Иван Лажечников - Вся беда от стыда

Виталина (обнимая ее). Я в этом была уверена. Что ж заставило тебя нынче бояться даже памяти о твоем рождении? Почему ты прежде никогда не говорила о своем отце с таким страхом? Разве ты не исполнила кровных обязанностей. Родные твои обеспечены от нас приличным содержанием; они счастливы счастьем, им сродным, которого выше не знают, и за него тебе обязаны. Почему ж только ныне, после семи лет разлуки, фантазия твоя начала так мрачно разыгрываться и летать в твое первобытное семейство? Что за странные вспышки? не понимаю. Тут кроется другое...

Гориславская (в смущении). Так! другое чувство: гордость, небывалая гордость вдруг овладела душой моей, она-то и губит меня!

Виталина. Я всегда любила в тебе это чувство, но не в такой ужасной степени, как теперь. Странно, этого прежде не бывало с тобой... Посмотри мне в глаза... Наташа! ты и теперь сказала мне неправду: есть другая важная причина; есть другое сильнейшее чувство, которое скрываешь от меня.

Гориславская. Виновата... прости мне... откроюсь тебе... я... люблю... я не могла не любить его... Правда, семь лет забывала, что я дочь еврея, и только теперь это вспомнила, когда в сердце мое невидимо, не знаю как, вкралось чувство, которого прежде не понимала. Я увидела ужасную пропасть, когда голова моя над нею закружилась, когда было поздно воротиться!.. Помоги, родная, друг мой, защити меня от меня самой!.. Он... ты знаешь кто... сделал мне предложение — я отказала... откажи и ты. Вооружись хоть ты за меня; я уж не могу. Мухоморов мой жених, я обручена с ним, слово твое дано, я за него иду.

Виталина. Теперь ясно, как день: ты будешь с ним несчастлива; ты не можешь, не должна за него идти. Ни он, ни семейство его не по тебе!.. Попробуем над ним силою убеждений, денег, равнодушия твоего к жениху... Все это, вместе с благодарностию ко мне, не поколеблет ли отца и сына? А если для счастья твоего нужно более... никогда я этого не делала, Бог свидетель!.. если нужно отступиться, решусь и на это. Разве лучше моими руками навязать тебе камень на шею и бросить в пучину?

Гориславская. Хоть бы и так, но... если он узнает, что я дочь... жида?

Виталина. Как это узнать ему? Ты крещена в дальнем городе; когда ты вступила ко мне в дом, из слуг, тогда со мною бывших при мне, никого нет теперь в живых; все это было делано мужем и мною так секретно... Один Парфеныч знает тайну твоего рождения. Ты слывешь дочерью канцелярского чиновника.

Гориславская. Но тайна известна старику Мухоморову; разве он, владея ею, не может из мщения передать ее другим и бросить меня на поругание света и, пуще всего, на позор перед ним?.. Опыт он уже сделал... Ну, если мой отец, в самом деле, приехал в Москву?..

Виталина. Негодяй хотел только посердить тебя, а, может, и попугать за равнодушие к сыну.

Гориславская. Но решиться мне обманывать, не одну минуту, не один день... обманывать всю жизнь того, кто доверчиво, с слепою любовию соединил со мной судьбу свою? О! тяжело!.. Я изною от этой мысли...

Виталина. Так лучше испытаем силу его любви к тебе! Он знает, что ты дочь мелкого канцелярского служителя, и это не пугает его. Любовь его выше всех предрассудков, говорил мне отец, когда просил у меня руки твоей... Что ж?.. спустим тебя одною ступенью ниже, откроемся ему...

Гориславская. Чтоб он узнал, что я дочь жида?.. Нет, никогда не соглашусь на этот опыт! Лучше расстаться с моим счастьем, лучше умереть.

Виталина. Так предоставь мне действовать самой.

Гориславская. Делай со мною, что хочешь... воля твоя будет моей судьбою... только побереги меня.

Виталина. Будет по-твоему, гордое и дорогое дитя мое! Теперь поди к себе отдыхать, да вели позвать сюда обоих Мухоморовых.

Гориславская (которая было отошла несколько шагов, возвращается). Они сами идут. (Удаляется.)

Виталина (увидев Мухоморовых). Как я стала обоих ненавидеть!

Виталина, Мухоморов и Павел Флегонтыч.

Виталина. Мне нужно с вами говорить о важном для нас деле.

Павел Флегонтыч. Мы за этим же пришли.

Мухоморов. Скажи-ка лучше, Павел Флегонтыч, для повершения этого дела ты приехал из Питера. Дорожка нелегкая и поубыточился немало.

Виталина. Увидите, что стоило бы прокатиться и далее, хоть для настоящего разговора. Поместитесь-ка подле меня, Флегонт Парфеныч (указывает ему на скамейку), а вы, молодой человек, возьмите стул и присядьте поближе. Ты помнишь, старик, что случилось года четыре тому назад, когда я лежала на смертном одре.

Мухоморов. Как не помнить! Ангельская душа чуть-чуть не улетела на небо. Денно и ночно не отходили мы с женой от вашей спальни.

Виталина. Грешно мне забыть, как ты и жена твоя ухаживали за мною в это время. Бедная Наташа проплакала только глаза: хоть и дитя, она понимала, однако ж, что со мною теряет все в мире и остается круглою, несчастною сиротой. Не страшно было мне умереть, но страшно было оставить ее без состояния, без покровительства. Думать долго не было времени; вы оба знаете хорошо остальное.

Мухоморов. По совести исполнил я вашу волю.

Павел Флегонтыч. Желание ваше было для нас законом.

Виталина. Мы расположили судьбою ребенка...

Мухоморов. Однако ж, ей было пятнадцать годиков.

Виталина. Девочка в пятнадцать лет разве не дитя?.. Да, без ее ведома, без ее согласия, мы сделали крепость на ее руку и сердце, на всю будущность.

Павел Флегонтыч. Когда я приезжал прошедшего года в Москву, Наталье Ивановне было уже восемнадцать лет — вы не переменяли своего слова. Если б рассудок и сердце ее противились ему, вы бы, конечно, лучше нас знали это и нам объявили.

Виталина. Я молчала, потому что не имела ничего нового вам объявить.

Павел Флегонтыч. По крайней мере, молчание ваше укрепило меня в моих надеждах, в уверенности получить руку той, которую я уж три года называл своей невестой. Каждый год возрастала моя привязанность, и вы ее сами питали. С вашей стороны положено было только одно препятствие — мой чин; вы сами назначили срок нашей свадьбы, когда я получу коллежского асессора: он давал мне право укрепить за будущей моей женой имение, которое вы сами ей назначили!.. Я этого приданого не просил, я и теперь его не требую.

Мухоморов. Однако ж, все-таки не лишнее, Павлуша, ведь обещано... да и не радостно будет Наталье Ивановне от рябчиков жить на сухоядении. Видит Бог, мы поступили без хитрости, без корысти. Софья Андреевна сама изволит знать, что должна мне была сто тысяч по двум актам, явленным в гражданской, и я не покорыстовался ими.

Виталина. Вы можете получить и теперь один, в пятьдесят тысяч: он цел; разница в нем только та, что на него наросли проценты. Примите его в благодарность за все, что вы для меня сделали и можете еще сделать.

Павел Флегонтыч (в сторону). А! понимаю... (Вслух.) Без руки Натальи Ивановны этот акт для меня все равно, что лист белой бумаги. Не о благодарности, не о векселях, явленных у маклеров и в палатах, идет речь, Софья Андреевна, а о выполнении слова, скрепленного честию вашею, честию благородной дамы; дело идет об исполнении обета, данного у смертного одра, перед лицом Судьи, которого протест ужасен... дело идет о счастье или несчастье целой моей жизни. Теперь и я призываю вас к ответу.

Виталина (вставая). К ответу?.. меня?.. вы?.. вы, которого отцу дала я свободу, имя, состояние?.. Не вам ли самим дано мною воспитание у меня в доме, потом средства к высшему образованию? Не я ли проложила вам дорогу к службе, вывела вас на степень, которую занимаете ныне в свете? Я могла бы сказать более, но считаю низким говорить о благодеяниях... Извольте, я дам вам ответ. Вы о чести говорите очень горячо, молодой человек; увидим, так ли согласны с правилами чести и действия ваши! Рыцарь, как вы себя понимаете, должен быть во всем таким.

Павел Флегонтыч. Кажется, вы испытывали меня более двадцати лет; не вновь же начинать!

Виталина. Прежде всего и я должна, однако ж, сказать: не имею нужды, чтоб напоминали мне об исполнении моего слова. Когда для этого нужно было бы жертвовать своим имуществом, своим спокойствием, одним словом — собою, я не задумалась бы ни на минуту. Но в деле нашем есть третье лицо... дочь моя, не по рождению,— все равно!— любовь сильнее кровных прав. Так помните, сударь, дело идет о судьбе дочери моей; вы говорите с ее матерью.

Павел Флегонтыч. Слушаю.