Хулия Наварро - Стреляй, я уже мертв
Самуэль искоса поглядывал на Анастасию, удивляясь, как она сумела сохранить такую стройную фигуру, родив троих детей. Старшей девочке было четыре или пять лет, а младшим, близнецам — едва сравнялось два года.
Дети играли и бегали, не обращая на них особого внимания, и только старшая девочка, спрятавшись за стулом матери, глядела на них с застенчивым любопытством.
Зато когда появился Иеремия, он, похоже, был искренне рад видеть Самуэля.
— Итак, ты решил вернуться. Это ты правильно сделал, именно сюда и должны возвращаться евреи, чтобы поднять из руин свою родину.
Он рассказал, что прежде был активным участником «Хапоэль-Хацаира», но теперь присоединился к «Поалей-Сиону».
— У них лучше организация, — сказал он.
Самуэль поинтересовался, как работается в карьере Ахмеду, а также молодому Игорю, сыну Руфи и Ариэля.
— Игорь — сильный и трудолюбивый. Что касается Ахмеда, то он по-прежнему бригадир, мне не на что жаловаться. он всегда готов работать без устали и ни минуты не сидит без дела. Я правильно поступил, последовав твоему совету и сохранив его в должности, когда он сломал ногу. Он хорошо знает работников и как добиться от них всего, на что они способны.
Иеремия с большим интересом отнесся к Михаилу и предложил ему работу у себя в карьере. Самуэль поблагодарил, но не позволил Михаилу принять предложение. Он еще не знал, чему собирается посвятить себя юноша, но тот в любом случае не бросил бы музыку, хотя и прекрасно понимал, что профессия музыканта — далеко не самая востребованная в Палестине.
На третий день после приезда Самуэль встал на рассвете и пошел работать вместе с другими обитателями Сада Надежды. Кася сказала, что Михаил встал еще раньше и отправился доить коз вместе с Ариэлем.
— Он еще даже оглядеться не успел, а ты уже заставляешь его работать, — упрекнул Касю Самуэль.
— Он сам вызвался. Он хочет стать одним из нас — так позволь ему это сделать. Я понимаю твое беспокойство: у него настоящий талант к музыке, который никак нельзя растратить впустую, но в таком случае он должен подумать — а то ли это место, где ему стоит жить?
— Михаил никогда не работал: он только учился, — запротестовал Самуэль.
— А ты? А Яков? На этой земле невозможно жить и не ничего не делать. Так что сперва работа, а музыка — потом.
— Ты знаешь, что это такое, быть настоящим скрипачом? Еще в детстве он играл целыми днями, работал по нескольку часов в день, не жалуясь на усталость.
— В таком случае, для чего ты его привез?
— Обстоятельства не всегда позволяют нам выбирать. Михаилу нужно было уехать из Парижа, а также осознать, что это такое — быть евреем. Он воспринимает это не как часть собственной личности, а как ярмо на шее, от которого он и хотел бы, да не может избавиться.
— Одним словом, та же история, что и с тобой.
— Думаю, что так оно и есть.
— Допустим, но ты все-таки уж позволь ему самому решать, как себя вести; в конце концов, он уже не ребенок.
— Он осиротел, едва научился ходить...
— Предположим. Но скажи, кто из нас не страдал в жизни? В конце концов, мы все приехали в Палестину для того, чтобы обрести себя. А кроме того, кто сказал, что здесь не нужны музыканты? Или ты думаешь, что мы не нуждаемся в духовной пище?
Самуэль с большим удивлением обнаружил, что хижина, которую он превратил в импровизированную лабораторию, осталась в точности такой, какой он ее помнил. Кася содержала ее в неприкосновенности и не позволила Ариэлю использовать ее под склад.
Самуэль снова погрузился в будничные дела, обеспокоенный тем, как помочь Михаилу найти свое место в Палестине.
— В каждой хижине полно места, ты можешь репетировать когда захочешь, никого не потревожив.
Михаил старался приспособиться к жизни на ферме вместе с этими простыми людьми, но это оказалось непросто. Он скучал по Парижу. В доме говорили об урожае, социализме и почти ни о чем больше. Музыка не была для них насущной необходимостью, хотя они время от времени любезно просили его сыграть. Лишь Яков и Марина явно получали удовольствие от этих кратких минут музыки. Ариэль нетерпеливо ерзал на стуле, а Руфь и Кася выглядели погруженными в свое шитье.
Но раз уж он приехал, но так легко не сдастся. он вернется в Париж, но не раньше, чем пройдет достаточно времени, чтобы Ирина не приняла его приезд за признание своего поражения.
Марина предложила ему давать уроки музыки детям городской элиты.
— Иерусалим не таков, каким кажется, — сказала она. — Здесь есть много иностранцев, а влиятельные семьи обычно имеют много детей, есть и состоятельные евреи.
Марина, которая работала в школе для девочек, убедила некоторых матерей, что их дочерям необходимо брать уроки музыки. В скором времени у Михаила было уже несколько десятков учениц.
— Нам всем приходится обрабатывать землю, но мы умеем делать и многие другие вещи, — сказала она. — Отец убедил меня покинуть Сад Надежды, и с помощью семьи Абрама я получила возможность найти эту работу в школе для девочек.
— Но ведь для вас очень важно обрабатывать землю, — напомнил Михаил.
— Да, это лучший способ воссоединиться с нашим прошлым. Кстати... могу ли я попросить тебя об одном одолжении? Не мог бы ты и меня учить музыке? Меня охватывает такое волнение, когда я вижу, как рождаются звуки под твоим смычком. Если бы и я так могла...
— Ну, конечно, ты сможешь! Я покажу тебе, как они рождаются.
28 июня 1914 года Самуэль пришел в дом Йосси Йонаха, чтобы как всегда отдать ему заказанные лекарства. Йосси, как прежде его отец, тоже считал, что у Самуэля золотые руки и его лекарствам нет равных.
Друзья вели свои обычные разговоры, еще ничего не зная о том, что в далекой Европе только что был убит хорватским террористом эрцгерцог Франц-Фердинанд.
— Мой отец считал, что ты — хороший аптекарь, потому что не ограничиваешься тем, чему тебя учили, и не боишься экспериментировать.
— Так и есть, но за последние годы в Париже я по-настоящему овладел профессией аптекаря. Медики диагностируют болезнь, а мы, аптекари, готовим лекарства для ее излечения. Без нас, аптекарей, вы, медики, мало чем смогли бы помочь.
— Да, это так, друг мой. Мы нужны друг другу и должны работать плечом к плечу. Ты нуждаешься в моих медицинских познаниях, а я, в свою очередь, смогу у тебя узнать, какие травы лучше помогают при каких недугах.
Потом они заговорили о более насущных вещах. Йосси был весьма обеспокоен здоровьем своей матери, старой Рахили.
— С тех пор как умер мой отец, она почти не выходит из дома. Говорит, что ей на этом свете нечего больше делать. Если бы не моя дочка Ясмин, думаю, она бы уже умерла.
Самуэль уже давно заметил особый интерес Михаила к дочери Йосси. Всякий раз, когда Самуэль отправлялся навестить семью Абрама, Михаил старался увязаться за ним. Несомненно, Михаил был сражен красотой этой девушки. Да и как он мог ее не заметить — высокую, стройную брюнетку с округлыми и женственными формами?
— Твоя дочь уже почти взрослая, — заметил Самуэль.
— На самом деле она еще совсем дитя, но выглядит старше своих лет. Это очень меня тревожит, друг мой. Иерусалим — не во всем святой город.
— Да что ты говоришь!
— Мама и жена не спускают с нее глаз и не выпускают из дома одну. Я и сам жду не дождусь, когда смогу выдать ее замуж, — признался Йосси.
— Ну а ты, Самуэль, еще не надумал жениться? — спросила Юдифь.
Самуэль лишь молча улыбнулся в ответ. Он был уже не в том возрасте, чтобы думать о женитьбе: в нынешнем, 1914 году, ему исполнилось сорок три. Даже сама мысль о женитьбе казалась ему смешной. Все эти годы он был влюблен в Ирину; да что там говорить — просто одержим ею. Теперь же, освободившись наконец от этого наваждения, он понял, что уже слишком стар, чтобы заводить семью. А кроме того, что мог он предложить женщине? Ежедневную каторжную работу в поле? Жизнь бок о бок с другими семьями, в которой у нее не будет ни собственного дома, ни своего имущества? При этом он никогда не испытывал особого желания иметь детей, хотя порой задавался вопросом: что бы чувствовал, если бы они у него были.
В этот вечер ни Самуэль, ни Йосси еще не знали, что в Европе уже началась война; и тем более они не могли знать, как эта далекая война отразится на них. Они узнали обо всем лишь спустя несколько месяцев, уже осенью, после того как Турция поддержала Германию и тоже ввязалась в войну.
В Сад Надежды эту новость принес Луи. Он объявился неожиданно, и Самуэль едва узнал друга в бедуинских одеждах.
— Мне сообщили, что ты вернулся, — начал он прямо с порога, заключив Самуэля в объятия. — Я хотел приехать раньше, но никак не мог вырваться.
Кася принялась бранить Луи, что так долго не возвращался.
— Могу я хотя бы узнать, почему тебя так долго не было? Ты же знаешь, как мы все волнуемся.
