Пётр Киле - Восхождение

Кто это? Русская императрица Елизавета, дочь царя Петра. Так, значит, где-то здесь Екатерина, затмившая ее умом во славе.

Мы видим тех, кто привлекает взоры из зала больше всех в сию минуту, и ясно тут, кого приветствуют

В сияньи ослепительного света, сказать по правде, света Люцифера, чей взор пронзает время и сердца.

В это время Леонард услышал зов: юный граф Орсини звал его на помощь, и он унесся, не сознавая сам куда.

За ним раздался выстрел, который лишь ускорил его полет, и он оказался на палубе корабля, будто никуда не улетал. Рядом с ним стоял юноша, с изумлением озираясь вокруг.

- Граф Орсини?

- Нет, графом я стану в возрасте 27 лет.

- Значит, никогда не станете, - рассмеялся Леонард.

- Я буду вечно юн? Кажется, это лучше всякого сиятельства.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Старинный особняк с пристройками в парке. Гостиная. Сурин и граф Фредерик играют в шахматы.

Сурин, выражая разочарование:

- Пред нами не реальность, - мир теней. Приехали.

Граф Фредерик, делая ход:

- Куда приехали? Нет, сударь, этот мир теней ведь соткан из гор и вод, в которых свет играет, как в драгоценных камнях…

- То в Раю. В Аду, небось, лишь всполохи огня и тьма кромешная. Речь не о том. Пред нами не реальность, так что въехать туда нельзя, а можно лишь разрушить. Похоже, это световой объект.

Граф Фредерик:

- Пейзаж? Скорей жизнь в вечности, как есть.

- Ну, стало быть, вторгаться нам не нужно, а то погрузимся в нирвану, вместо дерзания. Какая тут премудрость?

- Но для кого-то в том весь смысл исканий.

- Как! Вы готовы здесь сойти?

- А что? Устал я и хочу расслабиться.

- Надолго ли?

Граф Фредерик, вскакивая на ноги:

- Хотелось бы иметь свободу выбора!

- Как на Земле, ее у нас скорей всего не будет.

Хрустальные люстры издают звон, дворец сотрясается.

Граф Фредерик, заметив в окна клубы дыма за утесом, где находится замок, и выбегая во двор:

- Осада!

Сурин, последовав за графом:

- Граф, куда вы? С вами я!

- Идет там настоящая война!

Дворец снова сотрясается от взрывов неслыханной мощи, может быть, с началом оползней и настоящего землетрясения. У ворот ограды первый министр и казначей; они с тревогой наблюдают за новыми клубами дыма над замком.

Граф Фредерик строго:

- Откуда вы?

Казначей весело:

- Вы живы, граф? Мы тоже!

- Вы знаете, где принц?

Первый министр выглядит моложе своих лет:

- Мы видели, как принц с началом штурма возвращался в лаборатории изъять, что нужно на случай разрушенья иль захвата одною из сторон, ведущих бой.

Граф Фредерик с недоумением:

- Так, что же, там войну ведет не принц?

Первый министр с живостью:

- К осаде замка приступили группы, вступая в перестрелки меж собою, с ракетными ударами с небес. Восток и Запад – мы меж двух огней!

Казначей с разъяснениями:

- Принц отказался от защиты замка, поскольку мощь противников способна стереть с лица земли здесь все живое.

Сурин с сожаленьем:

- Но принц бы мог испепелить всех разом, как молнией Зевс-громовержец в гневе!

Первый министр, с силой взмахивая рукой, мол, хорошо бы:

- Принц рассудил, покоя здесь не будет. Вступить в войну ударами лучей – привлечь лишь силы к тайне этой мощи, и войнам на Земле конца не будет, пока не превратят ее в пустыню.

Проносятся по горам новые оглушительные взрывы.

Граф Фредерик, опомнившись:

- Постойте! Как же вы здесь оказались, когда в осаде замок?

Казначей превесело:

- Вы живы, граф? Уверены? И я. Всех захватив в заложники, собрали нас на водонапорной башне, с тем устроили для принца западню. Когда явился он на крыше замка, по уговору бросились мы вниз. Ужасно было. Я разбилась насмерть. И вдруг очнулась я… О, радость жизни!

Показываются, по всему, советники, но старцы предстали, кто совсем юным, кто молодым, а кто моложавым.

Сурин радостно, с невольной усмешкой:

- Воистину воскресли вы из мертвых!

Внезапно грохот и сотрясения в горах смолкают, и устанавливается тишина, совершенно необыкновенная, как утренняя или вечерняя, с особым сиянием небес, все усиливающимся, как бывает и на закате.

Вместо реки и далей за нею, возникает горное озеро, сияющее алмазной чистотой глубин, с ущельями, с заснеженными вершинами и долинами, где явно обитали люди. Казалось, природа средней полосы России, воспроизведенная в одном из отсеков Золотого парусника, сомкнулась с видами Альп. Но то была страна света.

2

Берег озера с отмелью из чистейшего песка и гальки, с лесом и лугом, с гротами в скалах, нависших над водой. Аристей и феи.

Аристей оглядывается с изумлением:

- Свершилось? Да! Какая тишина, как в летний полдень в детстве лишь бывало, и вновь один я в целом белом свете?

Разрушен замок; в пламени его и парусник растаял без следа? Знакомый берег, словно бы из детства, да только россыпь драгоценных камней, - все это настоящее, иль сон? - За кустами раздается смех. - Кто здесь? А, феи! Или нимфы?

Одна из фей:

- Феи! А можем мы сойти за нимф иль муз, кому как нравится нас величать, из света сотканных богинь фантазий.

Другая фея с интимно зазвучавшим голосом:

- Отчаиваться более не нужно. Все спасены. Я тоже, Аристей!

- Княгиня, это вы? Ах, вот, кто вы! Кузина милая!

Княгиня смеется

- Скорее тетя, уж коли мать твоя - моя сестра.

- А где она? Мне свидеться бы с нею, хотя боюсь.

- В чертогах Духа света. Статс-дама иль царица, я не знаю. Но, думаю, тебя захочет видеть, гордясь тобою более всего, чем вправе ей гордиться, красоте, влекущей все сердца к мечте высокой.

Аристей справляется осторожно:

- А что же сталось с парусником, где он?

Княгиня, представшая феей:

- Дух света спас корабль, столь чудесный, что в полном восхищеньи, как дитя. Он им утешен, пребывая в горе за Землю, сотрясаемую бурей земных страстей убогих и жестоких властителей, алчущих наживы; ничтожества с оружием расправы над странами и над планетой всей.

Одна из фей:

- Ах, что за шум? Здесь праздники столь редки. Рожки и флейты, нимфы и сатиры, и вправду козлоногие мужчины. Ах, что они затеяли такое?

Княгиня смеется:

- Мне кажется, то золотая свадьба Эрота и Психеи, продолженье мистерий царскосельских, Аристей!

На колеснице с сатирами, вместо лошадей, Эрот и Психея; вокруг пляшут хариты и музы, с любопытством оглядываясь по сторонам.

Хор Муз:

- Мы вознеслись в заоблачные выси, да только, кажется, не на Олимп. Гряда ль Кавказских гор? Нет, Гималаи!

Превыше этих гор нет на Земле. Здесь солнца свет сияет бесподобно, и мир царит благоуханно-нежный, нектаром напоенный - от цветов.

Для хороводов лучше места нет, хотя здесь, мнится, острова блаженных.

Поэт, выбегая к воде:

- О, музы! Сон из детства моего? Я берег узнаю и вод сиянье, и полосы песка с цветною галькой, с порханьем бабочек и с пеньем птиц, и лес высокий в синеве небес...

Хор Муз:

- И юности пленительные грезы?

Эрот и Психея прибегают, заинтересованные происшествием:

- Превыше облаков Олимп, и боги приветствуют, Психея, видно, нас.

- Ах, нет! Я узнаю Элизиум, куда сошли и боги.

Эрот возражает:

- Нет, Психея! Бессмертные исполнены величья и жизни светлой, словно месяц май.

Психея, обращая внимание на поэта:

- Кто ж это?

Эрот лукаво:

- Тсс1 На даоса похож. Поэт в годах, но юность проступает во взгляде, в голосе, - в воспоминаньях находит, верно, юным вновь себя. И, знаешь, он не здешний, с нами прибыл, воссозданный из света, как и мы.

Поэт смеется:

- Психея! О, краса! Эрот лукавый! В прекрасный миг признания и славы. Как долог был ваш путь к возвышенной мечте, с рожденьем новым в красоте.

Я помню вас из детских сновидений и песнопений о красоте и таинствах любви, с тоской и мукой сладостной в крови и с жаждой тихой славы, как бессмертья, хотя бы имени в столетьях.

На склоне лет обрел я юность вновь, да не любовь волнует ныне кровь, хотя все свежи чувства, - но таинства природы и искусства.

Элизиум проступает отчетливей - в виде амфитеатра со сценой внизу у берега озера.

Психея с узнающим вниманием:

- Амфитеатр обширный полон весь известнейшими лицами так чудно.

Эрот смеется:

- На маскараде будто бы собрались. Иль это лишь изображенье в небе?

- А для кого? Нет, будет представленье на сцене с озером, где приводнился летучий парусник, весь золотой, влекущий взоры публики с восторгом или с тревогой, странной здесь, пожалуй.

Эрот с восторгом:

- Не диво там увидеть и Перикла с прекрасною Аспазией; Платона среди мыслителей иных эпох...