Мартин Вальзер - Дуб и кролик

Мария. А ты насчет этих дел вообще должен помалкивать. Ай! Подлый ты!

Алоис. А ты не нахальничай! А то я возьму машинку, и ты сразу окажешься с голой головой.

Мария. Не надо, Алоис, пожалуйста, стриги помедленней!

Алоис. Тогда, будь любезна, попридержи свой нахальный язык.

Мария. Я и так молчу. С тобой вообще непонятно как разговаривать, как тебе угодить.

Из хижины снова выходит Горбах. Ценкер протягивает ему бинокль. Горбах смотрит вниз на долину. Затем располагается за столом под дубом и вынимает сигарету, в то же мгновение Машник оказывается рядом, зажигает спичку, подает Горбаху, затем снова занимает свое место у телефона.

Горбах (прикладывая бинокль к глазам). Ничего нельзя понять.

Алоис. Вдоль и поперек ни одного француза.

Горбах. Боже мой, и это называется солдаты! Они уже давно могли бы быть здесь. Если они будут так возиться, специальный отряд СС окажется здесь раньше их. Тогда им всем придется солоно!

Алоис. Да, тогда у них мозги прояснятся, господин крейслейтер.

Горбах. Эти вороны действуют мне на нервы. Послушай, Алоис, я не помню, когда было еще так тепло в апреле! И никаких известий от моей жены. Боже мой, ведь завтра день рождения фюрера.

Алоис. Мои кролики получат завтра свежие одуванчики. Вы разрешите мне ненадолго спуститься в долину?

Горбах. Сначала ты должен обрить наголо эту женщину!

Алоис. С вашего разрешения, господин крейслейтер, эта стрижка не доставляет мне никакого удовольствия. В лагере меня заставляли пить сок, потом была труба, а потом еще лучи, и доктор Мозер сказал, что я это делаю для всего человечества, и это было прекрасное чувство, господин крейслейтер, когда ты делаешь что-то для всего человечества, а вот сейчас мне не доставляет никакого удовольствия возиться с этой девушкой.

Горбах. Приказ есть приказ, Алоис.

Алоис. Так точно, господин крейслейтер.

Мария. Трус!

Алоис. Сейчас я принесу машинку!

Горбах (обращаясь к пленным). Теперь займемся вами!

Алоис. Разрешите сказать. Я думаю, в первую очередь надо заняться поляком. То, что он позволил себе с этой девушкой, — просто расовый позор. Крейслейтер Вайнрайх вчера повесил двух поляков в Кретценбергском лесу.

Горбах. Так! Сразу двоих?

Алоис. Тоже из-за расового позора.

Горбах. Весьма типично для Вайнрайха. Я убежден, что он узнал о нашем случае и захотел сейчас же доказать, что он может повесить вдвое больше поляков, чем я. Да, кстати... Как... как он это сделал?.. Я имею в виду повешение?

Алоис. Поставил на повозку, петлю на шею, повозка трогается с места. Все. Готово.

Горбах (делая вид, что ему известен этот способ). Да, да... Старый способ. А у нас есть повозка?

Алоис. Нет.

Горбах. Вот вам, пожалуйста. Как я могу выносить приговор, когда у нас нет самого необходимого? Приказываю немедленно достать повозку. Случай со Шмидтом также требует немедленного решения. При этом я еще должен руководить военной операцией. Всем должен заниматься один я. У Вайнрайха совсем другие парни в штабе.

Шум мотора.

Ты слышишь?

Алоис. Мотоциклы.

Горбах. Все за работу, наверняка это эсэсовцы, быстро остриги эту женщину. (Кричит.) Ценкер, Ценкер! Немедленно ко мне!

Алоис снова начинает препираться с Марией. Слева выскакивает Ценкер.

Ценкер. Здесь, господин крейслейтер.

Горбах (Ценкеру). План готов?

Ценкер. Еще не совсем.

Горбах. Закончить!

Ценкер. Есть закончить!

Горбах подходит к Шмидту.

Горбах. Весьма сожалею, Шмидт, но старший советник Потц доложил мне, что вы отказались продолжать окопные работы. Это есть неподчинение приказу. (Громче.) Я не могу притворяться слепым. (Еще громче.) Неподчинение приказу, господин школьный советник. Вам известно, что это значит?

Шмидт молчит.

Или вы были не в курсе дела?

Шмидт молчит.

(Орет.) Приказываю отвечать, когда я с вами разговариваю!

Шмидт. Господин крейслейтер, я понимаю, что вы не можете оценить во всем его величии факт подобной научной находки. Со стороны моего коллеги Потца, несмотря на то, что он является преподавателем музыки, я мог бы требовать совсем иного отношения. Он должен был хотя бы догадаться о значении подобного события, когда в нашем районе мы наталкиваемся на древнегерманские гробницы. Притом такие гробницы, что с первого взгляда становится ясно, что они относятся к эпохе, в которую, как считалось до сих пор, здесь не могло быть древних германцев. Гробницы относятся к эпохе, в которую, по имевшимся до сих пор данным, здесь были только кельтские поселения.

Слева появляются Потц и доктор Церлебек. Оба сидят в колясках мотоциклов. Следом за ними — еще один мотоцикл с охраной.

Потц. Хайль Гитлер!

Горбах. Ах, Потц, наконец-то. И господин главный врач! Хайль Гитлер, господин доктор!

Д-р Церлебек. Хайль Гитлер, крейслейтер. У вас здесь просто идиллия!

Горбах (подобострастно). Самое главное — это кругозор. Отсюда мы ничего не пропустим. В этом наше преимущество, понимаете? Мы хорошо знаем нашу родную землю. Ни одно движение врага не укроется от нас.

Д-р Церлебек (не слушая его, подходит к обрыву и смотрит в долину). Прекрасная панорама... И весьма удаленная от выстрелов.

Горбах. Германцы всегда защищали свою родину в лесах, господин доктор.

Д-р Церлебек. Красивые деревья.

Горбах. Дубы, господин доктор. Нет места лучше для командного пункта защитников Брецгенбурга.

Потц. Но французы уже прошли Кретценберг, крейслейтер!

Горбах. Ага, значит Вайнрайх уже капитулировал!

Потц. Нет, французы просто не обратили никакого внимания на Кретценберг.

Горбах. Ну, знаете... Что же это такое? Почему французы не интересуются Кретценбергом? Это не по правилам!

Потц. Они двигаются прямо на нас. Наши позиции еще не готовы. Вода поднялась и снесла все подрывные установки на Торгельском мосту.

Горбах. Это просто подлость! Вода поднялась, и никаких позиций. (Подходит к доске.)

Ценкер отступает.

Д-р Церлебек. Должен признаться, уважаемые господа, что я поражен. Совершенно поражен.

Шмидт. Позиции должны были бы находиться в самом узком месте долины.

Потц. Ерунда! Вы просто пытаетесь оправдать свое чудовищное поведение, уважаемый коллега, — неподчинение приказу.

Шмидт. Возможно, что вы весьма опытный преподаватель музыки, господин Потц. Но то, что Тойтахскую долину надо было защищать, окопавшись у Церковной скалы, совершенно ясно каждому, кто хоть немного знает военную историю. Благодаря явному превосходству противника создавшаяся в настоящий момент ситуация абсолютно аналогична ситуации, имевшей место при Фермопилах.

Потц (в ярости). Фермопилы, как известно, плохо кончились.

Шмидт (сдерживаясь). Весьма сожалею, что вы вынуждаете меня в присутствии школьника (указывает на Ценкера) объяснять вам, почему Леонид был побежден при Фермопилах. А побежден он был только потому, что предатель Эфиальт провел персов через горы. Тайно. Под покровом ночи. Вывел их прямо в тыл Леонида. В противном случае Леонид был бы непобедим. Не-по-бе-дим!

Д-р Церлебек. А разве у нас есть Леонид? Поглядите на весь этот сброд. Никакого намека на Спарту!

Потц. Есть у нас Леонид или нет, это не так существенно. А вот то, что Церковная скала расположена слишком близко к городу, это важно. Мы должны окопаться, а также обеспечить все для отступления, если не подойдут эсэсовские войска.

Шмидт. Слишком поздно вы поняли, что противник сможет использовать Тойтахскую долину как основной оперативный плацдарм. В этом заключается первая ошибка...

Потц. Если бы у нас были позиции...

Горбах. Но у нас их нет...

Потц. А это уж не моя вина...

Шмидт (возбужденно). И вы могли бы пожертвовать королевскими гробницами?

Потц. С полным удовольствием!

Шмидт. Раз и навсегда уничтожили бы возможность доказать, что древнегерманские поселения существовали еще во времена ранних кельтов?

Потц. Кому и что вы сможете доказать, если мы проиграем войну?