѣхала.
Ревизановъ. Да?
Синевъ. Въ деревню, къ теткѣ… помните Алимову Елену Львовну?
Ревизановъ. Еще бы. Почтенная старушка, Когда же?
Синевъ. Сегодня въ четыре часа. Я провожалъ. Она вчера сразу надумала и собралась ѣхать.
Ревизановъ. Елена Львовна! Сколько лѣтъ я ея не видалъ… Друзьями были… Скажите: давно она стала землевладѣлицею? Я что-то не помню, чтобы у нея было имѣніе.
Синевъ. Помилуйте! Вы забыли! Родовое чудное имѣніе въ Рязанской губерніи. Ея земля въ двухъ верстахъ отъ Осиновки. Знаете, большой буфетъ?
Ревизановъ. Какъ же, зналъ. (Смотритъ на часы). Петръ Дмитріевичъ, простите…
Синевъ. Помилуйте, что вы? Развѣ я не понимаю? До пріятнѣйшаго свиданія.
Ревизановъ. А еще стаканчикъ? прощальный? а?
Синевъ. Ну, васъ! Мефистофель!
Пьютъ.
Больше и не просите. До пріятнѣйшаго!
Уходитъ.
Ревизановъ. Лекокъ тоже! Хочетъ читать въ сердцахъ, а изъ самого качай вѣсти, какъ воду изъ колодца… Итакъ, уѣхала… Гмъ… признаюсь, это довольно неожиданно… (Беретъ съ этажерки желѣзнодорожный путеводитель и перелистываетъ). Гмъ… четыре часа… Осиновка… такъ, такъ… Ха-ха-ха! А встрѣчный-то поѣздъ въ Малиновыхъ Зоряхъ? Я и забылъ… (Человѣку). Іоганъ! Завтра вы разбудите меня въ одиннадцать. Больше носа сюда не показывать. Маршъ!
Человѣкъ уходитъ.
Ну, а если этотъ отъѣздъ настоящее бѣгство… бѣгство опрометью, куда глаза глядятъ, лишь бы спрятаться? Нѣтъ! не можетъ быть! не посмѣетъ!.. Но если?.. Берегись тогда, красавица! И посильнѣй тебя людей скручивалъ я въ бараній рогъ… Странно, одна-ко, какъ крѣпко она меня зацѣпила… Подумаешь, жду перваго свиданія… Нервы, что струны въ разстроенномъ фортепьяно… Вонъ даже руки дрожатъ.
Легкій стукъ въ двери.
А-а-а!.. Войдите.
Людмила Александровна въ дорожномъ туалетѣ, подъ густымъ вуалемъ.
Ревизановъ. Наконецъ-то!
Идетъ навстрѣчу Людмилы Александровны и помогаетъ ей снятъ шубку.
Богъ мой! черный вуаль, черное платье… по комъ вы въ траурѣ?
Людмила Александровна. По своей совѣсти.
Ревизановъ. Какъ громко и… печально! Но не ужели и личико ваше сегодня такое же траурное? Откройте его, дорогая, дайте полюбоваться.
Людмила Александровна поднимаешь вуаль. Ревизановъ долго смотритъ на нее.
Ахъ, хороша!.. Что вы сдѣлали съ собою, Людмила? Вы богиней смотрите. Говорятъ, страсть дѣлаетъ женщинъ красивыми. Ужъ не влюбились ли вы за эти дни?
Людмила Александровна. Ненависть то же страсть.
Ревизановъ. А вы ненавидите меня?
Людмила Александровна (глядитъ ему прямо въ глаза). Да, я васъ ненавижу.
Ревизановъ. Да?
Людмила Александровна пожимаетъ плечами. Ревизановъ смотритъ на нее съ гнѣвомъ и тоскою. Потомъ быстро подходитъ къ столу и выпиваетъ, одинъ за другимъ, два стакана вина.
Ревизановъ. Ха-ха-ха! Это любопытно. Часъ тому назадъ, я выгналъ отсюда мою Леони — женщину, страстно влюбленную въ меня, потому что надоѣла она мнѣ до отвращенія. И вотъ возмездіе: я самъ, страстно влюбленный, принимаю на томъ же мѣстѣ другую женщину, и эта женщина меня ненавидитъ. Странные контрасты случаются въ жизни.
Людмила Александровна. И страшные.
Ревизановъ. Но зачѣмъ же вы такъ мрачны? Ненавидьте меня, сколько хотите. Но уговоръ: не портите мнѣ минуты давно жданнаго счастья. Выпейте стаканъ вина и не горюйте: что горевать? Жизнь хорошая штука. Я добрый малый гораздо добрѣе, чѣмъ вы думаете, — и вы не будете въ убыткѣ, повинуясь мнѣ… За ваше здоровье! Пейте и вы, — я хочу этого… я прошу васъ…
Пьетъ. Потомъ медленно подходить къ Людмилѣ Александровнѣ, становится за ея стуломъ и, наклонясь, цѣлуетъ ее въ шею. Людмила Александровна нервно вздрогнула, порывисто встала…..но тотчасъ же опускается на свое мѣсто.
Ревизановъ. Вы… оскорбились?
Людмила Александровна. Я ваша невольница. Вы властны распоряжаться мною.
Ревизановъ. Проклятье! Зачѣмъ вы напоминаете мнѣ это? Невольница! А — что, если я не способенъ отнестись къ вамъ, какъ къ какой-нибудь Леони? Если я васъ слишкомъ уважаю? Если мнѣ больно быть вамъ ненавистнымъ? Если я люблю васъ?
Людмила Александровна (послѣ недолгаго молчанія). Я не могу вамъ запретить говорить о любви, не могу и запретить любить меня, если вы не лжете. Но, если вы меня любите, вы выбрали дурной и позорный путь искать взаимности.
Ревизановъ. Какъ же я долженъ былъ поступить?
Людмила Александровна. Не мнѣ учить васъ, я не даю уроковъ любви.
Ревизановъ. Однако?
Людмила Александровна. Нельзя порабощать, кого любишь.
Ревизановъ. Ага! вотъ что!
Людмила Александровна. Сперва дайте мнѣ свободу, а потомъ говорите о любви. Вы держите меня въ застѣнкѣ, на дыбѣ и клянетесь: это отъ любви, отъ страстной любви… Стыдно, Ревизановъ!
Ревизановъ. Дать вамъ свободу? То есть отпустить васъ домой и возвратить вамъ письма? Нѣтъ, на это я тоже не способенъ.
Людмила Александровна. Ваша воля.
Ревизановъ. Очень можетъ быть, что разыграть съ вами комедію столь рыцарскаго свойства было бы даже практично: дамы цѣнятъ великодушіе и легко идутъ на эту удочку. Но я не охотникъ до комедій. Если я негодяй, какъ вы меня зовете, то, по крайней мѣрѣ, не лицемѣръ. Вотъ я, каковъ, есть. Такимъ и примите меня, такимъ и любите, если можете. А не можете, не надо!
Пьетъ.
Людмила Александровна (про себя). Пытка тяжелѣе, чѣмъ я ждала!
Ревизановъ. А мы могли бы сойтись! Намъ слѣдовало бы сойтись… Дайте мнѣ вашу руку… Бѣлая, мягкая ручка, а вѣдь и крупная, и сильная… Моя красавица! мое божество!… Неужели мы съ вами разойдемся и не оцѣнимъ другъ друга?
Людмила Александровна. Разошлись уже однажды… давно… и, кажется, взаимная оцѣнка была сдѣлана справедливо, по заслугамъ…
