Эмиль Брагинский - Почти смешная история и другие истории для кино, театра
Когда квартиры пустые, без мебели, они кажутся больше, нежели есть на самом деле. А новая трехкомнатная квартира действительно была просторной.
Клавдия Петровна замерла на пороге центральной комнаты, с улицы щедро вливался в комнату солнечный свет, и она счастливо жмурилась. Сзади стоял Ефрем Николаевич. По его лицу плыла улыбка. Жестом он останавливал молодых людей, чтобы те не помешали Клавдии Петровне насладиться историческим мгновением.
— Вытрите ноги! — прошептала Клавдия Петровна.
— Обо что? — шепотом же спросил Ефрем Николаевич.
— Не знаю.
— Здесь вытереть не обо что! — тоже шепотом сказал Дима.
— Но мы можем наследить! — тоже шепотом вставила Тамара.
— Я знаю, что надлежит сделать! — Клавдия Петровна сняла туфли.
Ефрем Николаевич нагнулся и стал расшнуровывать ботинки.
— Только вот непонятно, что же снимать Тингу.
— Привяжи его к двери!
Тинг был привязан. Все разулись и в носках вступили в храм. Здесь была большая комната и две поменьше, все изолированные.
— Какая замечательная квартира! — шепотом продолжала Клавдия Петровна.
Между прочим, Соломатины не отличались в этот момент от других новоселов. В новой квартире многие поначалу разговаривают шепотом, почему — неизвестно. Может быть, боятся, что кто-нибудь подслушает и отнимет квартиру?
Ефрем Николаевич привстал на цыпочки, поднял руку и дотянулся до потолка.
— Не трогай потолок! — быстро сказала Клавдия Петровна. — Осыпется!
А Тамара обнаружила Валерия в маленькой комнате.
— Значит, так, мы возьмем себе эту жилую площадь. — Валерий тщательно прикрыл дверь. — Она самая маленькая!
— Но почему мы должны брать самую маленькую? — иронически переспросила Тамара. — Нас будет двое, а Дима — один!
— Я вхожу в вашу семью и не должен выглядеть нахалом. Скромность, Тамара, скромность! Когда в одной квартире живут два поколения, принцип мирного сосуществования — уступать! Например, на кухне мы возьмем себе конфорку самую неудобную, у стены!
— Как это «возьмем конфорку»?
— Видите ли, кухня — это центр раздора! Чтобы не было конфликтов из-за питания, надо кормиться отдельно!
— Но мама этого не позволит!
— Мама будет сама по себе, мы — сами по себе. Только этим мы сохраним хорошие отношения. И поэтому надо поделить конфорки!
— Но я не хочу делить конфорки! Я еще не дала вам своего согласия, и я люблю маму!
— Я уже тоже активно люблю вашу маму!
Дверь распахнулась. Это были родители. Валерий официально предупредил:
— Чтобы не было конфликтов, давайте договоримся: вы к нам и мы к вам не вламываемся без предварительного стука в дверь!
Соломатин шагнул вперед.
— Ефрем, спокойно! — всплеснула руками Клавдия Петровна.
Но было уже поздно. Соломатин сгреб Валерия в охапку и потащил к двери. Его ноги шаркали по полу.
— Паркет у вас качественный! — Валерий и сейчас оставался вежливым. — Скользишь по нему, как по лыжне!
Соломатин выволок Валерия на лестничную площадку, и босой жених припустился вниз по лестнице.
— Извините, — закричал он снизу, — но вы нарушили нормы морального поведения советского человека!
— Обожди! — крикнул в ответ Ефрем Николаевич.
Он вернулся в квартиру, взял ботинки Валерия, вновь вышел на площадку и по одному кинул ботинки вниз, в лестничный пролет.
Потом Соломатин вернулся к семье.
— Куда ты его выбросил? — спросила Тамара.
— В мусоропровод! — Соломатин обнял дочь. — Не горюй! Ты его не любишь! Просто он тебе заморочил голову!
— Не успели переехать, — отшутилась Тамара, — а ты уже засорил мусоропровод!
— Надо срочно идти в исполком, — забеспокоилась Клавдия Петровна, — и поменять смотровой ордер на настоящий, пока они не передумали!
Математическая школа-интернат помещалась в саду, за забором. У входа дежурил вахтер. Хористы обошли вокруг забора.
— Дыры нет! — сказал Шура. — Придется лезть!
— Лезем мы с Шуркой! — распорядился Федя. — Остальные ждут здесь!
Он и Шура легко перемахнули через препятствие.
— Как нам его найти? — Шура задумался. — Если в дверь войти, так ведь выгонят!
— Очень просто! — Федя звонко запел по-латыни: «Сикут лакутус…»
Из-за забора дружно поддержал хор. На втором этаже распахнулось окно, и в нем появился Андрюша.
— Привет! Держите! — сказал он, кидая конфеты.
— Ну как ты здесь? — Федя ловко поймал конфету и сунул в рот.
— Плохо, — признался Андрюша, — я — троечник, а это здесь как сирота!
— Бьют? — по-деловому спросил Шура.
— Им не до этого. Они чокнутые. У нас в комнате один ночью вскакивает и в темноте пишет на тумбочке, формулы сочиняет!
— Сумасшедший дом! — вздохнул Федя, кладя в рот конфету.
— А может, мы сумасшедшие? — Андрюша был искренен. — Надо двигать науку, а мы распеваем!
— Уже обработали тебя? — заметил Федя.
— Я Ефрема Николаевича, конечно, люблю…
— Ефрема не трогай! — грозно остановил Шура. — Мы не математики, мы тебя так… набьем!
— Я его не трогаю… — примирительно сказал Андрюша. — А вы что, пришли, чтобы я смылся отсюда на фестиваль?
— Но музыка нужна человеку… — начал было рыжий Федя.
— Федя, не унижайся, пошли! — приказал Шура.
— Да что вы обижаетесь… — заныл Андрюша. — Я же не виноват, что здесь интересно…
— Федя, — строго вопросил Шура, — у тебя еще осталась во рту конфета? Свою-то я сжевал.
— Немножко!
— Выплюнь!
Федя покорно выплюнул.
И оба быстро перелезли через забор.
— Ну что? — спросил хор хором. — Он согласен убежать?
— Он не может, — объяснил Шура, — у него перелом!
— Ноги? — поинтересовался хор.
— Нет, мозгов!
— Значит, фестиваль — тю-тю… — вслух огорчился кто-то.
— Главное не фестиваль, — улыбнулся во весь рот рыжий Федя, — главное — чтобы мы росли с музыкой в душе!
Соломатин шагал по улице, ведя Тинга на поводке, и мурлыкал под нос песенку, которую он сочинял на ходу, как вдруг услышал: «Аве Мария…» — женский голос прекрасно пел Шуберта. Музыкальный Тинг поднял голову и тоже прислушался. Музыка доносилась из «Жигулей», где был включен приемник.
Соломатин подошел поближе и увидел элегантную даму, которая в полной растерянности стояла возле машины с задранным кверху капотом.
— Не заводится?
— Не заводится! Я вот водить научилась, а что внутри?… А мне за ребенком в детский сад, бабушка приехала…
— Плохо ваше дело, — сказал Соломатин. — Но если бабушка приехала… Вы ручкой пробовали заводить?
— У меня сил нет! — вздохнула дама и подала заводную ручку.
— Минуточку! — Соломатин привязал Тинга к ближайшей водосточной трубе. — Садитесь за руль! Выключите зажигание! А мы сегодня ордер получили на квартиру, трехкомнатную!
— Поздравляю! — сказала дама.
— Включите зажигание!
Соломатин один раз крутанул, другой, третий. Машина не заводилась.
— И все-таки я ее заведу! — Соломатин полез под капот. — Дайте мне ключ на четырнадцать! Выключите зажигание!
Тинг, очевидно, решил, что там, у водосточной трубы, ему плохо слышна музыка. Он ловко высвободился из ошейника, подбежал к машине, забрался внутрь и, склонив голову набок, стал внимательно слушать.
— А сколько у вас в семье человек? — Элегантная дама любезно выказала интерес к делам Соломатина. Все-таки человек чинил ей машину.
— Четверо!
— Трехкомнатную… Вам хорошо дали!
— Хорошо! — согласился Соломатин. — Тряпку, пожалуйста, а то я тут весь перемажусь!
Опять крутанул, вытер со лба пот, еще раз крутанул и крикнул:
— Да подхватывайте, черт вас побери!
И дама «подхватила» — двигатель заурчал, заработал.
— Спасибо большое! — обрадовалась дама.
— Я когда-то в армии шофером служил! — улыбаясь, сообщил Соломатин. — Вам в какой район?
Дама назвала.
— Нам там-то и дали квартиру! — воскликнул Соломатин. — Вы нас не прихватите? Я хочу кое-что смерить, надо продумать, как все оборудовать!
Как известно, ни одно доброе дело на земле не остается безнаказанным.
— Не обижайтесь! — отказала дама. — Но с собакой я не возьму. Она мне чехлы перепачкает. Еще раз большое вам спасибо! — И дама поехала за ребенком, которого ждет бабушка.
Соломатин поглядел машине вслед, вздохнул, сказал: «Привет бабушке!», обернулся, чтобы отвязать Тинга, и… замер.
На водосточной трубе висел поводок с ошейником, однако собаки не было. Ефрем Николаевич растерянно огляделся по сторонам. Тинга нигде не было видно.
Соломатин побежал сначала в одну сторону, крича: «Тинг! Тинг!», потом в другую, тоже крича: «Тинг! Тинг!»
