Буря. Двенадцатая ночь. Зимняя сказка - Уильям Шекспир
Молодой пастух
Ну, ты иди со своей находкой, а я посмотрю, не бросил ли медведь дворянина и что он отъел от него; медведи ведь опасны только пока голодны. Если от дворянина хоть что-нибудь осталось, я остатки схороню.
Старый пастух
Доброе дело. Если ты что-нибудь разберешь в том, что осталось, позови меня, я посмотрю.
Молодой пастух
Ладно; ты мне поможешь его зарыть в землю.
Старый пастух
Счастливый сдался для нас с тобой день, сынок; и мы за него отплатим добрым делом!
Уходят.
Акт IV
Сцена первая
Входит хор, изображающий Время.
Время
Я – для немногих счастье, скорбь для всех,
Для злых и добрых – страх и радость. Грех
Творю и разрушаю без усилья.
Я – Время; ныне перед вами крылья
Я разверну. Не ставьте мне в вину
Мой быстрый лет и то, что я скользну
Через шестнадцать лет, ничем пробела
Не заполняя. Власть дана мне – смело
Законы нарушать, в единый час
Создать обычай, свергнуть все зараз.
Я – вечно то же, с древности далекой
До наших дней. Мое взирало око
На самое начало бытия;
И сделаю таким же прошлым я
То, что царит теперь: оно увянет
И сказкою, как эта сказка, станет.
Перевернуть часы позвольте мне
И думайте, что были вы во сне.
Леонта, что скорбит в уединенье
О следствиях ревнивых подозрений,
Пока оставим; вас же мой полет
В прекрасный край богемский унесет.
У короля – запомнить вас прощу —
Сын, Флоризель; теперь сказать спешу,
Что Пердита красавицей прелестной
Взросла; что с нею будет, неизвестно.
Пророчить не хочу: наступит час —
Со временем откроется для вас,
Что с дочкой пастуха приемной сталось.
Скучать, надеюсь, хуже вам случалось?
Коль нет – то время может лишь желать
Вам худшей скуки никогда не знать.
Сцена вторая. Богемия. дворец
Входят Поликсен и Камилло.
Поликсен
Прошу тебя, добрый мой Камилло, не настаивай на этом. Ведь для меня отказать тебе в чем-либо – то же, что заболеть; но согласиться на твою просьбу – все равно, что умереть.
Камилло
Вот уж пятнадцать лет, как я не видел родины. Хоть я большую часть жизни проветривался в чужих краях, но сложить свои кости хотел бы дома. Кроме того, раскаявшийся король, мой повелитель, присылал за мною. Я мог бы ему принести утешение в его скорби, по крайней мере имею смелость так думать. Все это побуждает меня ехать.
Поликсен
Если ты любишь меня, Камилло, не уничтожай всех своих прежних заслуг, покинув меня теперь. Достоинства твои приучили меня нуждаться в тебе. Легче было бы никогда тебя не знать, чем лишиться тебя теперь. Ты заставил меня начать разные предприятия, с которыми никто не справится, кроме тебя. Ты должен остаться хотя бы для того, чтобы выполнить все это, а иначе увезешь с собой все свои заслуги. Если я недостаточно ценил их до сих пор, ибо они неоценимы, – я постараюсь, насколько смогу, усилить свою благодарность; мне будет наградой возможность выказывать тебе мою любовь. Прошу тебя, не говори больше об этой роковой стране – Сицилии. При одном ее имени меня начинает терзать воспоминание о раскаявшемся, как ты его называешь, о примирившемся со мной короле и брате. Утрата его неоцененной супруги и детей еще сейчас вызывает у меня слезы. Скажи, давно ли ты видел моего сына, принца Флоризеля? Короли бывают несчастны, если хоронят хороших детей, но они не менее несчастны, если у них дурные дети.
Камилло
Государь, я видел принца дня три тому назад. Какие у него приятные дела – я не знаю; но я заметил, что за последнее время он очень отдалился от двора и менее примерно исполняет подобающие принцу обязанности, чем раньше.
Поликсен
Я сам обратил на это внимание, Камилло, и настолько этим озабочен, что учредил надзор за его времяпрепровождением. Мне сообщают, что он все время проводит в доме одного простого пастуха – человека, который, к изумлению своих соседей, вдруг из полного ничтожества превратился в богача.
Камилло
Слышал и я, государь, об этом человеке, и о том, что у него дочь необыкновенной красоты. Слава о ее красоте разнеслась куда дальше, чем можно было ожидать, принимая во внимание, что берет она начало из такой лачуги.
Поликсен
И это мне известно; и я боюсь, не эта ли приманка привлекает туда моего сына. Пойдем с тобой туда; там мы выдадим себя не за тех, кто мы в действительности, и потолкуем с пастухом. Он, верно, человек простой, и нам нетрудно будет выведать причины частых посещений моего сына. Прошу тебя, помоги мне в этом деле; отложи пока мысль о Сицилии.
Камилло
Охотно повинуюсь вашему приказанию.
Поликсен
Дорогой мой Камилло! Нам нужно переодеться.
Уходят.
Сцена третья. Богемия. Дорога недалеко от хижины пастуха
Автолик входит с пением.
Автолик
Едва проглянет в полях златоцвет —
Гэй-го! С девчонками в дол зеленый!
Наступает года лучший расцвет,
Алой крови власть над зимой студеной.
На заборах, белеясь, сохнет белье,
Гэй-го! Поют пташки так, что чудо.
Воровское сердце ликует мое,
Кварта эля – ведь это царское блюдо!
Тири-лири! – поет жаворонок мой.
Гэй-го! – подпевают дрозд и синица,
Под эту песенку нам с кумой
В душистом сене любо возиться.
Служил я принцу Флоризелю и в свое время в бархате ходил; а теперь я без места.
(Поет.)
Но зачем мне об этом тужить, мой свет?
Ночью ярко сияет луна.
Я брожу здесь и там, но сомнения нет,
Что дорога моя верна.
Если медник с сумой смеет жить, мой свет,
